Вторая мировая: ошибки, промахи, потери - Лен Дейтон

Центр специальных операций обязан своим появлением капитуляции Франции — первоначально его целью была не разведывательная деятельность, а организация подпольных движений на оккупированной территории. Хью Долтон, возглавлявший ЦСО с момента его создания, говорил, что задача его ведомства — создание подпольных организаций, сравнимых с «движением «Шинн Фейн» в Ирландии, с китайскими партизанами и иррегулярными соединениями в Испании, оказавшими такое сильное влияние на исход кампании Веллингтона — или, будем искренни, на организации, созданные самими нацистами». Черчилль просто приказал ЦСО поджечь всю Европу.

Поджог Европы оказался делом длительным и непростым, но Уайтхолл точно загорелся. Чиновники министерства иностранных дел пришли в бешенство, узнав, что отныне не только им доверено создание шпионской сети за границей. Мензис не переставал жаловаться, что ЦСО отбивает у него людей. В действительности же пестрое сборище лингвистов, иностранцев, военных и просто искателей приключений обоего пола, завербованное в ЦСО, нисколько не походило на тех людей, которых можно было встретить в тихих коридорах ведомства Мензиса. Вероятно, в-конце концов он и сам осознал это, переключившись впоследствии на жалобы по поводу того, как щедро выделяются самолеты, деньги и корабли для ЦСО.

Когда на Эйфелевой башне затрепетал флаг со свастикой, а немецкие офицеры стали изучать содержимое винных погребов ресторана «Максим», английские политические лидеры распростились с надеждами на скорую экономическую катастрофу Германии. Теперь уже, наоборот, германская армия могла бездействовать, дожидаясь катастрофы Великобритании. И в то время казалось, что ждать ей осталось недолго.

Только в просторном здании министерства авиации Геринга в центре Берлина кипела настоящая деятельность, ибо в руководстве Германии оставались люди, считавшие, что бомбардировщикам «Люфтваффе» необходимо появиться в небе над Англией и преподать британцам последний урок.

Предстоящее сражение уже окрестил в своей речи от 18 июня 1940 года премьер-министр Великобритании. «Битва за Францию завершена, — сказал он. — Вот-вот начнется Битва за Британию…» Черчилль всегда находил верные слова. В нем нация обрела своего вождя, трибуна и летописца. Память о Второй мировой войне во многом определяется взглядом самого Черчилля на эти события. Его цветистые речи навсегда врезались в память англоязычного мира: голос Черчилля сопровождал серые поцарапанные кадры кинохроники, на которых постоянно тонули корабли, горели города и братские могилы заполнялись трупами.

И Черчилль, и Гитлер хотели постоянно держать руку на пульсе боевых действий. Гитлер взял под свой контроль Штаб вооруженных сил, ОКБ, и от его имени издавал приказы. Черчилль провозгласил себя министром обороны, предусмотрительно умолчав о том, какие это ему дает полномочия. Когда у него было соответствующее настроение, он брал на себя руководство Комитетом начальников штабов; кроме того, Черчилль имел доступ к Объединенному штабу планирования. Поскольку он был также председателем двух оборонных комитетов, по снабжению и военным операциям, в его руках, по сути дела, была сосредоточена вся государственная власть. И все же Черчиллю приходилось держать ответ перед военным советом и парламентом.

Гитлер был вегетарианцем, на дух не переносящим спиртное, бонвиван Черчилль же употреблял алкоголь в количествах, которые, по словам одного свидетеля, «можно было назвать уникальными, так как делал он это через регулярные интервалы в течение почти всего времени бодрствования». В то время как Гитлер, близорукий солдафон, становился все более одержим манией лично управлять мелкими тактическими соединениями, даже занятыми выполнением второстепенных задач, Черчилль проявил себя дальновидным «государственным деятелем», обладающим широким кругозором. Длительные переговоры о 50 устаревших американских эсминцах продемонстрировали ясность его мышления. Черчилль сказал Рузвельту, что эти эсминцы нужны ему для сопровождения атлантических конвоев, чтобы высвободить современные боевые корабли для защиты от германского вторжения. Однако истинные причины были гораздо серьезнее. Черчиллю был нужен прецедент: передача Великобритании вооружения американской армии, и без какой-либо оплаты. Даже после заключения соглашения о том, что эсминцы будут переданы в аренду сроком на 99 лет для использования исключительно на военно-морских базах, Черчилль настоял на изменении текста договора, чтобы в нем не было упоминания ни об аренде, ни об оплате. Итоговый текст гласил, что это частично «дар», а частично обмен.

И это был не только вопрос самолюбия. До лета 1940 года казначейство Соединенных Штатов неуклонно требовало доллары за каждую английскую закупку. (По закону 1934 года всем странам, подобно Великобритании отказавшимся выплачивать долги Первой мировой войны, кредит не открывался.) Британский кабинет министров столкнулся с этим мрачным обязательством, когда 22 августа 1940 года канцлер казначейства огласил на заседании свой доклад «Золотовалютные ресурсы». За первое полугодие 1940 года общие золотовалютные запасы Великобритании, включая владения в США, сократились с 775 миллионов фунтов (3100 миллионов долларов) до 156 миллионов фунтов (624 миллиона долларов). Если учесть, что Великобритания приняла на себя обязательства французского правительства, это означало, что уже к Рождеству 1940 года финансовые ресурсы страны будут полностью истощены.

В центре этого кризиса находились две схемы, выдвинутые лордом Бивербруком, энергичным газетным магнатом, занявшим пост министра авиационной промышленности. Закупки американских самолетов по первой схеме приводили к ежегодным тратам 300 миллионов фунтов, а по другой — 800 миллионов фунтов. В действительности же, как доложил кабинету министров канцлер казначейства Кингсли Вуд: «Нет никаких надежд, что у нас появятся доллары, чтобы оплатить эту сделку; больше того, даже если США поверят нам в долг, мы никогда не сможем с ними расплатиться». В заключение он выразил сомнение, что казначейство сможет изыскать 75 миллионов фунтов, необходимых до конца года.

Но Бивербрук настаивал на военных заказах в таких огромных количествах, чтобы правительство Соединенных Штатов, когда у Великобритании закончатся деньги, вынуждено было бы или оказывать помощь бесплатно, или же рисковать страшным потрясением американской экономики, в настоящее время процветавшей благодаря английским военным заказам.

Кабинет министров так и не смог прийти к определенному решению, но на самом деле это означало принятие предложений Бивербрука, так как сокращения заказов на поставку самолетов, авиационных двигателей, автомобилей и станков не последовало. Всего на ближайшие двенадцать месяцев было заказано снаряжения на 3200 миллионов долларов. Помимо этого, во второй половине 1940 года сталь стала основным грузом, доставлявшимся в Великобританию трансатлантическими конвоями.

Черчилль с тревогой смотрел на календарь. Приближались президентские выборы в США, и он очень хотел переизбрания Рузвельта. Приближалась пора американскому обществу высказать свое отношение к европейской войне, и становилось все более очевидно, что решающую роль в дальнейшем развитии событий будет играть пропаганда. Черчилль, убежденный, что американцы признают одних лишь победителей, заменил в своих обращениях «англоязычного кузена, над которым нависла смертельная угроза», на «отважного бойца, который добьет противника, только дайте ему необходимое снаряжение». И Германия, и Великобритания все больше внимания уделяли радио и печати нейтральных государств. Обложки журналов пестрели снимками солдат, а также адмиралов и генералов. Из дыма и пыли майских боев во Франции появились три звезды первой величины: Эрвин Роммель, Алан Брук и Бернард Монтгомери. Ни один из них не заслуживал того внимания, которое им уделяли. Это было признаком нового времени: все трое гораздо более искусно превозносили значимость собственной персоны, чем действовали на поле боя.

Возможно, проводимую Чемберленом в предвоенные годы политику умиротворения отчасти объясняет его убежденность в том, что в деле противостояния европейским диктаторам на Америку полагаться нельзя. «Самое благоразумное и безопасное — не ждать от американцев ничего, кроме слов», — говорил он. Посол Великобритании в Вашингтоне лорд Лотиан не предпринимал шагов, способствующих укреплению трансатлантической дружбы. Один американский писатель отозвался о нем так:

«Он был представителем старой школы британского министерства иностранных дел, с манерами эпохи мирового господства Британской империи. Шести футов и девяти дюймов роста, с выпученными глазами и усами, похожими на клыки моржа, Лотиан отличался холодным высокомерием английского аристократа. В Вашингтоне его практически ничто не интересовало: он считал его скучным провинциальным городишкой. Лотиан имел контакты исключительно с высшим светом Нью-Йорка, Ньюпорта и Палм-Бич».