Вне закона - Эрнст Саломон

11 февраля 1920 годаМежсоюзническая комиссия по управлению и проведению плебисцита в Верхней Силезии, сокращенно называемая IAK, под руководством французского генерала Анри Ле Рона взяла в свои руки власть в Верхней Силезии. Летом этого же года разразилась война между Польшей и Советской Россией. Конная армия советского генерала Будённого била поляков и проникла вплоть до Польского коридор на бывшую немецкую территорию. Казалось, что Польше пришел конец. Немецкие мечтатели, которые как национал-большевики были обречены на проклятие публичного высмеивания, надеялись, что это неповторимое, невозвратное мгновение, которое открывало ворота всем немецким возможностям, должно было быть использовано Германией, привело бы к немецко-русскому братству по оружию, и уничтожило бы Польшу и вместе с нею самую сильную восточную опору Запада. Но в Восточной Пруссии и в Гренцмарке (Позен — Западная Пруссия) была усилена охранная полиция, был устроен лагерь интернированных для перешедших границу большевиков, и сохранялся самый строгий нейтралитет. В августе 1920 года в Верхней Силезии началось второе польское восстание, после того, как организованной, вооруженной и управляемой французскими офицерами польской армии удалось окружить или отбросить повисшие в воздухе советские войска. Второе польское восстание в Верхней Силезии, устроенное «Соколами», было подавлено немецкой охранной полицией. После того, как это произошло, IAK потребовала — в октябре — вывода охранной полиции и сформировала состоящую наполовину из поляков, наполовину из немцев полицию для проведения плебисцита, сокращенно Apo (Abstimmungspolizei). День 20 марта 1921 года был установлен IAK для проведения плебисцита.

За это время три конференции, в Спа, в Брюсселе и в Лондоне, на которых разбирался вопрос о репарациях, прошли в неблагоприятном для Германии духе. Антанта заняла рурские порты Дуйсбург, Рурорт и Дюссельдорф, и угрожала дальнейшими санкциями. Под этим знаком и происходило голосование в Верхней Силезии. 70 % отданных голосов были за Германию. Немецкая общественность радостно праздновала эту победу. Корфанты на основании результата плебисцита требовал установить границу Польши по реке Одер. Он на глазах IAK организовывал польских «Соколов», он формировал повстанческую армию, он собирал у границ регулярные и нерегулярные войска, он вооружал их и подготавливал, таким образом, восстание.

А немецкое правительство одновременно проводило большую акцию разоружения и распускало «Оргэш» (Организацию Эшериха) и родственные ей структуры. 3 мая 1921 года в Верхней Силезии началось третье польское восстание. Повстанцы, «Соколы» и войска Галлера продвинулись на западе вплоть до Одера, на севере до Кройцбурга, занимали территорию, поддерживаемые в своих действиях французами открыто, итальянцами тайком, англичанами — с выжиданием. Только в городах промышленного округа полиция Apo и войска союзников еще поддерживали порядок.

На собрании протеста против изнасилования Верхней Силезии 22 мая 1921 года, за семь дней до своего назначения на пост министра экономического восстановления в новом кабинете Йозефа Вирта, выступил доктор Вальтер Ратенау. Он говорил:

— Когда 4 августа 1914 года один немецкий государственный деятель сказал самое несчастное политическое слово, которое когда-либо было услышано в нашей стране, когда он говорил о клочке бумаги и имел в виду договор, тогда по Британской мировой империи пронеслась буря, и эта буря привела к войне. Тогда мы говорили: это самооборона. Но Британская империя говорила: договоры должны соблюдаться. В них лежит правда. Так как против бесцеремонного насилия, которому предаются народы, когда они необузданно преследуют свои интересы, есть только одно единственное международно-правовое средство, средство договора, средство священного договора между народами.

Такой договор заключен между всеми цивилизованными нациями земли. Не договор справедливости, но договор, который подписан 28 народами, снабженный всеми признаками святости, которую признают международные договоры. Два года существует этот договор. И что стало из него? Где осталась святость этого Версальского договора? Обгрызена на Западе и сломана на Востоке.

Кто нарушил этот договор на Востоке? Народ поляков. Сто двадцать лет подряд поляки жаловались всему миру на причиненную им несправедливость, на насилие. Их мужчины как посланцы ездили по всем странам земли и призывали к праву и против насилия. И каждый раз, когда этот их призыв раздавался в Европе, он находил отзвук. Даже в Германии. Так как немецкая совесть никогда не игнорировала того, кто искал право и апеллировал к справедливости.

Эта Польша снова проснулась к независимой и суверенной нации. И первое ее действие — это нарушение того самого договора, которому она обязана своим суверенитетом и государственностью. Ллойд Джордж спросил поляков: На что вы все же опираетесь, разве это вы добились в борьбе этого Версальского договора, чьей кровью была добыта эта война и победа, разве кровью поляков? На этот вопрос в Варшаве ответили потоком оскорблений. Ответ разума не мог быть дан.

Но изнасилованные — это мы. Мы подписали договор. Мы подписали ультиматум. И так как мы являемся нацией, уважающей право, то мы, взяв на себя обязательство, будем его придерживаться. Мы не призываем наш народ к ненависти и реваншу. Но взамен мы требуем от мира справедливости, и в этой справедливости нам не могут отказать. Справедливость на Земле всегда торжествовала рано или поздно.

Мы в Германии должны были перетерпеть невыразимое. Наша страна растерзана, наши средства истощены. Нас ожидает мрачное будущее. То, что поддерживает нас, однако, это вера в нашу нерушимую общность.

Призыв к согласию, который вы услышали, является требованием времени. Мы есть и остаемся народом шестидесяти миллионов, и мир должен знать, что этот народ сознает свою силу. Не для войны, но для труда. И не только для труда, но и для исполнения своего права.

Мы будем добиваться этого права мирными средствами. Но нас нельзя лишить его. И если наступит злополучный случай, если безответственные люди решатся на то, чтобы временно отделить эту страну от Германии, тогда в мире возникнет прецедент, который будет нависать над миром и над совестью наций гораздо тяжелее, чем Эльзас-Лотарингия. Тогда в середине Европы возникнет рана, которая никогда не затянется, и которую можно будет вылечить только справедливостью.

Это собрание — крик нашей совести, и этот крик направлен ко всем силам морали, разума и совести в мире. Эти силы не умерли. Один из господ ораторов упоминал тут слова нашего великого поэта свободы. Поэтому пусть это собрание завершится другими словами этого же великого поэта, которого мы в это тяжелое время воспринимаем как вдвойне нашего. Он вкладывает эти слова в уста народу, который терпит несправедливость, так же, как и мы, и он говорит: