Лабиринты чувств - Дубровина Татьяна

— На себя надо, девушка, — отстранила ее разбитная бабенка с таким же, как у Юльки, пакетом и привычно потянула на себя скрипучую дверь…

Говорят, на миру и смерть красна…

Рядом с уверенной бабенкой Юльке сразу стало легче, словно сил прибавилось. И она пошла вслед за ней по узкому темному коридору.

Они успели как раз вовремя. Строгая фельдшерица в зеленом халате проверяла женщин по списку.

— Синичкина! — выкрикнула она. — Вместо Мазуровой. Есть Синичкина? Нет? Вычеркиваю…

— Меня запишите! — тут же выскочила вперед разбитная бабенка.

— Я здесь, — сказала Юлька. — Я Синичкина.

А бабенка просто испепелила ее взглядом. Пожалела, видно, что помогла справиться с дверью. Пусть бы колупалась там Синичкина. Пока бы доползла, а местечка-то и нет! Кто не успел — тот опоздал.

— За мной, — скомандовала фельдшерица и пошла дальше по длинному коридору.

Женщины гуськом двинулись за ней.

— Переодеваться здесь, — велела она, заведя их в просторную комнату. — Одежду сдать кастелянше.

Все распределились по стульям и стали торопливо стягивать с себя одежду.

Юлька тоже надела ночнушку, халат, натянула носки, сунула ноги в тапочки. И сразу почувствовала себя бедной сироткой…

Из-под короткого халатика торчит длинный подол с нелепыми горошинами. А носочки с Микки-Маусом eщe нелепее смотрятся на худых голых ногах… И уютный домашний помпон на тапках выглядит здесь просто дико…

— Часы, золото снять, — велела старенькая кастелянша. — Если кто с собой возьмет что-то ценное, имейте в виду мы ответственность не несем.

Юлька хотела сказать про пейджер, но смолчала. А вдруг велят оставить?

— Женщины, в процедурную. Потом на осмотр, — oглядев нестройную шеренгу, велела фельдшерица.

Юлька не смотрела на своих товарок по несчастью. Пока они замешкались, она вышла вперед и шагнула в процедурку первой.

И перед врачом она тоже оказалась раньше всех.

О Господи… опять надо отвечать на кучу унизительных вопросов.

— Сколько лет?

— Двадцать пять.

— Беременность первая?

— Да.

— Так тебе рожать пора.

И что это все так любят совать свой нос в чужие дела? На все случаи у них готовые советы…

— Место работы?

— Я журналистка.

— Я спрашиваю не профессию, а где работаешь.

— Везде.

— Так не бывает.

— По договору.

— А… понятно… вольная птичка…

И нее-то им понятно! Какие понимающие!

— Замужем?

— Нет.

— Ясно.

Ну, хоть здесь обошлись без уточняющих вопросов…

— Хронические болезни? Аллергия? Давай руку, измерим давление…

Интересно, у них стиль такой, со всеми общаться на «ты»? Или это только Юльку они не удостаивают более вежливого обращения?

— Поставь градусник. Какая температура? Нормальная? Все. Свободна. Следующий.

Юлька встала из-за стола, шагнула к двери…

И тут в ее пакете запищало надрывно и требовательно… Пейджер!

Сердце ухнуло вниз и остановилось. Замерло в ожидании… Вот оно — чудо!

Квентин приехал! Успел в последний момент! Выдернул ее из этого кошмара!

Ей больше не надо никуда идти! Все отменяется! Сейчас она снимет этот сиротский халат, переоденется и помчится к нему…

Кончились страхи, мучения, метания… Конец сомнениям… Все опять будет, как прежде…

Юлька счастливо улыбнулась… даже рассмеялась… И достала из пакета пейджер.

— Это еще что? — напустилась на нее нянечка. — Сказали же: не положено!

Но Юлька не обратила на нее внимания. Она быстро нажала кнопочку, и на экране высветились строчки сообщения: «Синичкина, позвони шефу насчет эфира. Костя».

Улыбка сползла с лица… Только кривая глуповатая усмешка застыла на губах.

Мир опять рухнул вниз, и померкли краски. Остался только жуткий, грязно-зеленый цвет. Цвет масляной краски, которой были выкрашены стены…

Как тяжело расставаться с последней надеждой… Словно поманили чем-то несбыточным, посулили золотые горы, а потом внезапно обманули…

— Дай сюда! — выхватила у нее пейджер нянечка. — Будешь там людей беспокоить! Небось не одна в палате, женщинам отдыхать надо…

— Не буду, — сказала Юлька. — Я его отключу. Это по работе…

Но нянька, как изъятую с места преступления улику, сунула пейджер врачу.

— Эфир… Это что?

— Телевидение, — безучастно ответила Юлька.

— Так звони.

Все-таки магически действует на людей одно упоминание о ТВ…

Юлька машинально набрала номер:

— Андрей Васильевич? Уже прошло по «Орбите? Звонили? Спасибо…

Шеф проглотил обиду и теперь искрение поздравлял. Владивостокцы уже отсмотрели Юлькину передачу и были в полном восторге, начальство тоже…

Но это Юльку ни капельки не трогало…

— Почему? Я рада… — кисло выдавила она. — Но приехать не могу. Я в больнице. У меня просьба: запишите мне кассету.

Слышно было, как заволновались вокруг шефа все, кто толпился в редакционной комнатке…

— Ничего страшного, — успокоила Юлька. — Давление подскочило… Да, надо больше отдыхать… Вы совершенно правы…

Надо же, именно в тот момент, когда по телевизору будет идти ее первая большая авторская передача, она будет лежать на операционном столе…

Ирония судьбы…

В глазах у врача теперь ясно читалось уважение.

— Хотите, я скажу хирургам, чтобы вас взяли первой? Ждать всегда хуже.

Юлька помотала головой:

— Нет, спасибо… Я еще не готова… Мне надо собраться …

Она взяла протянутый врачом пейджер, выключила и бросила в пакет.

Вот теперь ей надо все-таки решиться и шагнуть за последнюю дверь. И дорога назад будет отрезана…

А Квентин живет себе и в ус не дует. Не страдает, не волнуется. У него все в порядке, все о’кей, как и положено добропорядочному американцу…

Ах, Квентин… Венечка… Если бы ты только знал, через сколько кругов ада вынуждена теперь пройти твоя бывшая возлюбленная…

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Я вдаль по ветру стрелу пустил, —

Взвилась, умчалась, и след простыл.

И верно: догонит ли взгляд стрелка

Стрелу, улетевшую в облака?

Я вдаль по ветру песню пустил, —

Взвилась, умчалась, и след простыл.

И точно: какой уследил бы взгляд

За песней, пущенной наугад?

Я эту стрелу через год нашел

В лесу далеком вонзенной в ствол.

И песню мою после всех разлук

От слова до слова пропел мне друг.

Генри Уодсворт Лонгфелло

Глава 1

НАРКОЗ

За окнами стояла июльская жара, а Юльку знобило. Она поплотнее запахивала полы халатика, как будто это могло помочь. Сюда бы дальневосточную медвежью шкуру, завернуться бы в нее, как в кокон…

Кажется, эти затхлые коридоры никогда не просыхают: вон, на давно не беленном потолке желтеют и пузырятся разводы от вечной влаги.

Какая злая ирония в том, что заведение называется роддомом! А женская очередь, которая тут выстроилась, единодушно хочет одного: избавиться от будущих детей.

Может, где-то в другом крыле или на другом этаже кто-то и рожает, но там, видимо, начинается уже какой-то иной мир полный светлых и радостных ожиданий.

А впрочем, ведь и там, должно быть, так же зябко и промозгло. Брр! Даже воздух кажется несвежим и застоявшимся.

Наверное, роженицы каждый раз умоляют, чтобы их поскорее выписали домой вместе с их маленькими агукающими кулечками, перевязанными розовыми и голубыми лентами…