Сатира и юмор: Стихи, рассказы, басни, фельетоны, эпиграммы болгарских писателей - Петко Славейков

он посетил фотографа и снялся в двух различных позах. Фотографии должны были быть готовы в двухдневный срок. За это время он собирался сочинить любовное послание, предназначенное для прекрасных глаз. Короче говоря, сердечные дела нашего героя приближались к развязке, и, если бы судьба была чуть благосклоннее, он стал бы повелителем черных очей.

Но к сожалению, судьбе было угодно иное.

* * *

На следующий день — третий от воцарения нашего героя — в город прибыл управляющий округом в сопровождении четырех полицейских и остановился в гостинице. Его, очевидно, заинтересовала громкая слава Папучкова. Тотчас же был отдан приказ вызвать городничего. Двое полицейских с проворством ищеек бросились рыскать по городу и вскоре обнаружили его. Наш герой сидел в своей комнатке и, склонившись над столом, с необычайным усердием изливал потоки бескорыстного вдохновения в строках своего первого любовного послания. Появление полицейских страшно разгневало его; он вскочил, готовый разорвать их на части. Однако услышав, что в Дремиград прибыл управляющий округом и желает его видеть, он смилостивился и, препоясавшись шашкой, последовал за полицейскими.

Тем временем управляющий нервно прохаживался по своему номеру, с нетерпением ожидая прибытия нашего героя. И когда тот, задыхаясь от волнения, наконец появился перед ним, управляющий грозно двинулся на Папучкова, не дав ему ни слова вымолвить, ни отрапортовать как положено о состоянии вверенного ему города.

— Как тебя звать? — сердито крикнул управляющий.

— Тонко Папучков, господин управляющий, — ответил в смятении наш герой.

— По чьему приказу ты позволил себе занять пост городничего?

— У меня есть на то телеграмма, — ответил Папучков, сунув руку в карман, — вот, пожалуйста! — с достоинством сказал он, протягивая уже знакомую читателям телеграмму.

— Глупая ворона! — вскипел управляющий, прочитав телеграмму. — Разве не видишь, что над тобой подшутили?

— Как! — воскликнул наш герой, отступив на шаг. — Надо мной подшутили? Нет, господин управляющий, вы ошибаетесь, я назначен городничим и это…

— Глупая ты ворона, и больше ничего, — сердито перебил его управляющий, — и сейчас же отправишься в клоповник! Эй, ребята! — обратился он к стоящим у двери полицейским. — Снимите шашку с этого господина и отведите в участок. Живо!

Мы надеемся, что читатели войдут в положение нашего героя и не осудят за то, что он позволил опозорить себя. Эта безобразная сцена так его расстроила и выбила из колеи, что он даже не помышлял о сопротивлении. Да и что он мог сделать против насилия! Разуверившись в своей звезде, он принял клеймо позора с таким же стоицизмом, с каким Сократ чашу с ядом. Лишь после того, как его провели под стражей через весь город и грубо втолкнули в темный и сырой подвал арестантской, — лишь тогда он ощутил всю безграничную горечь своей участи, и страшное чувство мести, жажда беспощадного истребления закипели как лава в его груди. С яростью он бросился на тюремную койку, впился зубами и пальцами в прелый тюфяк и стал с остервенением рвать его в клочья, оглашая диким ревом стены своей темницы. Затем, вдруг охваченный неистовым порывом, он вскочил, бросился к двери и со страшной силой стал колотить ее руками и ногами, продолжая реветь во все горло. Дело кончилось тем, что злополучного арестанта свалили на пол, крепко связали, безжалостно бросили в телегу и отвезли в больницу. В тот же день врачи установили у него паралич мозга.

Так трагически закончил свое трехдневное царствование мнимый дремиградский городничий Тонко Папучков!

И бедный Дремиград — живой свидетель этого краткого, но славного царствования — снова осиротел!

Перевод Н. Попова.

Георгий Стаматов

PICNIC

Давно уже полковые дамы бредили пикником, и вот, наконец, долгожданный день настал. По узкому шоссе, беспорядочно засыпанному щебнем, медленно катили десять экипажей. В первом сидела супруга командира полка со своей сестрой, в остальных разместились жены, свояченицы, сестры офицеров всего полка. Справа и слева, сзади и спереди, словно почетный эскорт, галопировали молодые офицерики. Вид у них был такой, словно впереди их ждала какая-то опасность и они готовы были грудью защитить едущих в экипажах красавиц, скрывших свои личики под дорожными вуалями и прозрачными, как папиросная бумага, зонтиками. Все были веселы и довольны: предстояла не заурядная прогулка или бал, а picnic. Пикник! Очаровательное слово! С какой торжественностью они произносили его! Некоторые офицерши, внимательно наблюдая за взглядами поручиков, почти с уверенностью могли предсказать, что скоро сплавят с рук своих сестер, которым их мужья пока что вынуждены были заказывать более дорогие платья, чем им самим.

Дело в том, что на гарнизонной ярмарке невест началась сильнейшая конкуренция с тех пор, как офицеры все чаще стали жениться на дочках местных торговцев.

— Смотри, смотри, Марийка, Иванов так и крутится возле нашего экипажа!

— Очень он мне нужен! — стрельнув глазами, ответила Марийка.

— Не просчитайся!.. Еще немного, и Рада совсем вскружит ему голову.

Двадцатишестилетняя Рада действительно просто ела глазами обожателя Марийки.

— Не могу понять, — подчеркнуто громко заметила жена батальонного командира супруге доктора, — какое может быть старшинство между женами, почему она должна ехать в первом экипаже?

— Ах, оставь! Неужели ты до сих пор ее не знаешь? Она говорила мне, будто у нее нет детей, потому… — И, понизив голос, докторша начала что-то шептать. — Адъютант же каждый вечер у них… С докладами, видите ли, ходит. Знаем мы эти доклады!

— Ты слышала, Ольга, что Еленка… это самое… на другой день после свадьбы?.. Он едва не убил ее. Ты подумай! Глазки всегда опущены…

— Чему тут удивляться, Катерина? Вся в матушку. Я давно знала, но молчала. Зачем, думаю, мешать, пусть, думаю, выйдет замуж, как все. Однажды, помню, портниха при мне принесла ей платье, так ей было широко… Не прошло и трех месяцев с того дня, как поручик Зоров стал ходить к ним, а она уже не могла застегнуть пуговиц.