Агрессия: хроники Третьей Мировой войны - Алексей Колентьев

- Ропша, что ты мне можешь пояснить по существу рапорта майора Доронина? Он сообщает, что отделение под твоим командованием покинуло отведённый участок и отступило без приказа.

…Вот тебе и «нормальный мужик». Похоже, что мы с Михасём опять разошлись в оценке отдельно взятого мента. Нет, с формальной точки зрения он прав: приказ отдан, а позиция нами сдана. С другой стороны, не уйди мы в соседний дом, амеровская пехота зашла бы доронинцам во фланг. А так, есть кому строчить рапорты и даже виновник «позорного бегства» стоит пред светлы очи начальства, а не лежит кочерыжкой под кучей присыпанного ядовитым снежком, битого кирпича…

- Журнал боевых действий и все записи камер бойцов, с моего тактблока - у вас на столе, товарищ капитан. Там всё. Запись действий отделения шла с самого начала операции, как положено по уставу. Виноват – накажите, я не прячусь и готов отвечать за каждое своё действие. Прошу только отметить, что бойцы выполняли мои приказы и ответственность полностью лежит на мне одном.

Хамидулин резко поднял лицо. И по мере того, как я говорил, выражение его менялось. При упоминании своего нового звания, он невольно лапнул возвращённые недавно на плечи мятые погоны. Три «лейтенантские» звёздочки на них были старыми и почти вдавились в ткань, сливаясь с ней. А вот четвёртая – «капитанская» была прикручена наспех и выпячивалась не успев обтереться как следует. После того, как я упомянул записи боя, он было метнулся взглядом к экрану ноутбука, однако вспомнив, что уже всё изучил задолго до моего появления, покривил рот в досадливой гримасе. И совсем уже взбесило комроты моё геройство. Тут мы оба оказались заложниками ситуации. Он и я понимаем, что иначе командир штабной «спецуры», отписывался бы только о потерях. К тому же, Хамидулин видит из записей, что я действовал по обстановке и отступил тактически грамотно.

- Сержант, чё ты мне лепишь! Знаю я, что спец выдрючивается и желает жопу прикрыть. Он вас умирать туда отправил. Про танки ему было известно, это факт жизни. То, что вы не устоите на позиции и вас там похоронят – тоже реально как божий день. Но мне-то что с этой грамотой делать, а?! Под трибунал хочешь?!

- Никак нет, товарищ капитан!..

Ротный, уткнувшийся было снова в экран ноутбука, откинулся назад, от чего спинка низкого раскладного стула жалобно взвизгнула. Хамидулин упёрся злым взглядом в потолок и процедил сквозь плотно стиснутые зубы:

- Клоуны, бля! Вокруг меня одни, бля, клоуны!..

В моменты, когда ротный вот так злился, лучше выждать некоторое время. Некоторое время в палатке висела напряжённая тишина, было слышно, как по толстому брезенту шуршит зарядивший с самого утра мелкий и колючий снежок. Переступив с ноги на ногу, я сказал:

- Если разрешите, могу обратить ваше внимание на маленький нюанс, товарищ капитан…

Усталость снова взяла своё и капитан проговорил уже едва слышным, скрипучим голосом:

- Ну так говори, не телись!

- Во время боя, с КП майора Доронина была потеряна связь. Поэтому я принял решение действовать по обстановке, что не является нарушением приказа товарища майора.

Осунувшееся, чёрно-серое лицо Хамидулина вдруг осветила простая человеческая улыбка и вместо сорокалетнего худого мужика, я увидел другого человека. Это был двадцатитрёхлетний учитель географии, каким этот парень бежал из разорённого амерами Кургана. Война и невзгоды старят людей.

- Ну это ж, другое дело, сержант. Всё, отправляйся к третьему КПП. Там дождись своего знакомца из автобата, поедете в тыл, поможешь разместить раненых. Но главное – доставишь документы в штаб бригады. Я предупредил начальника разведотдела, тебя будут ждать.

Ротный отстучал что-то на раздолбанной, отчаянно щёлкавшей клавиатуре ноутбука. Тактблок, висевший слева, почти подмышкой в специальном чехле, ощутимо завибрировал. Кинув мимолётный взгляд на дисплей, я увидел как ползёт заполняясь полоска индикатора загрузки.

- Вот, теперь на въезде в расположение тебя тормозить не будут. Остальное прочтёшь в дороге. Заодно доставите раненых в полевой госпиталь. Из-за выброшенной к нам в тыл группы диверсантов их эвакуировали, так что теперь это цыганский табор…

На некоторое время, Хамидулин замолчал. Сложив локти на стол, он зажал голову меж заскорузлыми от въевшейся грязи обветренными ладонями и стал лихорадочно тереть уши. Потом вдруг замер так на некоторое время, затих. Однако, из-за моей полной непереносимости начальства, пересилил деликатность. Отчётливо кашлянув, я спросил:

- Разрешите идти, товарищ капитан?

Плечи ротного вздрогнули, он дважды мотнул головой в знак согласия и пробурчал едва слышно:

- Иди-иди…

…Воздух снаружи был лишь немногим холоднее, чем в командирском обиталище. Единственным отличием был резкий, порывистый ветер, периодически швырявший горсти колючих снежинок прямо в лицо. Быстро отскочив на обочину, я нашёл глубокую утоптанную тропинку и побрёл вдоль ряда палаток к видневшейся вдалеке мачте поднятого вверх шлагбаума КПП. Но буквально на полпути сообразил, что если пойду туда сейчас, то рискую промёрзнуть окончательно в ожидании конвоя. Поэтому пришлось свернуть у разрытой гусеницами развилки и повернуть налево. Там, за ещё одним рядом палаток, гробились полукруглые крыши передвижной ремонтной базы мехбата. Отыскав среди вереницы разнокалиберной техники два грузовика и внедорожник с пулемётом в маленькой башенке на верху, пошёл в ту сторону. Сквозь налипшую грязь удалось различить знакомые номера на борту «тигра». Женька Селянинов умудрился выбить себе новую машину и даже присвоить ей тот же номер – 26. Я подошёл ближе, едва избежав столкновения с бронетранспортёром, мчащимся на полной скорости к выезду с базы. На броне его сидело человек шесть бойцов с ног до головы покрытых коркой копоти и грязи. Из открытого люка мехвода, неслись обрывки какой-то незнакомой мелодии. Про себя подумалось, что теперь и мы можем позволить себе не таясь ездить с музыкой по своей земле, а главное, к людям вернулась способность замечать что-то кроме голода и постоянного страха смерти. Когда видишь такое, невольно ощущается как чаша весов этой войны неуловимо качнулась в нашу сторону.

Ефрейтор обнаружился внутри крайнего от дороги ангара, из широко распахнутых ворот которого, доносился стойкий визг электродрели, что-то бухало и скрежетало. Я шагнул внутрь, невольно поддавшись порыву снять подшлемник. Особый жар разогретого металла, отработанной смазки, дизельного топлива, тот час же окутал целиком. Женька стоял у края «ямы», что-то доказывая невысокому чумазому мужику в засаленной коричневой спецовке. Поняв, что водила меня может не заметить ещё очень долго, я подошёл к нему вплотную и хлопнул по плечу. Женька оглянулся, оборвав разговор на полуслове. Лицо его изменилось как только он разглядел кто перед ним стоит.

- О! Какие люди!.. Здоров, Старый!

Мы обнялись. Я привычно уже отказался от предложенной сигареты, на этот раз с фильтром и судя по маркировке – трофейным. Женька быстро закончил разговор с чумазым механиком и мы вышли на воздух. Начинало смеркаться, кое-где зажглись приглушённые из-за светомаскировки огни. Ветер перестал швыряться снегом, оставив после себя только лёгкую позёмку, катавшую серые крупинки по незамерзающим глинистым колеям дороги. Остановившись возле броневика, Женька с гордостью похлопал машину по правому крылу.

- Гляди как удалось крутануться, пехота!.. Целый ящик консервированной ветчины и три бутылки не палёного вискаря отдал за эту красавицу!

Я тоже провёл ладонью по шероховатой броне пассажирской двери. Вообще, к машинам отношусь равнодушно. Нет этой тяги к моторам и прочему. Единственное, на подсознательном уровне люблю запах выхлопных газов. Это осталось с первой моей войны, где к нам прорвался одинокий БТР, вытащивший из окружения меня и ещё человек десять. Запах выхлопа закрепился в подсознании как признак безопасности. Поэтому, почти искренне поддержал разговор:

- Поди вискарь-то за номер отдал?

Селянинов резко обернулся и перегнувшись через капот воскликнул:

- Э!.. Вот только давай без приколов про мои религиозные убеждения, Старый. Номер это как имя у человека, он на всю жизнь!

Мы залезли внутрь. Тут пахло той же смесью топлива, масла и пороховой гари. Сзади влез стрелок, молчаливый коренастый бурят, который только кивнул нам обоим и не пристёгиваясь уселся в кресло оператора «спарки». Женька плавно тронул машину и мы поехали вдоль разбитой колеи, ведущей ко второму КПП. Дабы обратить всё в шутку я спросил:

- И кто же твой бог, поди Шумахер?

- Я верю в счастливые числа, Старый. Числа, они никогда меня не обманывают. Вот сумма номера на жетоне говорит, что я умру ещё только через пятьдесят лет!..

Так мы перебрасывались ничего не значащими фразами ещё минут десять. За это время, наша маленькая колонна состоявшая из женькиного броневика и бортовой машины везущей раненых, встала на обочине дороги. Солдат возле поднятой вверх палки шлагбаума пропускал приличную колонну бронетехники, медленно выползавшей на раскисшую дорогу. Неожиданно, водила грузовика оказался у женькиной двери и грохнув кулаком в стекло жестами показал куда-то назад. Недовольно бурча что-то себе под нос, Селянинов вышел наружу и скрылся вместе с приятелем. Я уже совсем было приготовился к новой порции ожидания, как водила вернулся и залез обратно.