Они должны умереть. Такова любовь. Нерешительный - Эван Хантер

у меня такое чувство, что я пьян. А ведь я выпил всего лишь одну рюмку.

— Это я тебя опьяняю. Уж такая я женщина, — пояснила Кристин.

— Иди сюда и опьяни меня немножко.

Кристин отрицательно покачала головой.

— Нет. Я еще хочу выпить!

Она осушила свою рюмку и снова налила мартини им обоим. '

— К тому же мы говорили о женитьбе. А ты ведь честный полицейский?!

— Абсолютно, — подметил Хейвз и взял свой бокал.

— А тебе не кажется, что честные полицейские должны искать честных женщин?

— Точно!

— Так почему тебе не сделать из меня честную женщину?

— Ты и так честная. Только честная женщина смогла бы так смешать коктейль.

— В чем дело? Ты опять меняешь тему разговора?

— Я просто подумал о твоих ногах, — пояснил Хейвз.

— А мне казалось, что ты думаешь о моем мартини.

— Поэтому тебе и показалось, что я сменил тему разговора.

— Теперь я чувствую, что немного пьяна, — она тряхнула головой, будто хотела, чтобы она стала ясной. — Ну и как!

— В чем дело, — не понял Хейвз, — ты на что-то намекаешь?

— Не только намекаю, но и не понимаю.

— Иди ко мне на тахту. И я все объясню.

— Нет, — отказалась Кристин, — ты будешь приставать.

— Конечно! 1

— Полагаю, мужчина и женщина сначала должны пожениться, а потом ему можно все разрешать.

— Ты так считаешь? Да?

— А ты что думал?

— Точно!

— А что ты там говорил о моих ногах? — вспомнила Кристин.

— Какие они хорошие.

— Хорошие? Кто же так говорит о женских ногах!

— Ну, стройные.

— Да?

— Красивой формы!

— Ну, ну. Продолжай.

— Великолепные.

— Великолепные?

— Мм-м… Мне бы хотелось снять с тебя чулки, — промолвил Хейвз.

— Зачем?

— Чтобы потрогать великолепные ноги.

— Никаких приставаний. Забыл? — напомнила Кристин.

— Да, совсем забыл. Мне бы хотелось снять с тебя чулки, чтобы лучше разглядеть твои великолепные ноги.

— Тебе хочется снять с меня чулки, — настаивала Кристин, — но тогда ты сможешь залезть мне под юбку и расстегнуть их.

— Я об этом и не думал. Но теперь, когда ты говоришь об этом…

— Это ты говоришь об этом.

— А на тебе грация?

— Нет.

— Пояс с резинками?

— Да.

— Мне нравится пояс с резинками.

— Всем мужчинам нравится.

— Почему всем мужчинам должен нравиться пояс с резинками? И откуда ты это знаешь?

— Ты ревнуешь?

— Нет, — сказал Хейвз.

— Если бы мы были женаты, у меня не было бы возможности знать, что нравится всем мужчинам, — пояснила Кристин, — ты был бы единственным в моей жизни!

— Ты хочешь сказать, что в твоей жизни есть другие мужчины?

Кристин пожала плечами.

— И кто они? — потребовал Хейвз. — Я их арестую.

— На каком основании?

— На том, что мешают настоящей любви.

— А ты действительно меня любишь? — спросила она.

— Подойди ко мне и я скажу тебе.

Кристин улыбнулась.

— Ну иди же. ’

Она снова улыбнулась.

— Ты знаешь, сколько лет мы уже знакомы, Коттон?

— О, дай вспомнить! Четыре года?

— Верно. Как ты думаешь, сколько раз за это время мы были вместе?

— Два, — сказал Хейвз.

— Но я серьезно!

— Ну конечно, серьезно. Серьезно… мы были вместе… ну умножь триста шестьдесят пять на четыре.

— Не правда же. Серьезно!

— Да, ладно. Я не знаю, Кристин. Почему ты спрашиваешь?

— Мне кажется, нам уже следует пожениться.

— А! Вот в чем дело? — протянул Хейвз с таким видом, будто сделал открытие. — Ты к этом вела? Теперь понятно.

— А разве я тебе не нравлюсь в постели?

— Очень нравишься.

— Так почему же ты на мне не женишься?!

— Ну, иди ко мне, и обо всем поговорим.

Кристин вдруг встала. Резкое движение поразило его: лицо ее неожиданно стало серьезным и задумчивым. Она все так же, без туфель, подошла к окну. И стояла там неподвижно какое-то мгновение. Сумрачное небо осветило ее лицо последними лучами заходящего солнца. Она опустила занавеску и повернулась к Хейвзу лицом, все такая же задумчивая, готовая расплакаться. Он наблюдал за ней и размышлял о том, что это все вдруг между ними стало таким серьезным. А может быть, всегда их отношения такими и были? Наверное, так оно и было! Она шагнула было к нему, остановилась и посмотрела на него глубоким, долгим взглядом, будто пыталась сама для себя решить какой-то важный вопрос, вздохнула, легко и едва слышно расстегнула блузку. В сгущающихся сумерках комнаты он наблюдал за ней, пока она раздевалась. Она повесила блузку на прямую спинку стула, расстегнула лифчик и положила его на сиденье, стянула юбку и принялась за чулки. Он любовался ее ногами, когда она снимала чулки с икр и лодыжек, повесила их на спинку стула и встала к нему в трусах и поясе, а затем сняла трусы и положила их на сиденье.

В тишине полутемной комнаты она подошла к нему в одном только черном поясе на бедрах, остановилась перед кушеткой, на которой он сидел, и сказала:

— Я действительно люблю тебя, Коттон. Ты ведь знаешь, что я тебя люблю. Верно?

Она сжала его лицо в своих хрупких ладонях, склонила голову набок, будто видела его впервые и затем протянула руку к седой пряди в рыжих волосах, коснулась ее, провела рукой по виску, переносице, губам, как бы исследуя его и темноте.

— Только и всего, — произнесла она. — Что еще можно сказать, мой дорогой!

Она все еще стояла перед кушеткой, на которой он сидел, и глядела на него сверху вниз с какой-то незнакомой, задумчивой улыбкой на губах. Он обнял ее за талию и нежно притянул к себе, спрятав голову у нее на груди и слушая ее внезапно учащенно забившееся сердце, и подумал, действительно, что еще можно сказать, г-: что же все-таки такое любовь. Казалось, он знал ее уже так давно, столько раз он видел, как она раздевается, и всегда одинаково, и так же, как сегодня, он столько "аз держал ее в своих объятиях и слышал биение ее сердца под ее полной грудью. Это была Кристин Максвел — красивая, яркая, страстная, волнующая, и ему нравилось быть с ней больше, чем с кем-нибудь еще в этом мире. Но, прижимаясь к ней, слушая биение ее сердца, — он все еще видел задумчивую улыбку на ее губах и серьезное выражение глаз и думал, что все это делало их любовь еще сильнее. И вдруг он вспомнил Ирэн Тейер и Томми Барлоу на кровати в- квартире, полной газа, и внезапно сжал руки на ее спине. Ему вдруг отчаянно захотелось как можно ближе прижать ее к себе. Она поцеловала его в губы, опустилась рядом с ним на кушетку, вытянула длинные ноги, еще