Светлая сторона Луны (трилогия) - Сергей Дорош

Он думал, что применение чар, в которых он был сильнее, сломит мое сопротивление окончательно. Зря. Его действия даже не заставили меня нарушить достигнутого ритма. Мой противник сам начал подчиняться ему. И тогда я стал ломать этот ритм. Резко ускоряясь, я заставлял его судорожно отбиваться. Или вдруг сбавлял скорость, и он, не успев подстроиться, проваливался за своим ударом, не встретившим сопротивления. Посеребренная сталь друидского оружия обагрилась кровью. Этого было так мало. Неглубокие порезы затягивались мгновенно. Это было так много! Ведь изначально мой враг планировал избиение, а я навязал ему настоящий, равный бой. Что-то в нем дрогнуло. И я вдруг понял, что, несмотря на усилия Конклава, Воинства Небесного и Некромантского домена, высшие развивали свое мастерство. Эти замшелые бессмертные, живущие тысячи и тысячи лет, уже не умеют того, в чем специалист каждый плутонец, — они не умеют учиться.

А ведь все эти тысячелетия школы планет развивались. Марсиане изобретали новые стили боя, оттачивали старые, комбинировали все, что знали, создавая гремучую смесь, способную убить кого угодно. Юпитер и Сатурн постигали тонкости управления стихиями, учились восполнять мастерством недостаток сил, противопоставлять чужому знанию свое, пусть меньшее, но примененное с наибольшим эффектом. И вершина этого пути — мы, плутонцы, вбирающие в себя лучшее от всех школ. Великий Плутон!

Впрочем, чувство собственной неуязвимости — это тоже много. Иллюминат и мой отец заставили этих властителей судеб задуматься в тот день, когда погибли сразу четверо бессмертных. Возможно, члены Конклава и не достигли уровня Иллюмината, но они познали большую часть своих способностей. Это вселяло в них уверенность. К тому же мой противник видел мою кровь, видел, что рана никуда не делась, а значит, я — не ровня ему. Он мог продолжать этот поединок вечно, черпая силы из своих, недоступных мне источников. Я пятился и уклонялся — мои движения были лишь жалкой пародией на его плавность. Я отражал его удары серпом-мечом, кулаки рассекались в кровь, кости хрустели и дробились — и тут же все раны заживали.

Это могло сломить слабого духом. Я продолжал безнадежный бой. Я еще больше увеличил дистанцию. Теперь работал более длинным серпом-мечом, положив топор на плечо и используя его для отражения особо мощных атак. Боль мой противник все-таки чувствовал. Изменилась и его тактика. Теперь он тщательно готовил каждую атаку, стараясь поменьше сталкиваться с моим оружием. Почему он не превратил свои кулаки, скажем, в камень, я не знал. Мы перемещались по просторному залу мягкими шагами. Мы кружились, как партнеры в танце, страшном танце смерти. Да, тогда я забыл, что силы наши не равны и никогда равными не будут, ведь он мог в любой момент отрастить себе мечи вместо рук, и тогда пошел бы уже совершенно другой разговор.

Двери тряслись от все более мощных ударов. На них обрушивались топоры и магия. Только все это было бессильно против чар одного из Конклава. Пока бессильно. Капля камень точит. Рано или поздно усилия братьев принесут плоды, и тогда бой повернется по-другому. Будь ты хоть трижды бессмертный, но, когда на твоих плечах повиснут отборные бойцы детей Хансера, ты подпустишь меня к своей шее.

Видимо, мой враг понял это. Ему надоело возиться. Неуверенность грызла его душу, если у него, конечно, была душа. А неуверенность, вырвавшаяся на волю, — первый шаг к поражению. Я чувствовал, как все начало ускоряться. Его правая рука почти достала до моей груди. Я ощутил укол страха, видел — на сей раз сила, вложенная в удар, способна раздробить камень, а про плоть я уже молчу. Инстинкт, как всегда, опередил разум. Я парировал так, как всегда встречал колющие удары, — сбив с подкруткой кисти. Лезвие топора описало полукруг, и кисть моего врага улетела к стене.

Он закричал, закричал страшно. Левая тут же превратилась в клинок. Мой враг прыгнул мне навстречу, крестя воздух перед собой могучими ударами. А я видел другое — кровь, текущую из обрубка, капельки пота на висках, страх в глазах. Я не понимал, почему на месте отрубленной руки не выросла новая. Что-то пошло не так, как обычно, и это напугало бессмертного. Но мое преимущество теперь не стоило и ломаного гроша. Я вдруг ясно осознал, что буду убит до того, как враг истечет кровью. Игры закончились.

И это понял не только я. Познавшие таинства черпают свою силу из самых загадочных источников. Чувства. Страх за свою жизнь позволил моей матери частично отразить магический удар, который должен был размазать ее по полу. Она лежала под гнетом заклинания, борясь, не давая расплющить себя. А теперь на ее глазах убивали единственную ее надежду вырваться из круговорота жизни, обычной на Плутоне для таких, как она. В какой-то момент я бросил быстрый взгляд на нее и поразился. Мать вставала на ноги. Ее глаза горели той же глубинной Тьмой, что и у бессмертного. Эта Тьма пульсировала, затапливая все.

Я почувствовал, что проваливаюсь в Мир Видений. Это было странно и со мной случилось впервые — переход в бою, который не мешает мне драться. Просто все вдруг предстало в новом свете. Я в своей защитной сфере Тьмы, и такая же сфера моего врага. Ее стенки толще, чем у моей, но в одном месте она пробита, и осколок вонзился в запястье, мешая бессмертному вернуть свою руку. А за его спиной разрасталась третья Сфера, буквально этой Тьмой затопленная. И с каждым биением сердца этой Тьмы она удваивалась. Впервые я видел, как чувства умножают силы познавшей таинства.

Пропустил выпад врага, но это уже не имело значения. Сфера матери вдруг словно бы выцвела, зато на спину члена Конклава обрушился чернильно-черный молот. Мой враг не смог выдержать этого удара. Его оглушило, бросило вперед, на меня. И я сделал единственно верное — четким встречным движением подставил топор под его горло.

Мать осела на пол. Не рассчитав сил, она выжала себя досуха. Впрочем, когда это адепты Юпитера умели грамотно распределять силы? Этому на Сатурне учат. Голова покатилась по полу, как маленький шарик перекати-поля. Тело, продолжая движение, упало. Я подскочил к нему, одним взмахом разрубил спину. Сердце на месте. Подвела бессмертного самоуверенность: не готовился он к бою, не изменял структуры своего тела. Топор прервал биение сердца под громкий крик моего поверженного врага. Почему-то я чувствовал, что надо действовать именно этим оружием, полученным от Безумного Кузнеца.

Дверь вылетела — спали держащие ее чары. Хантер ворвался в тронный зал первым. В руках у него был огромный бердыш. Глава братства взмахнул им, как тростинкой, но я бросился под удар невероятным прыжком, перехватил за древко.