Афган: русские на войне - Родрик Брейтвейт

Масуд предложил им выбор: обмен на моджахедов, захваченных советскими войсками, или помощь в переходе в Пакистан, откуда они могли бы двинуться в Швейцарию, Канаду или Америку. Двенадцать пленников решили идти в Пакистан, а Быстров и еще один солдат остались. Они боялись возвращения в Советский Союз, но Быстров подумал, что идти в Пакистан не менее рискованно.

Поэтому Быстров остался с Масудом. Во время передышки на одном из перевалов Быстрову вручили китайский автомат и бронежилет, сказав, что теперь он будет одним из телохранителей Масуда. Быстров не мог понять, почему ему оказывают такое доверие. Он взял оружие — исправное — и патроны. Он мог убить Масуда и остальных охранников, а сам сбежать, но решил, что раз Масуд доверяет ему, стоит его держаться. Масуд знал толк в людях.

В 1986 году Быстров женился на женщине из племени Масуда и служил у него телохранителем до 1995 года, когда, по совету Масуда, вернулся с женой в Россию, чтобы не сталкиваться с талибами. После изгнания талибов он снова стал навещать Афганистан, виделся с родственниками жены и искал останки советских солдат. Метод у Быстрова был простой: он направлялся в кишлак, где шли бои, и спрашивал местных жителей, где они похоронили убитых. Те рассказывали, после чего Быстров эксгумировал останки и договаривался, чтобы их отправили в Россию. Он приобрел некоторую известность в своей стране, оставаясь немного меланхоличным мусульманином{436}. 

Матери 

Так как никто не собирался принимать на себя ответственность за призывников, матери солдат, отправленных в Афганистан, решили взять дело в свои руки. Поскольку детей из состоятельных и влиятельных семей там служило немного, этим занялись матери солдат из бедных семей, живших в маленьких городах и селах. У них не было никакого политического опыта, однако за время войны они стали мощной силой.

Этим женщинам приходилось бороться с сентиментальным представлением о солдатских матерях, которое культивировалось и властями, поскольку избавляло их от лишних забот. Спустя двадцать лет после вывода советских войск из Афганистана одна полуофициальная организация дала солдатским матерям совет: «Что может сделать Мать для сына-солдата? Что?.. Только одно — ждать… Вы несете высокое звание Матери защитника Родины, и именно Вам начертано в веках передавать новым поколениям генный код любви к своему Отечеству. Только вы своим молчаливым и терпеливым ожиданием можете превозмочь громкие воззвания и призывы трибун, и именно вам достается горечь правды и гордость памяти о своих сыновьях. С праздником вас, Матери необъятной страны, днем и ночью ждущие своих сыновей. Они обязательно вернутся!»{437}

Многим матерям ничего не оставалось, кроме как внимать этим снисходительным речам. Но другие не желали мириться со своим положением. Они изводили бюрократов, протестовали и пытались — иногда успешно — попасть в Афганистан, чтобы своими глазами увидеть происходящее. У них было четыре основных заботы. Первая — по возможности предотвратить отправку своих сыновей на войну. Вторая — защитить их от издевательств «дедов» и свести дедовщину к минимуму.

Третья — выяснить судьбу солдат, исчезнувших в Афганистане, особенно тех, кто числился пропавшими без вести. Четвертая — позаботиться о тех, кого взяли в плен. Движение солдатских матерей было одним из первых эффективных правозащитных движений в СССР, и оно набирало силу по мере того, как политическая система при Горбачеве становилась более гибкой. После войны солдатские матери объединились в организации, выступающие за права солдат и помогающие призывникам, отправленным в Чечню.

Алла Смолина почти три года (с осени 1985-го) работала в военной прокуратуре в Джелалабаде. Она отвечала за обработку архивов и документов, поступающих в прокуратуру, и по большей части это занятие наводило уныние. Она изучала не досье героических офицеров и солдат, сражавшихся в горах, а дела убийц, мародеров, насильников, наркоманов, людей, покалечивших себя, «дедов» и воров, а также фотографии самоубийц, изувеченных тел и массовых захоронений. На одной из эксгумаций, где она присутствовала, среди останков была обнаружена детская нога в резиновом сапожке — он предотвратил разложение. Спустя какое-то время подобные ситуации стали обычными, и табак и алкоголь помогли справиться с ними.

Время от времени в военную прокуратуру приходили письма солдатских матерей, у чьих сыновей возникли неприятности с законом. Отвечать на эти письма строго запрещалось: запросы по поводу отдельных солдат следовало направлять их непосредственным командирам. Но одно письмо врезалось в память Смолиной. Оно пришло от матери-одиночки с Украины, родившей в семнадцать лет. В письме говорилось, что она учила своего сына Виктора быть хорошим мальчиком, что он больше интересовался книгами, чем выпивкой и драками со сверстниками. Теперь он перестал писать домой, и мать хотела узнать, что случилось.

Смолина взялась за его дело. К несчастью, Виктор, придя в отчаяние от издевательств, которым его подвергали сослуживцы, прострелил себе ноги и был арестован. Как правило, командиры старались скрыть такие инциденты, выдавая их за несчастные случаи или боевые ранения. Но врачи могли определить, сам ли солдат ранил себя. Вылечив Виктора, они доложили его командиру, и тому пришлось поместить его под арест до окончания расследования.

Потом все пошло наперекосяк. Солдат-таджик бросил гранату в палатку старослужащих, которые измывались над ним, забрал автомат и удрал. Вскоре его поймали и посадили на гауптвахту вместе с Виктором. Таджик убедил Виктора бежать и воспользоваться американской программой помощи советским дезертирам. Им удалось сбежать, но потом их схватили моджахеды. Пленные выжили. Виктор принял ислам.

Затем Смолина получила еще одно письмо от матери Виктора. Та хотела найти работу в 40-й армии, но из этого ничего не вышло. Тогда женщина продала свои вещи, чтобы купить билет на самолет до Ташкента. Оттуда она планировала на попутках добраться в Афганистан. Смолина не стала говорить ей, что Виктора уже нет в стране. Она только настоятельно просила мать Виктора никуда не ехать, пока расследование не закончится.

На этом прервалась переписка, но история продолжалась. От знакомых вертолетчиков Смолина услышала, что какая-то ненормальная украинка пыталась пересечь границу, чтобы повидаться с сыном-солдатом, попавшим в беду. Она забралась в одну из машин автоколонны, отправлявшейся на юг, но ее нашли. Она стала упрашивать вертолетчиков взять ее с собой. В конце концов ее задержала военная комендатура в Термезе.

Эта женщина была матерью Виктора. После войны Алла Смолина безуспешно попыталась связаться с ней по официальным каналам. Двадцать с лишним лет спустя ей удалось восстановить всю историю по обрывкам информации в интернете. Виктор так и не попал в Америку. Он прошел подготовку в лагере моджахедов в Пакистане, вернулся в Афганистан, но не стал воевать с советскими солдатами. Потом добрался до Ирана, обратился в советское посольство и в конце концов вернулся в СССР.

Восстание в лагере Бадабер

Еще много лет всплывали все новые и новые истории о советских дезертирах и бывших военнопленных. Рассказывали, что офицер ГРУ перешел на сторону моджахедов, захватив с собой список советских и правительственных агентов. Моджахеды собрали агентов в одном месте, и офицер-перебежчик участвовал в их: казни. После этого он руководил отрядом бойцов, сражавшимся с его прежними товарищами, а потом перебрался на Запад. Несколько офицеров ГРУ поклялись отомстить. Они выследили и убили его в Польше десять с лишним лет спустя после войны{438}. Рассказывали также, что в конце 2009 года восемь советских солдат, остававшихся в Афганистане, сражались на стороне талибов с силами западной коалиции{439}. А еще один случай, потом ставший легендарным, поначалу пытались сохранить в тайне. Речь идет о восстании советских и афганских военнопленных, содержавшихся в тюрьме-крепости Бадабер к югу от Пешавара, 26-27 апреля 1985 года.

С 1958 по 1970 год в Бадабере располагался секретный пост американской разведки, занимавшийся перехватом информации — группа связи 6937- Именно оттуда американский самолет-разведчик У-2 вылетал на задания над территорией Советского Союза, находившейся в трех с лишним сотнях километров. Из Бадабера вылетел и злополучный Гэри Пауэре, чей самолет был сбит i мая 1960 года над Свердловском.

Во время войны крепость в Бадабере использовалась для хранения оружия и боеприпасов, а также как тренировочная база бойцов «Хезб-е джамиат-е ислами» Бурхануддина Раббани. По утверждению Раббани, база полностью находилась под его контролем, и правительство Пакистана не вмешивалось. С 1983 года туда свозили советских и афганских солдат, взятых в плен. Их заставляли работать на складах боеприпасов и в соседних карьерах. Держали их в зинданах. В 1985 году в Бадабере находилось двенадцать пленников из СССР (большинство были захвачены Масудом в Панджшере) и сорок афганских солдат и милиционеров. Работа была очень тяжелой. Те, кто не был мусульманином, получили исламские имена в качестве подготовки к их переходу в новую веру. Этими именами их называли охранники, и по этим именам они должны были обращаться друг к другу.