Вне закона - Валерий Махов

– А ты, Туман, как нормальный совковый абориген, по инертности своего мышления все продолжаешь верить в хорошую и заботливую власть?! Окстись! Власть – это инструмент подавления и держания в повиновении меньшинством большинства. Власть – это умные над дураками, сильные над слабыми, здоровые над больными и так далее. Власть так же заботится о народе, как детище дядюшки Гильотена о перхоти. Власть так же переживает о народе, как оральный секс о кислотно-щелочном балансе в оскверненном рту. Власть так же помогает народу, как анальный секс при хроническом запоре. Я могу продолжать примеры заботы власти о народе.

– Нина, ты королева цинизма, – сказал Туман, обнимая свою любимую.

Она была маленькой, хрупкой, покорной…

Своим выжженным волчьим нутром Туман понимал, что все летит в пропасть. Он чувствовал, что конец их блестящей комбинации близок. Но остановить или изменить что-либо у него не хватало сил. Такое с ним было впервые. Обычно он всегда контролировал ситуацию, а в этот раз не смог. Потому что из-под контроля вышла не ситуация, а ее участники во главе с самим Туманом. Любовь, делающая слабых людей сильными, с ним поступила наоборот. Он из жесткого и сильного стал задумчивым и сентиментальным. Избави Бог нас от задумчивости и сентиментальности в делах наших.

Глава 99

Добившись желаемого результата, Лена тут же утратила к Васе всякий интерес и стала аккуратно сворачивать отношения, мотивируя свое нежелание встречаться занятостью в написании книги. Вася, наоборот, всласть распробовав «комиссарского тела», хотел еще и еще. Это становилось опасным и требовало от Лены принятия трудного решения. И она его приняла.

После одного из очень настойчивых Васиных звонков она согласилась встретиться и съездить на природу, проводить «бабье лето». Она села в машину и забрала Васю в районе окружной, а затем, весело болтая, повезла его вглубь лесного массива. Вася набрал с собой полную сумку еды и питья и даже – впервые в жизни! – купил большой букет красивых белых роз. Туман как-то рассказывал Васе, что Маяковский в Париже купил своей любимой корзинку белых роз и, увидев слезы умиления в ее глазах, вернулся в магазин. После чего каждое воскресенье, вплоть до оккупации немцами Франции в сороковом году, ей приносили корзинку белых роз.

Вот так, с огромной базарной клетчатой сумкой, набитой продуктами, и большим юбилейным, нелепо смотрящимся в Васиных руках букетом белых роз он и отправился на свое последнее свидание.

Они въехали на хорошо знакомую Лене полянку, где она своей нежной рукой отправила на вечный дембель двух дезертиров. Вася тут же стал суетиться по хозяйству. Он быстро заставил разными вкусностями большую клеенчатую скатерть, откупорил себе водку, а Лене шампанское. Все это время Лена задумчиво курила и смотрела на него грустными глазами, видимо, вспоминая что-то печальное.

– Прошу к столу! – радостно пригласил Вася, закончив свое священнодействие.

– Во-первых, жизнь одна, и она слишком коротка, чтобы есть из разовой посуды и пить из пластмассовых стаканчиков. Во-вторых, сбегай к речке и принеси воды для этих прекрасных, ни в чем не повинных цветов, – так же грустно и как-то необычно медленно, возвращаясь из самой себя, сказала Лена.

Вася быстро принес банку речной воды, нагнулся за букетом и, не услышав выстрела, почувствовал, как обожгло спину. У него еще хватило сил повернуться, чтобы увидеть в руках у любимой пистолет, который стрелял беспрерывно. «Пойми этих женщин», – мог бы подумать Вася, если бы успел.

Питерский друг Тумана Игорь Пономарев был человеком известным в ночном городе. Близко зная легендарного Кумарина, прототипа не менее легендарного Виктора Палыча Говорова (он же Антибиотик), он тем не менее ни под кем не ходил, а напротив, был независим и самостоятелен. Дерзкий, смелый, наделенный мощным мужским умом, Игорь крепко стоял на ногах и жил ради единственного сына Виктора, которого ему удалось еще при советской власти отсудить у первой жены, что в условиях развитого социализма было практически невозможно (смотри фильм «Экипаж»). Игорь Пономарев был верным и преданным в дружбе, надежным и обязательным в работе. Туман про себя называл Игоря солью земли. Его долгое время гнобила одна спившаяся комсомольская подстилка. Гнобила, гнобила, да не сгнобила. Игорь сохранил и свое лицо, и свою репутацию. Вот к этому своему другу Туман и собрался ехать, если их альянс с Ниной Борисовной распадется. Он предложил Васе Бишекову должность водителя и питерскую регистрацию. Это был его «запасной аэродром» на случай внезапного и быстрого свала. Об Игоре Пономареве никто из окружения Тумана не знал. А у него можно было пересидеть на матрасах и перележать в шезлонгах, не напрягаясь и ничем не заморачиваясь, сколько хочешь. Руку в карман никто все равно засунуть не даст. У Игоря в Питере и у Генки в Крыму Туман жил, как секретарь обкома партии по идеологии при коммунизме. Каждому по потребностям, от каждого по ситуации. Наличие таких людей, как Гена и Игорь, всегда, при любой жизненной ситуации позволяло оставаться на плаву.

Глава 100

Нарушая все принятые нормы и субординацию, взяв напрямую у генерала «добро» на реализацию своего плана, Андрей двинулся брать Нину и Тумана. Два микроавтобуса со спецназом и машина Андрея с Намучеряном, Антоном, Дятловым и Лисицыным остановились в лесу, чтобы из одиноко стоящего дома их не было видно. Андрей поставил задачу командиру спецназа, и отряд приступил к выполнению задания. Все понимали, что задание непростое, и, выслушав наставления командира, бросились к дому.

Первая растяжка сработала, как только один из камуфляжных гоблинов, лихо перемахнув через забор, попробовал сделать первый шаг по направлению к дому. Его подбросило в воздух, и на землю он уже падал частями. Остальные, оглушенные неожиданным взрывом, залегли в ожидании новых команд. Опера, спрятавшись в подсолнухах, недалеко от забора, недоуменно смотрели на Андрея, тоже не зная, что делать.

…Андрей, понимая, что блицкрига уже не получится, достал мегафон и как можно спокойнее и жестче заорал:

– Тумановский! Дом окружен! Тебе не уйти! Если хочешь жить, выходи с поднятыми руками. Если нет, сдохнешь сам и бабу свою ученую погубишь. У нас уже есть потери, так что, если не выйдешь, пеняй на себя. Срок ультиматума – десять минут. Время пошло.

– Кто это там такой страшный меня подпугивает?! – раздался голос Тумана.

– Тебя не подпугивает, а пытается спасти Андрей Волков, – уже без мегафона ответил опер.

– Слышишь, ты, спасатель проездом из Малибу, я вас не боюсь. Раз мента уже разорвало, до камеры не доеду, все движимое и недвижимое по дороге отобьете. А взять меня не так-то просто, все подходы к дому заминированы. Да и стреляю я неплохо. – И Туман выстрелил, попав в мегафон, который держал Андрей. Кусок отлетевшей пластмассы больно оцарапал щеку Андрея, и он злобно выругался.

Быстро взяв себя в руки, Андрей сместился немного влево и закричал уже не так злобно и категорично:

– Послушай, Туман! То, что пацана убило, – это его работа. Они каждый день на войне. Плюс я, как руководитель операции, должен был, зная тебя, это предусмотреть. Так что будем считать эту жертву случайной. Я обещаю, что тебя пальцем до суда никто не тронет. Поэтому смело сдавайся, и закончим этот цирк.

– Слышь, опер, а ты сам-то понял, что сказал? Смело можно сопротивляться. А как можно смело сдаваться? Давай подождем до утра. Утро вечера мудренее. Целее будем.

– Ну, как знаешь. Я уже вызвал саперов и подкрепление. А с ними приедет и большое начальство. Тогда я уже операцией руководить не буду, соответственно и гарантий никаких дать тебе не смогу.

– Ладно, опер, мы друг друга услышали. Пусть каждый поступает как хочет, и будь что будет, – подытожил Туман.

– Что делать? – спросил растерянный командир спецназа. – Я своих на растяжки посылать не буду.

– Да я и не заставляю. Рассредоточьтесь, чтобы он не уполз ночью из дома. Окружите его плотным кольцом, и будем ждать утра, – твердо ответил Андрей, хорошо понимая, что, как бы ни закончился штурм, это его последняя операция в органах и, скорее всего, надо будет начинать все заново, но уже на гражданке.

– Ну, вот и все, Нина, – сказал Игорь, прижимая к себе дрожащую женщину. – Не бойся, это не больно.

– А я и не боюсь, – ответила Нина каким-то странным, загадочным голосом.

Игорь отстранился и посмотрел ей в глаза. Она действительно не боялась.

– Я хочу тебя, – прошептала Нина. И снова прижалась к нему. Дрожь ее желания моментально передалась ему. И, перевернув длинный стол с кипящими и фыркающими пробирками и ретортами, они упали на матрасы, жадно срывая с себя одежду. Кувыркаясь на душистых, набитых свежим сеном матрасах, Игорь и Нина, перетекая друг в друга, не заметили, как загорелся дом. Им было так хорошо, что пожар и близкая смерть казались сущими мелочами. Впервые в жизни Нина познала, что такое оргазм. Они кончили в одно время, и оба заорали, завыли по-звериному. И страшно прекрасным был этот вой. И, наверное, от него, а не от огня обрушилась крыша, накрыв собой эту последнюю ужасно-восхитительную оргию.