Вторая мировая: ошибки, промахи, потери - Лен Дейтон

С древнейших времен итальянцам было свойственно переплывать моря и основывать там поселения. Во многих средиземноморских городах — Тунисе, Бейруте, Триполи — они превосходили численностью всех остальных европейцев, однако собственно итальянских колоний было мало. Кроме Триполитании, отвоеванной Италией в 1911–1912 годах у Оттоманской империи и переименованной в Ливию, в их число входили Эритрея и часть Сомали. Эти два клочка итальянских владений на «африканском роге» были отделены друг от друга Абиссинией, примитивной слаборазвитой монархией, которой управлял император Хайле Селассие. Основанная, по преданию, в X веке до нашей эры сыном царицы Савской, эта страна была памятна итальянцам своим городом Адуа, где в 1896 году армия итальянских захватчиков потерпела сокрушительное поражение от местных жителей.

Муссолини был полон решимости расширить свои заморские владения. Он любил высказывать вслух свое восхищение Юлием Цезарем, а в Африканской империи чувствовался вкус Древнего Рима. Муссолини лелеял мечту смыть позор Адуа и преподать абиссинцам урок, завоевав их страну. Это должно было объединить две итальянские колонии в одну большую итальянскую Восточную Африку.

Когда в 1934 году Муссолини вторгся в Абиссинию (современную Эфиопию), на его пути встали огромные озера, знойные пустыни и неприступные горы. Для того чтобы одержать победу над босоногими абиссинцами, вооруженными одним холодным оружием, итальянская армия использовала бомбардировщики — первым подвергся налету город Адуаа — и даже отравляющие газы.

Воспользовавшись тем, что весь мир возмущен зверствами итальянцев, Гитлер ввел войска в демилитаризованную Рейнскую область, положив этим начало военным экспансиям, приведшим в конце концов к Второй мировой войне. По мере того как воинственные устремления Гитлера все возрастали, остальные великие державы начинали добиваться дружбы с Муссолини. Попытка лишить Италию нефти была сорвана Соединенными Штатами, опасавшимися, что подобный удар итальянской экономике приведет к коммунистической революции.

Победа в Африке помогла Муссолини заработать огромную популярность у своего народа, но нажила ему многочисленных врагов за границей. Мир был готов терпеть его политические эксперименты дома, но он испытывал тошноту при виде картин отравленных газами и разбомбленных деревень. Однако международное осуждение еще больше сплотило итальянский народ вокруг Муссолини. Король Италии был провозглашен императором, и папа преподнес его супруге золотую розу.

Следующей авантюрой, в которую ввязался Муссолини, была отправка войск на помощь националистам Франко, ведущим гражданскую войну в Испании. В Великобритании и Франции эта бескомпромиссная война представлялась как уничтожение демократии фашистскими силами Франко, олицетворявшими зло, однако в настоящее время вердикт истории по поводу Гражданской войны в Испании не столь однозначен. Муссолини, отождествленный с правыми экстремистами, оказался в изоляции, но для него война в Испании была лишь очередным приключением. Он говорил своему зятю графу ди Чиано, министру иностранных дел Италии, что эта война поможет закалить характер итальянского народа. «Когда с Испанией будет покончено, я придумаю что-нибудь еще», — пообещал Муссолини.

Вероятно, Муссолини повадился читать победные реляции в собственной прессе — болезнь, от которой не лечат даже в Голливуде, — и в конце концов уверовал в то, что под его началом находится могучая военная машина. 30 ноября 1938 года Чиано намекнул фашистскому парламенту о вековых чаяниях Италии. Этого оказалось достаточно для того, чтобы депутаты вскочили с мест с криками: «Корсика, Тунис, Ницца!» — к чему в Париже отнеслись крайне неодобрительно. Вероятно, это примирило французских избирателей с декларацией о дружбе между Францией и Германией, подписанной неделю спустя.

Как это выяснили еще древние римляне, Средиземное море — недружественный водоем. Даже в период наивысшего расцвета Римской империи Итальянский полуостров постоянно подвергался нападениям. Муссолини выбрал Абиссинию, а это была не лучшая цель для захвата, ибо она находилась далеко и путь к ней лежал через Суэцкий канал, ревностно оберегаемый англичанами. Другое колониальное владение Италии, Ливия, находилось на противоположном берегу Средиземного моря, судоходство в котором могли сделать весьма опасным Королевский и Французский флоты.

Бисмарк как-то сказал, что у Италии хороший аппетит, но плохие зубы. Один историк добавил, что Муссолини «вложил много сил в национальную стоматологию». Это так, но созданные им протезы оказались красивыми, но непрочными.

Несмотря на то что Муссолини удалось впихнуть Италию в современный мир, она оставалась бедной, отсталой страной: ее нельзя было назвать ни процветающей, ни даже промышленно развитой. Промышленность Италии полностью зависела от импортируемого сырья: нефти, угля, железной руды. Географическое положение Италии, с протянувшимся вдоль всей страны позвоночником из горных хребтов, создавало трудности в сообщении даже в мирное время. Всем было очевидно мастерство итальянцев в проектировании и новых технологиях; итальянские кораблестроители оставались непревзойденными. Однако гениальность и сила не всегда идут рука об руку. За исключением нескольких образцово-показательных частей, итальянская армия не была механизирована. Военно-воздушные силы состояли в основном из устаревших бипланов. Самое сильное впечатление из родов войск производил военно-морской флот, но все же нечего было и думать о том, чтобы он смог противостоять объединенным морским силам Великобритании и Франции.

В июле 1938 года на модернизацию итальянских вооруженных сил было выделено 5 миллиардов лир. Началось строительство двух новых линкоров, были созданы образцы монопланов. Однако войны — даже маленькие — стоят денег. Война в Абиссинии стоила 13 миллиардов лир, и оккупационные войска насчитывали 300 тысяч человек. Вмешательство в гражданскую войну в Испании потребовало списания множества танков и самолетов, и там по-прежнему оставалось 50 тысяч итальянских солдат. Муссолини требовались деньги, и он выжимал их из налогоплательщиков. Военный энтузиазм итальянцев начинал понемногу угасать, хотя вслух мало кто жаловался, опасаясь тайной полиции.

Когда в 1939 году война в Испании уже близилась к концу, Муссолини придумал «кое-что еще». Практически без предварительной подготовки он отправил войска в Албанию, маленькое королевство, находившееся напротив каблука итальянского сапога на противоположном берегу Адриатического моря. Оккупация не потребовала много сил: Албания с 1934 года являлась итальянским протекторатом.

К этому времени западные державы уже стали считать Италию близким партнером гитлеровской Германии, и почти такой же опасной. Муссолини считал фюрера своим единственным союзником, который позволит ему продолжать политику избирательной агрессии. Гитлер с готовностью стал сообщником Муссолини, однако собственные планы он хранил в тайне до тех пор, пока не приходили в движение войска. По мере того как один кризис следовал за другим, Муссолини начинал все более и более опасаться, что союзник втянет его в крупную войну, к которой Италия была не готова. Именно Муссолини больше всех трудился над составлением Мюнхенского соглашения, которое дало Гитлеру все, чего он хотел, и в то же время позволило избежать войны. Когда западные державы решительно выступили против притязаний Гитлера на Польшу, Муссолини стал призывать своего партнера действовать осторожнее. 12 августа 1939 года он отправил Чиано для переговоров с фюрером, состоявшихся в местечке Бергхоф неподалеку от Берхтесгадена в Баварии. Чиано встретили крайне холодно, и он с ужасом осознал, что Германия намерена напасть на Польшу во что бы то ни стало.

«Гитлер ведет себя очень любезно, но и он также непоколебим в своем решении. Он говорит в просторной гостиной своего особняка, стоя перед столом, на котором разложены карты. Фюрер демонстрирует настоящие глубокие познания военного дела. Он говорит очень спокойно и начинает волноваться только тогда, когда советует нам как можно скорее нанести Югославии coup de grace[45]. Я сразу же понимаю, что сделать больше ничего нельзя. Гитлер принял решение нанести удар, и он его нанесет».

На следующий день Чиано докладывал Муссолини в Палаццо Венеция:

«Доложив ему о том, что произошло, я также высказал собственные оценки сложившейся ситуации и вовлеченных в нее людей. Я вернулся в Рим, переполненный чувством отвращения к немцам, к их вождю, к их подходу к делу. Они предали нас, они нам лгали. А теперь они втягивают нас в авантюру, которая нам не нужна, которая запятнает наш режим и всю страну».