Прощаю себе. В 2 тт. Том 2 - Лууле Виилма

Человек физически здоров, покуда он в состоянии обуздывать стрессы. А если он больше не в состоянии, то уже и не желает обуздывать и начинает выплескивать стрессы в виде эмоций. Чем выше гора накопившихся стрессов, тем больше лавина, для схода которой достаточно одного маленького камешка, брошенного в огород хозяина. Иначе говоря, чем выше гора стрессов, тем серьезнее возникает болезнь. Чем больше и быстрее выводятся наружу стрессы, тем явственнее проявляется болезнь и тем быстрее ее протекание.

Таким образом, незначительные жалобы или незначительные психические нарушения могут таить в себе малую болезнь, как маленькую гору. Однако они могут скрывать и очень серьезную болезнь. Человек, который желает быть сильным, стыдится своих слабостей и обрекает себя на страдания. За значительными жалобами или значительными психическими нарушениями может не быть физической болезни, либо она мала. Душевная мука истеричного человека извергается из кратера вулкана ввысь, словно обжигающая лава, однако от нее не распространяется тепло, ибо отсутствует вера в добро. Душевная мука истеричного человека страшнее любой физической болезни. Подобным же истериком становится и тот, кто страдает от физической беды, если переступает предел выносливости. Это доказывает психосоматическую природу всех болезней, доказывает, что все болезни являются материализацией стрессов.

Если прощение перестает быть желанием разума и становится порывом сердца, то возникает потребность, и гора стрессов потихоньку исчезает, испаряясь в космос. Ей уже не приходится смиряться с тем, что ее прогоняют сквозь строй обязанностей, будто протискивают через игольное ушко, и не приходится больше невольно причинять боль. Не стрессы причиняют человеку боль, а сам человек тем, что держит стрессы в себе. Лук не льет слез, когда его чистят, слезы льет тот, кто лук чистит.

Если человек знает, что он умен благодаря приобретенным знаниям, он относится к своему уму как к собственности. Корыстолюбивому человеку известно, каким богатством он владеет. С возрастанием ума возрастает и богатство, покуда не наступает предел, и оно гибнет вместе с владельцем.

Ум – это сокровище. Чем больше человек осознает свой ум, тем состоятельнее он может стать. Богатство его и губит, если на выручку не приходит рассудительность. Уходя на тот свет, с собой не берут ни ума, ни богатства. А берут с собой только лишь достоинство – оно же житейская мудрость, или рассудительность.

Ум не есть рассудительность. А рассудительность есть ум. Ум являет собой крошечную частицу рассудительности.

Человек, превыше всего ставящий ум, может стать очень умным, однако в жизненных кризисах от его ума проку мало. Жизненная истина есть рассудительность, которая может выстоять в любой ситуации да еще вызволить умного глупца из беды. Рассудительного человека школьная мудрость делает более рассудительным. Умного – более умным.

Сам человек не может ощутить свой ум. Ум можно лишь осознать.

Организуя жизнь с умом, человек помышляет о выгоде и извлекает выгоду – ум и корыстолюбие идут рука об руку. Если ребенку вдалбливается с помощью однобокой, рациональной мужской логики, что учиться необходимо, чтобы стать богатым, и что от жизни нужно брать все, что только можно, то ребенок учится и берет, если еще недостаточно настрадался от своих родителей из-за подобного отношения к жизни. Он становится богатым и наслаждается жизнью, однако в какой-то момент душа дает ему знать, что он несчастен. Мужская логика и рациональность достигли той стадии, когда человек уже не знает, что ему желать, чтобы стать счастливым, – оказавшись в тупике рационализма, человек утрачивает ориентиры.

Ум похваляется силой воли, ибо не ведает, что сила воли – это негативность. Не правда ли, страшно даже подумать, что силу воли необходимо освободить? Как же без нее жить дальше?! Вы с неприязнью относитесь к безвольным, пассивным, бесчувственным, равнодушным и ленивым людям. Вы и не предполагаете, что некогда в прошлом они взрастили свою силу воли до критической черты и сила воли надломилась. «Хочу» заменилось на «не хочу». Началось безучастное прозябание.

Сейчас Вы – хозяин своей силы воли. Она же – Ваш пленник. Ощущаемое Вами усиливающееся напряжение в спине является сигналом о приближении кризиса. Никто не знает, сколь близка невидимая черта страданий. Это можно лишь ощущать. Но если сила воли стала огромной, то она заглушает чувства. Возникает убеждение, что человек может все, что пожелает.

Освобожденная сила воли никуда не исчезает. Поскольку она самодостаточна, то сама осознает свое место во Всеединстве. Она может проявляться следом за ощущениями и воздействовать в виде энергии любви самым оптимальным образом. Приступая к освобождению силы воли, Вы очень скоро обнаружите, что из Вашей лексики исчезло «не хочу». В спине появилась легкость, позвоночник обретает гибкость, чувства ярки и безошибочны. Рождается чудо, поскольку сила воли обрела свободу. Желание сменяется потребностью.

Еще встречаются отдельные родители и бабушки, которые учат детей в духе первозданно-женской нерациональности чувствовать природу, животных, облака, сказки и душевную любовь и хранить эти образы в своем сердце с тем, чтобы, оказавшись между жерновами материальной жизни, было откуда черпать душевную силу. Однако умные люди не воспринимают их всерьез. Принудительное обучение музыке – явление, набившее оскомину. Едва ли не каждый ребенок с удовольствием желал бы сам для себя рисовать, петь, танцевать, играть на музыкальном инструменте, так как испытывает в этом потребность. Но если, подметив у ребенка дарование, взрослые с воодушевлением призывают его работать не покладая рук и в итоге стать знаменитостью, то тем самым они вынуждают ребенка стать лучше других, и у него возникает внутреннее сопротивление.

Миру известны вундеркинды, которых родители розгами заставляют с утра до вечера петь, танцевать, заниматься музыкой. У таких детей жизнь коротка. Они бы и сами последовали зову своего сердца и добились бы гораздо большего, если бы их не принуждали. Свободное творчество рождает чудеса.

Кто желает обрести счастье, тому нужно прочувствовать ценность мудрости. Ее невозможно пересчитать на деньги. Это приходит к человеку, когда корыстное желание жить богато сменяется потребностью жить целесообразно. Кому приходится жить целесообразно, поскольку он беден и не может швырять деньгами, то это не целесообразность, а вынужденное положение. Бедность – это неумение стать богатым. Кто причину своей бедности видит в богатых, тот никогда богатым не станет.

Богатство исключает целесообразность. И происходит это очень быстро. Стоит лишь бедняку выиграть в лотерею умопомрачительную сумму денег, как он ощущает себя богатым, начинает тратить деньги направо и налево, пока все не спускает. Такой человек не созрел для богатства. Богатый говорит: «К чему экономить, денег у меня и так предостаточно». В нынешнем мире деньги делают деньги, и они не кончаются прежде, чем богатый не настрадается с лихвой. Возможно, что страдать придется также и его детям и внукам, покуда все они не усвоят, что такое целесообразность.

Кто ценит целесообразность, тот обретает богатство, которое является истинной ценностью.

Богатство – лишь малая доля ценности.

Богатство видимо, ценность невидима.

Тем самым видимое есть малая доля невидимого.

Спросите себя: «Что я должен?» Постарайтесь уяснить, есть ли еще что-либо, что кажется столь отталкивающим, что не позволяет сказать: «В этом я нуждаюсь». Необъяснимое «кажется» – это Ваша женская нерациональность, которая не позволяет решительно утверждать невозможность чего-либо. Она рождает сомнение, а сомнение в своей мягкости не способно перерубить пополам лучик надежды. Мир выдерживает и развивается дальше благодаря подлинной женской нелогичности, нерациональности, поиску компромиссов, иных вариантов, т. е. гибкости. Игнорирование либо высмеивание женского мнения, женской рассудительности приводит скептика к тому, что он больно ушибается о собственную угловатость. А женщина, которая становится мужеподобной, угловатой, несет в себе гибель.

Если где-то некая женщина становится угловатой и мужеподобной, то где-то в ином месте некая другая женщина должна стать уравновешивающей ее первозданной женщиной. Чем больше женщин, которые говорят себе, что они должны стать деловыми, тем больше число женщин, которым приходится становиться домашними наседками. Такое положение превращает их в два враждующих лагеря, ибо одни чувствуют свое превосходство над другими, а те – свою неполноценность. Но и те, и другие одинаково сердито думают: «Почему я должна?..»