Бытие - Брин Дэвид

– Вы знаете, что были гораздо более серьезные требования. Эпизоды культурного господства, болезненные, жестокие, деморализующие или ограничивающие. И это между человеческими племенами! Даже осуществлявшийся с самыми благими намерениями процесс вступления независимых государств в ЗС и АС… ведь им приходилось менять многие свои законы и обычаи, чтобы вступить в конфедерацию, законы которой писали не они. Даже этот несложный процесс был унизительным. Насколько хуже будет положение новичков, вступающих в межзвездный союз миллионолетней давности? Вот о каком страхе говорит Хайхун Мин.

Посмотрев на китайского представителя, Джеральд подумал, что кое в чем Рамеш промахнулся. Тем не менее Хайхун Мин молчал, оставаясь загадочно-пассивным и позволяя Рамешу продолжить.

– Вот почему так много людей находят разногласия между гостями иных миров… ободряющими. Даже приятными. Это означает, что ни один индивид и ни одна группа не навязывают здесь свое жесткое единство. Мы сможем свободно выбирать одну из множества ролевых моделей, вступать в переговоры с партнерами и соперниками и сохранять все ценное из своего прошлого.

И да, меня этот факт тоже ободряет.

Но тут Рамеш нахмурился и помрачнел.

– Однако наш коллега из Народного министерства науки не находит это утешение столь убедительным, верно? А у Эмили еще больше подозрений! Поэтому позвольте мне высказать, где тут собака зарыта. Вы оба считаете, что эта восхитительная толчея, это отталкивание друг друга локтями всего лишь приманка? Притворство, призванное усыпить нашу бдительность?

Хайхун Мин кивнул.

– Я просто стараюсь предусмотреть все возможности, доктор Триведи. Все эти предполагаемые представители десятка разных внеземных рас, которых мы до сих пор видели, – все они могут оказаться подделками. Просто мультяшными куклами, которые исчезают, стоит к ним приглядеться внимательней. Предположим, это рассчитанный эффект. И все они созданы одним существом, с единственной целью. Не просто предотвратить ненужные вопросы, но и убедить нас, что мы имеем дело с живым, шумным, но мирным разнообразием? С тем самым, что может умиротворить и успокоить многих из нас?

«Многих из нас… но не всех», – подумал Джеральд. Он раскрыл рот, чтобы поделиться этим сообщением, но передумал. Чутье подсказывало ему, что эти чужаки действительно разные существа, отличающиеся друг от друга, скорее раздражительные, с собственными целями и задачами, что они соприкасаются друг с другом в своей компактной вселенной. «Но тогда… мои человеческие инстинкты и могут быть тем самым, что научится использовать сверхсложный чуждый ир, научится играть на них». Точно так, как опытный коллектив телесериала может привлечь миллионы зрителей, заставив их как под гипнозом поверить в искусственные характеры последней из мини-серий полного погружения. «По крайней мере мы достаточно продвинуты, чтобы рассматривать все эти возможности. Но что, если другие такие камни падали на Землю давно? Как они, должно быть, ошеломляли наших предков!»

Очки Джеральда следили за его взглядом и движениями зрачка, за сигналами лобных долей и субвокальными комментариями, которые он как бы посылал гортани. Все это – плюс текущее обсуждение – рождало поток подозрений и догадок о том, что могло его интересовать, все это постоянно ранжировалось, меняло приоритеты, и на периферию зрения попадало только наиболее вероятное… в то же время Джеральд мог свободно сосредоточиваться на реальных людях и событиях, с которыми имел дело непосредственно. При правильной организации ассоциативное внимание просто имитирует способ мышления творческих личностей – отрабатывает миллионы сопоставлений и связей, из которых лишь немногие достигают поверхности осознания. До сих пор Джеральду никогда не удавалось достичь лучшего интеллектуального усиления ир-программ. Пока не был снят вопрос о цене.

Теперь он все еще привыкал к своим сверхусиленным возможностям. В углу его очков загорелся желтый огонек – цвет высочайшего приоритета: поступало вир-сообщение от источника высшей степени надежности. От кого-то из Комитета советников – одного из примерно восьмидесяти экспертов, кому разрешалось следить за работой комиссии в реальном времени и высказывать советы и предположения.

Вначале Джеральд увидел сообщение, сведенное к одной фразе: «многие могут быть одним, и наоборот». Но через секунду свечение расширилось и, после того как вначале Акана, а потом Геннадий одобрительно кликнули, послышался голос.

Различие между «одним» и «многими» может быть неоднозначным. Лучшие модели человеческого мозга представляют его конгломератом интересов и субличностей, иногда конфликтующих, часто сливающихся, перекрывающих друг друга или перестраивающихся с огромной адаптивной способностью.

Норма понимается как умение обеспечить всем этим лабильным частям личности хорошее соотношение, без возникновения неподвижности и излишне жестких ограничений. Для человека это лучше всего достигается путем взаимодействия с другими умами – умами других людей, – помимо собственного. Без воздействия извне, со стороны внешних общностей и объективных событий, субъективное «я» может погрязнуть в солипсизме и бессвязных иллюзиях.

Мы по опыту знаем, что особенно пагубны одиночество и сенсорная депривация. Содержание в одиночной камере часто заканчивается для заключенного отчетливым раздвоением личности – расщеплением на два жестко очерченных характера, которые становятся все более внятными и устойчивыми, с собственным постоянным голосом. Не исключено, что так обеспечивается возможность с кем-то поговорить.

Теперь экстраполируйте эти положения. Представьте существо, которое бесчисленные века жило в одиночестве, словно на необитаемом острове. Даже эпохи. И все это оно вынесло без кого бы то ни было, с кем могло бы поговорить. Оно плавало в пространстве, и с ним не происходило никаких реальных событий, которые отмечали бы течение времени или помогали отличить истинное от иллюзорного.

Может ли быть, что вы или я, проведя столько времени в одиночестве, могли бы выдумать отдельные от нас личности, а потом и поверить в их существование? Характеры, которые зарождаются как воображаемые фрагменты, но с течением времени становятся не менее разнообразными и интересными, чем люди в реальном мире – или в сообществе миров? Взаимодействуют между собой способами, которые отражают неестественность и боль строжайшей изоляции?

Эмили ахнула.

– Я об этом не подумала. Но тогда… вы хотите сказать, что Артефакт создает эти образы не для того, чтобы одурачить нас? Возможно, он поступает так, потому что безумен!

Я не использую этот термин. На ум приходит другое слово. Более оптимистическое и менее осуждающее, оно также может объяснить эффект толпы – хаотическое столкновение разных личностей и образов.

Разнообразие типов инопланетян, которое мы видим, может отражать не злобные намерения, не безумие – желание некоей части одинокого сознания. Того, которое изначально было создано, чтобы стать посланием. Сознательно сконструированного, чтобы выдержать конфликт.

Джеральд видел, к чему они приближаются. И заговорил вслух, прежде чем советник успел сформулировать неизбежное.

– По-вашему, Артефакт спит. Это сон.

В таком случае можем ли мы – должны ли мы – его будить?

Тигрица расположила все различные теории в многомерной матрице, выполнила несколько оптимизационных моделирований и высказала предложение.

Давайте воспользуемся методом проб и ошибок.

Формула показалась Джеральду знакомой. Что-то шевельнулось в памяти – возможно, что-то из начального курса биологии. Но зачем напрягать нейроны? Под квазикошачьей мордой плыли определения, вспыхивали ассоциации. Ах да. Б.Ф. Скиннер и его знаменитые голуби. Он использовал поощрения и наказания, чтобы закрепить одни навыки и устранить другие. Всякий, кто когда-либо дрессировал собаку, знает эти приемы.