Презумпция невиновности (СИ) - "feral brunette"

— Ты была у неё?

— Да, — они снова продолжили идти по дорожке. — Но я начала это рассказывать с другой целью. Ты понимаешь, что я убила человека? Ни одного, и не двух. Гораздо больше, Блейз.

— Ты мне не поверишь, если я скажу, что удивлён, — Забини выдохнул. — Прости, Гермиона, но я — не Поттер, не Уизли и никто из тех твоих друзей, что верят в твою доброту. Я помню тебя, когда ты провожала меня, я помню тебя, когда ты стояла на краю Астрономической башни. Из каждой ситуации есть, как минимум, три выхода, и твоя ситуация не была исключением. Первый — ты бы просто сиганула вниз с башни, и ты пыталась, но я тебе не позволил, — парень загнул палец на левой руке. — Второй — ты приняла бы и отпустила всё это. Возможно, что даже рассказала бы своим друзьям о том, что с тобой случилось, смогла бы жить нормальной жизнью, но ты отказалась от этого. И третий — ты бы жила с этими сжигающими чувствами, которые с каждым годом только становились бы сильнее. Думаю, что ответ очевиден, какой из предложенных вариантов выбрала ты.

— Во всём этом я не услышала, что я должна была стать потрошителем, — фыркнула Гермиона. — Кажется, ты что-то упустил.

— Всё то, что ты не смогла отпустить и привело тебя к безумию, как ты сама выразилась. А безумие у каждого протекает по-разному.

— И ты так спокойно об этом говоришь, Блейз? Словно я тебе рассказываю о том, что украла конфету в магазине.

— А что ты хочешь услышать? — он остановился и посмотрел на неё. — Что? Что мне неприятно с тобой рядом находиться? Или, возможно, я должен тебе сказать, что ты ужасный человек? Ты сама всё это понимаешь — ты безумна, но не глупа. Или ты надеешься, что я отвернусь от тебя только потому что ты — пороховая бочка? А смысл в этом? Я только ускорю процесс, а я не теряю надежды, что тебе можно помочь.

Нет, это не тот Блейз, который был на Астрономической башне. Этот Блейз был взрослым, он прошёл свой путь, он смог выстоять против урагана своей души и боли. Он был сломанным, но нашёл выход.

— Они были живыми людьми, и они были невиновными.

— Зачем же ты жалуешься, что горишь в аду, если сама продолжаешь танцевать там с дьяволом, моя дорогая?

Она не стала ничего отвечать, а лишь задумалась о том, как бы выглядел этот разговор с Гарри. Она соскучилась по своему лучшему другу, прокручивая раз за разом их последние встречи у себя в голове.

Ей бы сейчас сидеть где-то в ресторане или в баре, но она снова пришла в хорошо знакомую квартиру к Скарлетт. Очередное дело не принесло должного облегчения, а победа не была столь сладкой на вкус. Для Грейнджер каждое новое дело было всё преснее и скучнее, будто бы преступники изжили всю свою изобретательность, а каждое судебное заседание больше походило на повторение предыдущего. Возможно, ей нужно был отпуск, а возможно, что ей просто было неинтересно.

— Мне кажется, что я бы могла продавать сценарии убийств за хорошие деньги, — она сняла туфли и отшвырнула их в сторону, по Питерс наблюдала за каждым её движением. — Все становятся настолько предсказуемыми, что аж тошно.

— Думаешь, людям не хватает фантазии? — Скарлетт не сводила с пациентки глаз. — Тебе не кажется, что преступления — это не совсем та сфера, где следовало бы всё продумывать по какому-то сценарию?

— Брось! Не будь такой занудой!

— Интересно, — протянула Скарлетт и сделала несколько пометок в блокноте. — Гермиона, ты что-то слышала о диссоциативном расстройстве личности?

— Конечно. Каждый второй мой клиент тот ещё шизофреник.

— Знаешь, я последние все наши сеансы записывала: твои какие-то незначительные реплики, твои реакции, твои движения…

— К чему ты клонишь, Скарлетт? — Грейнджер настороженно посмотрела на девушку. — Ты же не хочешь сказать, что я — псих?

— Я не собиралась этого говорить, но я более, чем уверена, что некоторые события из твоего прошлого оставили довольно тяжёлый отпечаток, который периодически при сильных стрессах или похожих обстоятельствах проявляет себя. Это вполне может дать толчок к развитию диссоциативного расстройства идентичности… Если этого еще не случилось.

— Нет! — Гермиона встала с кресла. — Ты ошибаешься, моя дорогая.

— Резкие смены настроения, твои панические атаки, частые стрессы и переживания, связанные с работой, кошмарные сны — это лишь малая часть из того, что тебе приходится переживать.

Она впервые услышала со стороны от кого-то то, что давно сама подозревала. Грейнджер не раз думала о том, что у неё произошел серьёзный сдвиг в плане психики после всего пережитого в Лондоне. Каждую ночь она умирала, когда мучилась от кошмарных воспоминаний, и боялась, что когда-то этот ужас вырвется в реальную жизнь.

— Старайся избегать стрессов, Гермиона, — психолог по-доброму взглянула на девушку. — Это можно всё исправить, пока не поздно.

Можно было, и действительно, тогда было не поздно, а теперь уже было слишком поздно.

— Я практически не чувствую вины, Блейз, и именно это пугает меня. У меня такое чувство, что я лишь со стороны наблюдала за тем, как они умирали, и той «я», которая тогда занимала моё место, всё это нравилось.

— Всё в твоих руках, Гермиона. Никто не заставит тебя что-то делать, пока ты сама этого не захочешь.

— Дело в том, что я не хочу. Я боюсь, что стоит всем этим моим «я» исчезнуть, как я снова вернусь в тот ад. Я снова стану слабой и беззащитной, а я не хочу.

— Я в любом случае тебе помогу. Я помню, что обещал подать тебе руку.

— Это порой пугает, когда ты не помнишь несколько дней своей жизни.

— Но это ведь ты помнишь, — Забини протянул ей руку. — В конце любого тоннеля есть свет.

— Даже если это адское пламя. Да, я помню, Блейзи. Спасибо, что поговорил со мной, мне это нужно было.

Они вернулись к столику, где сидели в самом начале встречи. Блейз допил свой остывший кофе, а Гермиона продолжала обдумывать всё сказанное Забини. Это не было фееричной встречей двух людей, которые не виделись много лет — это было воссоединением двух несчастных людей, которые начали свой путь вместе, но потом разошлись. И каждый из них пришёл к своей точке невозврата — Забини нашёл в себе силы на прощение, а Грейнджер — на месть, в которой теперь было поздно сомневаться.

— А мне можно встретиться с Драко? — внезапно спросил Блейз. — Или в его случае — это противозаконно?

— Ну ты же получил разрешение на аппарацию сюда. Забавно, что Огден уж точно не догадывался, что ты был намерен встретиться со мной, а не с Малфоем.

— Я с ним не виделся десять лет, а с тобой — семь. Эти три года очень много решили, Грейнджер, и ты прекрасно знаешь об этом. Он — давно не мой друг, в отличии от тебя.

— Я не имею права оставлять вас наедине, но я не буду слышать вас.

— Это необязательно.

— Я не хотела бы слушать ваш разговор, Блейз. Думаю, что ты — последний из тех людей, кого Малфой рассчитывает увидеть здесь.

— Я его не простил за тебя, — совсем тихо произнёс Забини, вставая из-за стола. — Я не знаю, как ты простила его тогда. Да, я твержу тебе о прощении, но вот я не простил его за тебя. Считай, что во мне тоже живёт две личности.

Эти слова попали в самое сердце, потому что она никогда ничего подобного не слышала от Блейза. Было что-то слишком личное и неправильно нежное в этом. В её жизни так давно не было места подобным словам, таким, как те самые лепестки сорванных ею цветов. На миг показалось, что зима в душе сменилась весенней свежестью и разнообразием полевых цветов, но реальность быстро ударила её и отрезвила. Они подошли к особняку, и прямо перед главными дверьми увидели Малфоя.

Вот она — реальность с серыми глазами и платиновыми волосами.

— Здравствуй, — Блейз протянул руку Драко. — Давно не виделись.

— Здравствуй.

Это было так холодно, что Грейнджер буквально почувствовала пробегающий по спине мороз. Настолько сдержанно, отстранённо и чуждо, будто бы этих людей совершенно ничего не связывало, словно они только что познакомились. На миг показалось, что даже Гермиона была куда приветливее и дружелюбнее к Малфою, нежели Блейз — его старый, некогда близкий друг.