Тау - Лана Тихомирова

— А что невежливого-то? Я сама предложила, да и быстрее так будет!

Эток забрался мне на руки и мы достаточно быстро спустились вниз, нас уже ждали друзья.

— Эток, скотина. Госпожа еще не успела освоиться, а ты уже на руках сидишь, это не вежливо! — разразился гневной тирадой Тамареск. Эток посмотрел на меня скептически: "Я же говорил!" и спрыгнул с моих рук.

Весь оставшийся день мы гуляли большой компанией по узким маленьким улочкам, нигде меня не оставляла навязчивая странная и приятная мелодия звона железных подошв и камней. Меня не покидало чувство радости и счастья. Можно сказать, что за всю свою жизнь я не была такой доброй, и уж точно мне никогда так ни нравилось мое такое состояние. Мне было по-настоящему хорошо. Я где-то вычитала, про чувство "Правильно", теперь я знала, что это.

Правильно, это когда в огромном парке дорожки засыпаны прозрачно-белесым речным песком. Правильно, это когда, в ветвях деревьев поют какие-то птицы. Правильно, это когда, можно прислониться с стене дома не с солнечной стороны и почувствовать тепло.

Правда, сначала меня очень напугали жуки. Их было не много, но поверьте мне: мокрица размером с Мерседес "брабус" — это вам не тест Роршаха, в смысле, не самое простое испытание для психики. Мокрицы были, пожалуй, самыми малыми формами местной насекомой фауны, были еще гусеницы, размером с икарус с гармошкой, и черви. О, черви!

Мы выходили из парка, когда Михас велел всем остановиться. Мы встали и из-под земли, задрожавшей, как при землетрясении, показалась огромная кишка. Кишка была чуть-чуть морщинистая, кожистая. Из нее спокойно вышли люди, некоторые прохожие зашли, после чего кишки убралась под землю.

— Что это было? — трясясь спрашивала я.

— Червь.

Гениально! А то я не поняла!

— Что в нем делали люди? — уточнила я.

Меня слегка покачивало, Тамаеск взял меня за плечи и усадил на ближайшую скамейку.

— Это долгая история, — начал он, — Недалеко от ФОЛМиТа раньше жил Черный колдун.

— Я знаю, я его придумала, и черные земли тоже.

— Эти земли уже не черные, — подолжил Гай, — Там теперь живет Уш — древний бог, тьма там почти рассеяна, земли принадлежат ФОЛМиТу. Не так давно, меньше года назад, выяснилось, что там водятся гигантские насекомые. Умельцы смогли их приручить и возить в их подкожных мешках людей.

— Это безопасно? — спросила я.

— Абсолютно, — авторитетно заверил Михас, — особенно если жук не голоден. Если он голоден, он может пустить пищеварительный сок в подкожную область, в природе они хранят там запасы еды. Но для человека это не страшно.

— Стоп! А мы это ловить будем???? МЫ НА ЭТОМ БУДЕМ ПУТЕШЕСТВОВАТЬ?! — я сорвалась на панику. Паникую я всегда одинаково: подтягиваю колени к подбородку и смотю в даль, молча.

— Ну, да, — нашелся первым Тамареск.

— Госпожа, милая вы наша, не беспокойтесь, — Эток (вот, что значит КОТ), как-то незаметно подлез под руку и учал на груди, — не беспокойтесь.

— В любом случае, лучший способ избавиться от боязни высоты, это залезть на эмпайр стэйт билдинг, — сказала я, поднимаясь.

— Что, простите? — не понял пытливый Михас.

— Я говорю: пойдемте прокатимся на ваших жуках, — я выдавила из себя улыбку.

— Вас всю трясет, в таком состоянии нельзя кататься, — протестовала Таура, — Жук может разволноваться и исторгнуть вас.

Я покатилась со смеху:

— Нет, быть "исторгнутой" я не хочу! Тогда идемте к реке, мосты меня всегда успокаивают.

— Тут есть прекрасный мост недалеко, — расплылся в улыбке Гай, — Мост разбитое сердце. Есть городская примета, что если, загадать за час до заката желание, то личная жизнь пойдет на подъем.

— А если я загадаю миллион монет, или большой дом? — спросла я.

— Не знаю, — пожал плечами Гай, — но личная жизнь все равно пойдет в гору.

— До заката час двадцать, идти тут минут пять. Успеем на мосту постоять, — сказал Михас.

— А тебе, чудесник, вообще туда нельзя! — изрек Гай.

— Это еще почему?!

— Где ты будешь брать столько денег для своей семьи. Если каждый год будешь плодить по тройне?!

— Найду. Прокомить я их всегда смогу, — улыбнулся Михас и сотворил каждому по мороженому.

Мост был шикарен. Поражала даже не ширина и не тонкая легкость кованой ограды, а особый рисунок мостовой. Мелкие красные камушки выложены были мозаикой, разбитые сердца бисером раскатились по мосту.

— Какая прелесть! Я не смогла бы придумать лучше! — воскликнула я.

Мы стояли на мосту лицом на закатное червонно-золотое солнце, чувствовалось что мы части соместного целого. Мне нравилось находится среди этих людей, на этом мосту, это было хорошо и правильно. Рыба плескалась в реке, радуя нас золотыми боками. Как-то внезапно для себя я заметила, что стою на мосту одна, все куда-то делись. Я оглянулась и увидела слева от себя Тамареска. Он еще не знал, что все остальные нас бросили.

В лучах закатного солнца он стал похож на льва. Темные волосы приобрели рыжеватый оттенок, на губах играла какая-то улыбка, то ли радостная, то ли просто умироворенная. Он почувствовал мой взгляд и обернулся, с минуту смотрел на меня, потом подошел и сказал:

— Если бы я был художник, то вместо вашего портрета, я нарисовал бы наше Солнце.

Комплемент я оценила, он был вполне в моем вкусе, расценивать его можно было как хочешь.

— Спасибо, — сказала я, — а вы на льва похожи, в вас сила есть!

ЧТО!???? Это я говорю?! ЧТО это я говорю?!

Тамареск наклонился к моему уху и тихо пошептал:

— Идемте.

Мы сошли с моста, где нас уже ждали друзья.

С меня мгновенно слетела поволока романтичности.

— Мост волшебный? — сурово спросила я у Гая.

— Да, — улыбнулся он.

— Ну да… Я так и поняла. Тамареск, у вас нет желания начистить господам рыльца?

— Есть, и еще какое.

— У меня тоже.

— Ой, ладно. Раскаиваемся, раскаиваемся, — хохотал Михас.

Пришло время ехать домой на жуке. Мы дождались в специально отведенносм месте зеленого в красную полосочку жука. С боку головы у гесеницы были какие-то жабры, Михас пояснил, что это второрты. Перворот находился там, где и у всех. В перворот гусеница ела, во второрты закладывала запасы еды. Из второтов повалил народ. Потом пришло наше время заходить. Мы зашли, каждый отдал по монете, Тамаеск две, и за меня тоже. Ходить под кожей у гусеницы было странно: как будто ты ходишь по полусдувшемуся матрасу для плавания.

— Просьба занять свободные скамейки! — крикнул возница.

Мы сели на скамью и спиной прислонились к оболочке пищеварительного тракта гусеницы. Возница прошел в конец "салона" и взял обычную метлу, из мягких прутьев. И легко стал "подметать" гусенице кожу. Она стала на лапы и побежала.