Голос булата - Дмитрий Янковский

Посреди рассказа о битве в приморской веси Витим шепнул уважительно:

– Так вот ты какой, селянин подкиевский…

А Ратибор зело заинтересовался битвой при Полоцке.

– Знавал я одного такого тиверца… Тоже из лука мог птичье перо посередке рассечь. Это с сотни шагов! Многому он меня в этой науке выучил. Велигой, говоришь?

Когда речь пошла о Камне, Сершхан даже рот приоткрыл, стараясь не пропустить ни единого слова. А Волка целиком захватил сказ про Диву, дочь самого Стрибога.

– Зашел я туда, – закончил Микулка. – И прямо в лоб колом схлопотал! Тут Ратиборова стрела и вжикнула. Дальше вы все не хуже меня знаете.

Он устало опустился на заваленку – ноги едва держали после пережитых волнений.

– Ну что ж… – после недолгой паузы молвил Витим Большая Чаша. – Без помощи мы тебя, ясное дело, не оставим. А там поглядим что к чему.

Микулка осторожно поднял глаза и взглянул на воеводу.

– А для чего вообще ваша дружина назначена? – слегка запинаясь спросил он, с трудом борясь с неловкостью от такого прямого вопроса.

– Кабы знать… – вставая вздохнул Витим. – Эх… Кабы знать!

К вечеру вся ночная дружина расселась на лавке в светлице Владимира – Микулка уговорил их собраться на последний совет. Белоян задумчиво поглаживал витой посох, огонек масляной лампы плясал в его темных глазах. Князь устало склонился над столом, перебирая карты, вычерченные на тонко выделанной коже.

– Прежде чем биться с ворогом. – нарушил молчание Витим. – Нужно знать, что от него ожидать можно. Обычно это по его повадкам понятно, но тут… Слишком много волшбы, всяких старинных тайн, в которых надо волхвам разбираться.

– Волхвы тоже не Боги. – рыкнул Белоян. – Большинство просто служат. Некоторые… чуть больше чем служат, а отдельные – ведают.

– Не прибедняйся, – усмехнулся через плечо Владимир. – Неужто я такой дурень, чтоб взять верховного из простых служак.

– Один ведун другому рознь! – возразил волхв. – Мир слишком велик и сложен, чтоб каждый познал его во всей глубине. Потому один силен в одном, другой в другом и нельзя сказать кто из них сильнее, так как пути их не пересекаются. А вот знать, кто чем владеет, должен ведать любой посвященный. Иначе какой прок с этих знаний?

– Ты можешь сказать, к кому нам за советом отправиться? – с надеждой спросил Микулка.

– Верстах в тридцати от Киева живет один мой… знакомец. Волхв так себе, но ведает многое, а кроме того великий он умелец по звездам зрить. Зовут его Барсуком и живет он в лесной избе, один как перст. Тропку к той избе найти не так просто, потому что лес кругом заперт колдовским словом, а другим словом отпирается.

– Так… – совсем по деловому поинтересовался Витим. – Слово это ты знаешь?

– Знаю, знаю… Только есть одна сложность. Всем вам туда не пройти, лес одного пропустит, других заплутает-заводит. Так что выбирайте, кто пойдет.

Микулка хотел было открыть рот, но Сершхан прервал его спокойно и тихо:

– Лучше отправить Витима. У него опыта больше, да и язык подвешен так, что ходь сегодня к ромеям послом.

– Ну да! – усмехнулся воевода. – С меня посол, как с мухи ястреб – что на уме, то и на языке. Тут нужен тот, кто полозом вывертываться может, кто и с врагом поцелуется, ежели для дела надо. Среди нас только один Ратибор такой, этот за одним столом и с Родом, с Ящером сядет – не поморщится.

Сершхан поправил пояс с тяжелой саблей.

– Не выйдет. – серьезно сказал он. – Может он с врагами за одним столом мед бы и пил, да только всяк из них промеж ноздрей получил бы после первого кривого слова. Всем хорош Ратибор, да только нет в нем сдержанности. В этом деле не столько верткость и хитрость нужна, сколько… доброта.

От таких слов даже Владимир отвлекся от карты, изумленно обернувшись.

– Доброта? – переспросил он.

– Именно. Чтобы просить помощи, нужно уметь зажигать сердца. Не заставлять их гореть, а побуждать зажигаться. Это разная сила.

– Верно! – поддакнул Ратибор. – Ни кто из тех, кто слышал песни Волка, не остался равнодушным. Ни кто! Вот в нем есть та сила, о которой Сершхан говорит!

– А кроме того, – закончил Витим Большая Чаша. – Он в лесу чувствует себя как… волк. Никто из нас не знает лес лучше нашего певца. Говори, волхв, ему колдовское слово!

14.

Они выехали за ворота задолго до полдня, собрав на купленных Витимом коней нехитрые дорожные вещи. Закладных лошадей не брали, пока места идут людные, веси да села кругом, всегда можно сменить уставших животных на свежих. Зачем зазря деньги тратить?

Солнце уже припекало и воевода направил свою дружину скорой рысью, чтоб прохладный ветерок не давал жаре клонить воинов в сонные мысли. Микулка был рад, что наконец занялся делом, а то сидеть под защитой городских стен в то время, когда невеста его невесть где, было выше всяких сил.

Гостинец вел путников на северо-восток, вихрясь рыжей пылью за подкованными копытами сильных коней. Дышать было легко, ветер наполнял грудь ароматами буйной травы и близкого леса, что особенно чувствовалось после спертого городского воздуха.

Вскоре кругом потянулись густые леса, деревья цеплялись толстенными ветвями над сузившейся дорогой. Проехали одну шумную весь, потом в стороне от дороги приметили другую, гораздо безлюднее. Лес мрачнелс каждой верстой, даже как будто похолодало, пахло грибами и застарелой болотной тиной.

– Далеко отъехали. – повел плечами Ратибор.

– Да, верст на десять. – подтвердил Витим. – Скоро дорога обернется тропой…

– Может заночевать здесь? – мерно покачиваясь в седле предложил Сершхан. – Утро вечера мудренее.

– Да ну тебя! – отмахнулся воевода. – Только полдень минул, а ты уже ночевать.

– Что-то тревожно…

Микулка и сам чувствовал себя угнетенно, словно вся эта дремучая зеленая стена давила его тяжким бременем. Вокруг родного села лес был совсем другим, а в Таврике вообще не лес – так, кусты высокие. Странное дело, сколько сотен верст прошел до Русского моря, а на полуночь от Киева и десяток одолеть не просто. Говаривали, что этот гостинец вел до Чернигова и все таким же дремучим лесом – обиталищем лютой нежити и злобных дорожных татей.

Паренек вспомнил напавших на дом Тура упырей и зябко поежился, словно опять учуял ледяное дыхание и трупный дух нежити. Он оглянулся, но никто из соратников говорить не желал, все всматривались в шевелящуюся совсем по живому листву, Волк положил свой сверкающий меч поперек седла, а Ратибор снял с плеча лук.

Копыта коней стучали все глуше, по самые бабки проваливаясь в опавшую за многие годы листву. Становилось все тише, даже птицы не шумели так, как под Киевом, а те, что подавали свои голоса, кричали уныло и хрипло.

Витим Большая Чаша встревоженно глянул на небо, но положение солнца едва угадывалось за нависшими ветвями.

– По ромейскому счету полдень минул часа три назад. До темноты еще столько же, да еще с хвостиком. – негромко сказал Ратибор.

– Наверняка еще встретим весь до вечера. – предположил Сершхан. – Или хотя бы село.

– Плохо, что никто из нас дороги толком не знает. – вздохнул Волк. – Неужто нельзя было проводника в городе сыскать?

– Ну да… – усмехнулся Витим. – Плати ему, корми его, каждое слово взвешивай, прежде чем на воздух пустить. Справимся сами.

Микулка хотел было вставить слово, но увидел сквозь густую листву замершую у дороги фигуру, потом еще одну, а подальше и третью.

– Други! – зловещим шепотом кликнул он. – Там в лесу кто-то есть… Глядит за нами.

Никто не шевельнулся, так и ехали покачиваясь в седлах, но паренек приметил, что у Ратибора стрела на тетиве, а Сершхан ненавязчиво полирует пальцем рукоять швыряльного ножа. Заметили, значит, еще раньше. И молчат, леший их понеси.

Фигуры в лесу стояли как вкопанные, даже не шевелились.

– Оставлять за спиной негоже… – подумав придержал коня Витим. – Микула, окликни соглятаев, пусть не прячутся.

Микулка собрался с духом, чтоб унять дрожь в голосе.

– Эй, чего прячетесь? – нервно выкрикнул он.

Тишина. Даже птицы примолкли. Волк соскочил с коня и нырнул в густой подлесок, словно в воду с головой ушел. Ни слышно, ни видно… Вынырнул у одной из фигур, замер, потом громко окликнул остальных.

– Идите сюда! Это… не люди.

Друзья спешились и осторожно вошли в сырой лес. Волк стоял почти по пояс в траве, только глаза сверкали в полумраке, а рядом с ним торчал из земли растрескавшийся идол неведомого божества. Чуть поодаль высились еще два истукана.

Под ногой у Микулки звучно хрустнуло и он испуганно одернул ногу, взглянув вниз. Из раздавленного сапогом человеческого черепа лениво вылезала серая змеюка с черным зигзагом узора на спине. Паренек отскочил как стрела от булата, еле удержался, чтоб не вскрикнуть.