Мистер Мерседес - Стивен Кинг

– Я это сделал, мама, – говорит он. – Провернул. И ты мне помогла. Только в моей голове, но… – Полностью он в этом не уверен. Может, мама действительно напомнила ему вновь запереть дверцы автомобиля жирного экс-копа. Он про это забыл. – В любом случае спасибо, – смущенно заканчивает он. – Спасибо за все. И мне очень жаль, что ты мертва.

Глаза смотрят на него.

Он тянется к ней – нерешительно – и подушечками пальцев закрывает ей глаза, как иногда делают в кино. Несколько секунд все хорошо, потом веки медленно поднимаются – и глаза снова смотрят. Во взгляде читается: «Ты-убил-меня-красавчик».

У Брейди портится настроение, он накидывает на лицо матери покрывало и идет вниз. Включает телевизор, думает, что хотя бы один из местных каналов ведет трансляцию с места взрыва, но ничего такого нет и в помине. Это раздражает. Разве они не поняли, что в автомобиле взорвалась бомба? Вероятно, нет. Вероятно, куда важнее Рейчел Рэй, которая готовит свой знаменитый гребаный мясной рулет.

Он выключает ящик для идиотов и спешит в командный пункт, произносит хаос, чтобы включить компьютеры, и тьма, чтобы предотвратить запуск программы самоуничтожения. Он танцует, выбивая чечетку, потрясает сжатыми кулаками над головой и поет – во всяком случае, те строки, которые помнит – «Динь-дон-дет, ведьмы больше нет», только вместо ведьмы вставляет копа. Он рассчитывает, что от этого настроение у него улучшится, но напрасно. Где-то между длинным носом мистера Бисона и уставившимися в одну точку глазами матери хорошее настроение, удовлетворение от сделанной на совесть работы, ощущение, что он славно потрудился, ушли, не попрощавшись.

Не важно. Грядет концерт, и к нему нужно подготовиться. Металлические шарики, ранее засыпанные под подкладку жилетки, теперь в трех майонезных банках. Рядом стоит коробка с глэдовскими пищевыми пакетами, каждый объемом в галлон. Их он и начинает наполнять шариками (но не под завязку). Работа его успокаивает, настроение постепенно улучшается. А потом, когда дело подходит к концу, раздается пароходный гудок.

Брейди, хмурясь, поднимает голову. Это особый сигнал Номера три. Он означает, что ему пришло сообщение на сайте «Под синим зонтом Дебби», но такое невозможно. Единственный человек, с которым он общался под «Синим зонтом», – Кермит Уильям Ходжес, он же жирный экс-коп, он же навсегда ушедший от нас детпен. Над иконкой «Синего зонта» появилась цифра «1» в маленьком красном круге. Брейди кликает ее. Смотрит в испуге, широко раскрыв глаза, на сообщение на экране.

кермит_лягушонок-19 хочет с тобой поговорить!

ты хочешь поговорить с кермит_лягушонок-19?

ДА НЕТ

Брейди хотел бы поверить, что это сообщение пришло вчера вечером или сегодня утром, до того как Ходжес вышел из дома, но не может. Он слышал, как оно поступило.

Собрав храбрость в кулак (потому что увиденное на экране пугает куда больше, чем уставившиеся в одну точку глаза матери), он кликает «ДА» и читает:

Ты облажался.

:)

И вот что тебе надо запомнить, говнюк: я – как твое боковое зеркало. Знаешь, в нем ОБЪЕКТЫ БЛИЖЕ, ЧЕМ КАЖУТСЯ.

Я знаю, как ты попал в ее «мерседес» безо всякого ключа парковщика. Но ты мне поверил, так? Конечно, поверил. Потому что ты говнюк.

У меня есть список краж из автомобилей в 2007–2009 годах.

У меня есть и другая информация, которой я не хочу делиться с тобой сейчас, но кое-что все-таки скажу: PERP – не PERK.

Почему я тебе все это пишу? Потому что уже не собираюсь ловить тебя и сдавать копам. Зачем? Я больше не коп.

Я просто тебя убью.

До скорой встречи, маменькин сынок.

В шоке, не веря своим глазам, Брейди вновь и вновь возвращается к последней фразе.

На негнущихся ногах, словно на ходулях, идет к чулану. Внутри, закрыв дверь, кричит и молотит кулаками по полкам. Вместо собаки ниггерской семейки он убил мать. Это плохо. Но теперь вместо копа он убил кого-то еще, а это гораздо хуже. Возможно, ту самую блондинистую суку. Блондинистая сука надела шляпу детпена по какой-то странной причине, понятной только блондинкам.

В одном Брейди уверен: в этом доме он больше не может чувствовать себя в безопасности. Возможно, Ходжес дурит ему голову, утверждая, что он близко, но, может, и нет. Он знает об Изделии два. Он знает о кражах из автомобилей. По его словам, знает и другое. И…

До скорой встречи, маменькин сынок.

Надо отсюда выметаться. Быстро. Однако до отъезда предстоит кое-что сделать.

Брейди идет наверх, в спальню матери, не обращая внимания на тело. Спешит в ванную. Роется в ящиках туалетного столика, пока не находит электрическую бритву «Леди шик». Приступает к работе.

Ходжес вновь в допросном кабинете номер четыре – ДК-4, его счастливом, – но на этот раз по другую сторону стола, лицом к Питу Хантли и его новой напарнице, рыжеволосой красотке с туманно-серыми глазами. Допрос больше похож на беседу коллег, но это не меняет основных фактов: взорван автомобиль, и погибла женщина. Еще один факт: допрос есть допрос.

– Это как-то связано с Мерседесом-убийцей? – спрашивает Пит. – Как думаешь, Билли? Я хочу сказать, очень даже вероятно. Потому что жертва – родная сестра Оливии Трелони.

Вот так: жертва. Женщина, с которой он спал на том этапе жизни, когда уже и не думал, что такое возможно. Женщина, которая смешила его и успокаивала душу. Женщина, которая на пару с ним участвовала в последнем расследовании, как раньше – Пит. Женщина, которая морщила нос и передразнивала его ага.

И чтобы я никогда не слышал, что ты называешь их жертвами, говорил ему Фрэнк Следж в стародавние времена… но теперь приходится с этим мириться.

– Не представляю себе, как такое возможно, – мягко произносит Ходжес. – Я понимаю, как это выглядит, но иногда сигара – это просто сигара, а совпадение – совпадение.

– Как вы… – начинает Изабель Джейнс, потом качает головой. – Это неправильный вопрос. Почему вы с ней познакомились? Вы самостоятельно расследовали бойню у Городского центра? – «Изображали дядюшку по-крупному», вот что она не решилась сказать, возможно, из уважения к Питу. В конце концов, они допрашивали давнего друга Пита, толстяка в измятых брюках, запачканной кровью белой рубашке и со съехавшим на широкую грудь узлом завязанного утром галстука.

– Как насчет стакана воды, прежде чем мы начнем? Я все еще потрясен случившимся. Она была такой милой женщиной.

Джейни была для него гораздо большим, чем просто милой женщиной, но хладнокровная часть его рассудка, которая – на данный момент – удерживает под замком горячую часть, говорит, что это правильный путь, тропа, которая выведет его ко всей истории точно так же, как узкий съезд выводит на четырехполосное шоссе. Пит встает и выходит. Изабель молчит до его возвращения, только изучает Ходжеса туманно-серыми глазами.

Ходжес одним глотком ополовинивает бумажный стаканчик и говорит:

– Ладно. Началось все с того ленча, за которым мы встретились в «Димасио», Пит. Помнишь?

– Конечно.

– Я спросил тебя обо всех делах – крупных, – по которым мы работали, когда я уходил на пенсию, но в действительности меня интересовало только одно дело: бойня у Городского центра. Думаю, ты это знал.

Пит молчит, но его губы кривятся в улыбке.

– Помнишь, как я спросил тебя, не задумывался ли ты насчет миссис Трелони? А вдруг она говорила правду? Насчет ключа.

– Ну-ну.

– А я действительно задался вопросом, беспристрастно ли мы к ней отнеслись? Или из-за того, как она себя вела, наши глаза закрывали шоры?

– Что значит – из-за того, как она себя вела? – спрашивает Изабель.

– Заноза в заднице. Дерганая, высокомерная, чрезмерно обидчивая. Чтобы лучше это понять, подумай обо всех людях, которые верили Доналду Дэвису, когда тот заявлял о своей невиновности. Почему? Потому что он не дергался, не держался надменно, не обижался по пустякам. Очень убедительно изображал убитого горем мужа, на которого возводят напраслину. Плюс – красота и обаяние. Однажды я видел его на Шестом канале, так симпатичная блондинка-ведущая изо всех сил сжимала бедра.

– Это отвратительно, – говорит Изабель, но с улыбкой.

– Да, но это факт. Он очаровывал. Оливия Трелони, наоборот, отталкивала. Вот я и начал думать, объективно ли мы отнеслись к ее версии.

– Объективно, – сухо вставляет Пит.

– Возможно. Так или иначе, я на пенсии, и времени у меня завались. Очень много времени. И однажды – перед тем как я предложил тебе встретиться за ленчем, Пит – я сказал себе: «Допустим, она говорила правду. Если так, где был второй ключ?» А потом – уже после нашего ленча – я зашел в Интернет и провел небольшое исследование. И знаешь, на что я наткнулся? На сленге – «сдернуть писк».