Голос булата - Дмитрий Янковский

Микулка медленно обернулся, готовясь выхватить меч и невольно зажмурил глаза от яркого блика, отброшенного рукоятью, торчавшей из-за чужого плеча. Перед ним стоял длинноволосый воин, весь затянутый в черную кожу, за спиной у него висел не только ослепительно сверкающий меч, но и кожаный чехол с лютней.

– Волк?! – признал он недавнего знакомца. – Эээ… Хорошо, что ты тут, мне сейчас любая помощь в прок будет. Невесту у меня украли, чуть ли не с самой свадьбы! Князь Витима ищет, там кроме моей невесты и моего же коня еще колдовской Камень пропал.

– Чего ж ты тогда бродишь без толку?

– Ну… Не пешком же идти! А на коня денег недостает. Да и куда путь держать? Стражи говорят, что с конем и с девкой никто за ворота не выезжал.

– Неужто ты мыслишь, – улыбнулся Волк, – что Киев токма через ворота покинуть можно? Кабы так, наша дружина на одном мыте разорилась бы. Идем! Надо остальных сыскать. Днем это не так просто сделать.

Он пошел дальше по улице, знаком пригласив за собой Микулку. Улочка петляла сначала под гору, а потом полезла на холм, помогая жаре выкатывать капли пота на коже.

Белокаменная городская стена высилась слева, перекрыв собой чуть ли не половину неба. В многолетней ее тени было сыро, бурьян и лопухи вымахали выше пояса, что-то в них явственно копошилось, иногда проявляя неясные тени. Микулка напрягся, вглядываясь в переплетение мясистых стеблей и листьев, но кроме неясного шевеления ничего не заметил.

– Крысы… – коротко ответил Волк, словно спиной наблюдал за своим спутником. – Их тут тьма тьмущая.

Скоро они зашли в такие трущебы, где не было, казалось, ни одного целого дома. Правда грязи тоже не было, да и не воняло совсем.

– Самая окраина, – пояснил Волк. – Шагов через тридцать стена углом сворачивает и идет к малым воротам.

– Есть еще и малые? – удивился паренек.

– Есть, но через них не выпускают. Разрешают только вход, да и то лишь в дни больших торгов.

Микулка оглянулся и завороженно замер – отсюда открывался удивительный, почти нереальный вид на огромный город. Улочка позади круто сбегала вниз и полуразрушенные домишки не закрывали того, что было дальше, на крутых склонах Горы, которая оказалась ниже неприметного холма, на котором стояли витязи. Ясно виднелась мощеная главная улица и вся рыночная площадь, не говоря уже о княжьем тереме, во дворе которого можно было пересчитать весь суетившийся люд.

– Ух ты… – невольно воскликнул паренек. – Отчего же тут никто не живет? Красота какая, весь Киев как на ладони!

– Жили раньше, но стало с водой худо. Колодцы пересохли, видно вода ниже спустилась, а возить в такую крутизну тяжко. Вот народ и ушел вниз.

Волк огляделся, вытащил из густого бурьяна связанную из жердей лесенку, облокотил на стену полуразваленной хатки и ловко влез на крышу, достав из-за пояса сверкнувшую полированным серебром пластинку. Он выбрал один из торчавших сквозь прохудившуюся крышу шестов и привязал к нему блестящую побрякушку, потом спрыгнул вниз и оглядел свою работу шагов с пяти. Пластинка с продетой в нее бечевой вертелась на шесте как муха на паутинке, отбрасывая во все стороны лучи яркого солнца.

– Теперь подождем. – обтирая руки от пыли сказал он и уселся на пересохший порог. – Скоро вся дружина будет в сборе.

Микулка глядел на сверкавшую над крышей искорку солнца как завороженный – экий хитрый сигнал придумали странные вои! Почитай с любого в Киеве места узреть можно, правда если Ярило со Стрибогом не спорят. Он уже собирался присесть в тенек, но заметил над крышей еще что-то. Паренек отошел в сторону, чтоб лучше рассмотреть непонятное пятнышко и понял, что оно не над крышей, а гораздо дальше, у самой стены.

– Эй, Волк! Погляди-ка, что это? – показал он пальцем.

Ночной витязь недовольно скривился, но встал и поглядел в указанную сторону.

– Не знаю… На стене что-то висит. Пойдем посмотрим.

Они обошли развалины хатки, перескочили через обросшие мохом жерди забора и спустились во влажную тень городской стены. Лопухи и бурьян тут вымахали по пояс, приходилось руками раздвигать, а из под ног во все стороны шмыгнули здоровенные крысы.

Микулка задрал лицо кверху чтоб рассмотреть странный предмет и закричал не сдержавшись:

– Это не на стене! Это от летучей лодии доска! Погляди, висит прямо в небе!

– Ты что, перегрелся? – вытаращил глаза Волк. – Какая тут лодия?

Паренек прикусил язык, но было уже поздно.

– Придет Витим, тогда и поведаю. – насупился он. – А пока одно могу сказать точно – я знаю как и где ворог через стену перебрался.

Сзади раздалось сочное проклятие, сочетавшее в себе не только поминание всей мыслимой нечисти, но и вкратце описывающее ее образ жизни и способы размножения. Обернувшись Микулка разглядел Витима Большую Чашу, лицо его перекосила гриммаса крайнего отвращения.

– На крысу наступил, чтоб ее… – пояснил воевода и брезгливо вытер сапог о лист лопуха. – Я тут краем уха прослышал, что вы обо мне баяли.

– Тут такие дела, Витим! – начал было Волк.

– Знаю уже. Диву умыкнули вместе с победоносной Микулкиной кобылой. Да еще и колдовской Камень прихватили. С Камнем вопрос вообще не понятный, никто про него ничего толком не ведает. Одно ясно, что все эти беды – дело рук того гада, что ночью татей на пацана натравил. Я тут с Белояном погутарил, кое что выяснил. Ворог этот, по всему видать, из наших, у него такой же меч. Но движет им зло. Случай необычайный, до селе неведомый, а потому нам надлежит им впрямую заняться. Заодно и отроку подсобим. Не возражаешь, Микула?

– Я вас за тем и искал. У меня даже на коня денег нету. – понурил голову паренек.

– Это ничего, конь в таком деле подмогой не будет. Ратибора с Сершханом не было?

– Пока нет. – ответил Волк. – Зато мы вон что приметили. Явно колдовская штучка – обломок доски будто к небу прилип.

– Ого! Ну и дела в Киеве творятся… Всякий день что-то новое.

– Это не в Киеве. – буркнул Микулка. – Это от моей лодии кусок. Проклятый лиходей меня обобрал до последней возможности. Невесту похитил, коня увел, да еще и лодию стибрил, гад.

– Нда, старик… – сочувственно вздохнул Витим. – Жисть штука такая… Сегодня Боги вспомогают, а к завтрему доля может и задним своим ликом обернуться. Ничего, плохое тоже вечно не длится. А кроме того у тебя еще меч остался. Витязь и без коня сможет прожить, и без лодии, без девки подавно не помрет, а вот без меча он уже и не витязь вовсе. Вот только ворог наш что-то много внимания именно твоему добру уделил. Это необычно. Объяснимо только тем, что само добро того стоит. Невеста, ясное дело, красунья. Но красавиц много, значится эта чем-то от других все же разнится. Лашаденка твоя тоже не проста – в деле куда лучше, чем на вид. А что с лодьей?

– Ну… – паренек собрался с духом. – Лодия тоже особеная. Летучая.

– Да я приметил. – усмехнулся воевода. – Досочка словно гвоздями к небу прибита. Что за колдовство?

– А я почем знаю? Сам спер у колдуна в Рипейских горах. Летает с такой быстротой, что от ветра глаза слезами исходят. Для управления нужно про себя волшебные слова говорить.

Позади захрустели лопухи, сминаемые ногами Сершхана и Ратибора.

– Гой еси! – поздоровался ночной стрелок. – Я сию дощечку заприметил еще с базара, только оттуда не смог разобрать что это такое. Кто-нить объяснит?

Микулка оглядел собравшихся.

– Пойдемте на солнышко, присядем, я вам по порядку все и поведаю.

Они поднялись к домику, расселись на завалинке и паренек начал свой рассказ. Воздух был неподвижен как в бане, но после полдня жара стала спадать, тень от стены удлинялась и наползала на город словно раненный Змей. Микулка вошел во вкус, описывл красочно, не забывая приврать где требовалось, Витим с соратниками слушали с возрастающим интересом, а Волк даже пальцами по колену начал постукивать, словно прижимал невидимые струны лютни. Видать песню складывал.

Микулка заново переживал все… Напуск печенегов под Киевом, горькие слезы, долгий путь через леса и степи, помянул добрых людей, что не давали помереть с голоду. Ежился от промозглой стужи заснеженного леса, снова купался в тепле Заряновой избы, вспоминал его задорный взгляд, совсем не стариковскую улыбку. Вспоминая дедовы испытания, тер кулаки, словно снова мотался вокруг дома на карачках, сердце замирало от воспоминания о первом выстреле в человека, хоть тот и был печенегом. Когда же дошел до смерти Заряна, то не удержался от скупой, совсем уже не детской слезы. В глазах Волка тоже что-то блеснуло, но это мог быть луч клонящегося к высокой стене солнца.

Посреди рассказа о битве в приморской веси Витим шепнул уважительно: