Я вернусь через тысячу лет. Книга 1 - Исай Давыдов

– Может, и так! – Марат вздыхает и снова вскакивает с кресла. – Но я уйду к ним! Не вижу для себя другого выхода.

Звонит предупредительный звонок, и Марат уходит к дверям – встретить гостя. Им оказывается Михаил Тушин. Увидев меня, он улыбается неожиданно радостно, как старому знакомому, хотя мы с ним впервые видимся близко.

И от этой широкой улыбки разглаживаются суровые складки на его лице, и оно становится совсем молодым – таким, каким я помню его по первым фотографиям, увиденным мною в детстве. Марат пытается представить ему меня. Но Тушин смеётся и машет рукой.

– Я знаю о нём всё, Марат, – говорит он. – Наверно, я знаю о нём даже больше, чем он сам о себе знает.

Я удивлённо и вопросительно гляжу на Тушина, но он как бы не замечает моего взгляда.

Мы выдвигаем из угла ещё одно прозрачное кресло – для гостя, и Марат ставит на столик ещё одну мягкую запотевшую бутылку холодной тайпы.

– Нравится вам тайпа, ребята? – спрашивает Тушин. Его крепкие широкие загорелые пальцы привычно стягивают колпачок с эластичного горлышка.

– Что не нравится, того не пьём, – отвечает Марат.

– Пищевикам повезло, – произносит Тушин. – Они здесь первые начали работать творчески. А вы небось уже клянёте эту планету? Ещё бы – изобретателю здесь приходится быть, по существу, слесарем-монтажником. А талантливому археологу – преподавать историю в школе… Так, ребята?

– Мы же понимаем! – Я пожимаю плечами.

– И всё-таки – обидно?

– Обидно не это! – говорит Марат.

Вежливая улыбка встречи уже стёрлась с его лица, и тёмные глубокие глаза его снова глядят напряжённо и неподвижно.

Тушин тоже перестаёт улыбаться и, опустив голову, тянет из горлышка тайпу. Лицо его сразу стареет, и резкие складки на лбу и возле губ набегают одна на другую.

Я вдруг вспоминаю про Чанду. На Земле она всюду была рядом с Тушиным. Даже телевизионных интервью он не давал без неё. А здесь с тех пор, как мы прилетели, я не видел её и ничего о ней не слыхал. Ни слова. Почему?

Хочется спросить об этом, но что-то мешает. Может, если бы мы были с Тушиным вдвоём, я бы спросил. А сейчас не могу.

– Мы говорили на Совете о твоём предложении, Марат, – тихо произносит Тушин. – Это, видимо, преждевременно. Потому что связано с большим риском. Но, если ты твёрдо решишь идти, отпустим.

– А почему вы считаете, что преждевременно? – Марат напряжённо, не мигая, смотрит на Тушина.

– Потому что мы не можем пока предложить им помощи, доступной их пониманию. Мы дали бы им катера для ловли рыбы, но их невозможно научить управлению катерами. Мы дали бы им оружие для охоты, но оно сейчас же обернётся против нас. Мы стали бы их лечить, но они не будут у нас лечиться, они не доверяют нам. Единственное, что доступно их пониманию – это скот, пища. И с этого мы и начнём. Но пока нам самим не хватает скота. Мы ведь не так давно прилетели…

– Вы думаете, если мы дадим им пищу, мы ускорим их прогресс? – снова спрашивает Марат. – Ведь борьба за пищу – единственный двигатель их развития. А мы его отнимем. Что они будут делать, получив вдоволь пищи? Кем станут? Паразитами?

– Что же ты предлагаешь?

– Может, сначала научить их работать? Пахать землю, сеять хлеб, приручать животных… Чтобы сытость не была для них подачкой. Чтоб была конкретным результатом труда.

– Но ведь для этого надо к ним подойти, надо завоевать их доверие! При их враждебности и их интеллекте это означает – надо им что-то дать.

– Вы простите меня, Михаил, – говорит Марат. – Но вы хотите подойти к ним со взяткой. А может, их интеллект выше, чем мы думаем? Может, к ним можно идти без этого?

– Я и чувствую, что ты хочешь попробовать. – Тушин вздыхает. – А нам жалко тобой рисковать. Мы слишком многим рискнули, сев в корабли. И поэтому сейчас стараемся не рисковать. Без самой крайней необходимости.

– Вот я её и осознал!

Тушин усмехается.

– Тогда, выходит, и я должен был давно осознать её?

– Почему? – жёстко спрашивает Марат.

«Зачем он спрашивает? – с ужасом думаю я. – Ведь это явно о Чанде!»

Тушин удивлённо смотрит на Марата, потом переводит такой же удивлённый взгляд больших серых глаз на меня.

– А вы разве не знаете, ребята?

– О чём? – не понимая, слепо и упрямо думая о своём, спрашивает Марат.

– О Чанде.

Мы с Маратом не знаем. Хотя теперь уже всё понятно.

– Когда это случилось? – тихо спрашиваю я.

– Почти два года назад.

– И тоже в лесу?

– На ферме. Чанда была микробиологом. Часто летала на ферму.

– А вообще-то они стреляют в мужчин?

– Да, – отвечает Тушин. – Когда рядом нет женщин. У них совершенно чёткая задача: прекратить род, истребить племя. Они стреляют даже в детей. Они удивительно логичны и последовательны в выполнении своей задачи.

– Но хотя бы по радио, – спрашиваю я, – им пытались объяснить, что мы вовсе не те, кто уничтожил их остров?

– Много раз!

– И никакой реакции?

– Только обратная. После каждой радиопередачи где-то летят стрелы.

– А ведь это смелое племя! – говорит Марат. – Просто отчаянно смелое! Они же понимают, что мы сильнее.

– Они считают, что им некуда отступать, – поясняет Тушин. – Все ра, которые остались у нас, говорят одно и то же. Племя слишком долго отступало перед другими племенами. Больше отступать некуда. Они решили драться до конца. Тут особый случай, ребята. Нам просто не повезло. Мы попали в цепную реакцию жестокости. Кто-то её начал – мы обязаны кончить. Жестокость всегда даёт цепную реакцию… И далеко не всегда она приводит к виновникам. Чаще страдают невинные. Ещё если бы эти ра не были нашими соседями, не видели нашу жизнь, не убивали нас, мы могли бы прийти к ним по-хорошему и учить их работать. Так, как сказал Марат. И с другими племенами мы так и сделаем. Этих же остаётся только задобрить и задабривать без конца.

– И тогда они станут наглыми, отвратительными паразитами, – в тон Тушину продолжает Марат. – Ничем другим они не могут стать, если мы дадим им прежде всего сытость.

Тушин усмехается, качает крупной круглой головой, которая крепко, как влитая, сидит на короткой шее.

– Мы же дадим им не только сытость, Марат! Мы дадим им образование, удобства, медицину, культуру.

– Они не поймут удобств! – Марат снова вскакивает с кресла и нервно шагает по комнате. – Они способны оценить только те удобства, которые сделаны их руками. Пусть по нашей мысли, но их руками! Им не нужна будет культура, если за неё не будет выдаваться лишний кусок. Ведь потребность в культуре воспитывается веками, передаётся из поколения в поколение. Даже в великом двадцатом веке, в культурнейших странах мира миллионы грамотных людей прекрасно обходились без книг и газет. И не испытывали потребности. Потому что им не платили за это. Так то был двадцатый век! А мы имеем дело с пещерным человечеством. Все земляне прекрасно знают, что нашу милую Ра удалось обучить грамоте. Но все также знают, что она не берёт в руки книг. Знания ещё не родили потребность. Я убеждён: к культуре их можно привести только через труд. Труд ради пищи. Культурнее труд – больше пищи. Культурнее быт – больше сил для работы. На это уйдёт жизнь не одного поколения. Но в конце концов это даст людей, способных воспринять нашу культуру. И затем создать свою. И сытость должна быть для них наградой за этот долгий и трудный путь. Мы можем сейчас дать сытость маленьким детям, старикам. Но если мы для начала дадим сытость всему племени – мы развратим и погубим его!