Замена - Сергей Цикавый

За ним был холл и, возможно, – выход.

– Хватит уклоняться, Соня, – сказал он. Он улыбался, и пламя лизало потолок над его головой. От жара его волосы шевелились.

Я попыталась обойти Келсо, но он меня отшвырнул – прямо на горячую стену, – и когда рубашка прикипела к спине, я закричала.

– Давай, – потребовал он. – Ты выйдешь отсюда со мной – но не как кукла, поняла?!

Он стоял надо мной и говорил.

Специальный госпиталь «Нойзильбер» сгорал вокруг нас – не лицей. Водоворот ледяного пламени закружил меня, и все закончилось.

«Лицей никто не сжигал», – вспомнила я, глядя в потолок палаты. Не сжигал, не сжигал, не сжигал… Мысли не поспевали за пульсом, и я понимала, что с сердцем что-то не так. О, нет, подумала я.

«У тебя потрясающее сердце, дорогая моя. Даже не верится, что это моторчик раковой больной», – сказала Мовчан три года назад. Я попыталась сесть в кровати, карабкаясь по неизменным ступеням: слабость, муть в глазах, иголки боли за височными костями.

– Вот умница, очнулась, – сказала доктор Мовчан. – Давай, снимай датчики.

Я сунула руку в разрез больничной рубашки и отлепила от груди две присоски. Еще один провод заканчивался пластырем под ключицей.

– И его, и его, – кивнула Анастасия. – Я на всякий случай легкие прослушала. Ты хорошо дышала, как во сне, как ребенок.

Она положила на прикроватную тумбочку лоток и отошла к столу, так и не поставив уколы. Я следила за ней: странный голос, странные жесты. Мовчан бедром зацепила раковину, и листок назначений вытащила из настольного зажима не сразу. Я принюхалась, прозревая: в палате пахло спиртом – но не медицинским.

– Вы пили?

– Я? Не-ет! – отмахнулась доктор Анастасия и принялась писать. В кресло она так и не села.

Я погладила пальцами ладони: потно, липко. Призраки исчезли, при поворотах головы больше не тошнило. За окном тени ветвей обмахивали фонарь, в палате пахло ложью и неправильным спиртом.

– Из-за Карин Яничек? – спросила я.

Мовчан подняла взгляд и нахмурилась:

– Из-за кого? А-а, ты имеешь в виду последнего Ангела?

Она выпрямилась, отложила ручку. Потерла пальцы, точно разминая воображаемую сигарету.

– Я имею в виду Карин.

– Так она же и была Ангелом, – сказала Мовчан. Она не могла найти себе места: пыталась устроиться на банкетке у двери, потом – опереться на стол. Доктор много двигалась, но совсем немного – со смыслом.

– Нет. Кто идентифицировал синий код? Куарэ? – мне вдруг стало холодно, но я все же продолжила: – Или Келсо?

– Не знаю, родная моя, – покачала головой Мовчан. – Сигнал поступил от СБ. Наверное, кто-то из медиумов. Но что тебе…

– Произошло убийство. Карин не была Ангелом.

– Погоди, что ты…

– Я говорила с ней. Она – медиум. Хороший, хотя и странный.

«– Мама хотела, чтобы я стала шеф-поваром. А папа сказал, что женщины шеф-поварами не бывают.

– А ты хотела?..

– Я? Они оба не знали, чего хочется мне. Не спрашивали».

– Погоди, – снова сказала Мовчан. – Не Ангел? Ты уверена?

Я промолчала: в моей уверенности теперь не было смысла.

– День, когда прибыл Куарэ, – сказал доктор задумчиво, – в тот день ты пропустила Ангела. Ты сама рассказывала, что еле разглядела его. Когда уже знала, кто это. Помнишь?

Она вдруг улыбнулась и продолжила:

– А какой день был, правда? Противный такой, и мальчик этот директорский – тоже гад. И что тебя потянуло так на него? Хоть на второй раз он ради тебя постарался?

«Виски, – подумала я. – Скотч. Наверное, скотч». Мне было противно.

– Доктор Мовчан. Мне надо узнать, кто определил Карин как Ангела.

– А? Зачем?

– Я так хочу.

Доктор встала, пошатнулась и пошла к дверям. Свет мигнул: Мовчан пощелкала выключателем. Тьма – свет. Снова тьма. Мне стало нехорошо, ладоням – совсем потно.

– Ты дурочка, Соня. Плюнь на это все. Плюнь, ладно? У тебя метастаз в правом легком и… Плохая гистология костей.

Свет – тьма. Свет – тьма. Ритм грохотом отзывался в ушах.

Тьма – свет. «Метастаз, – подумала я отстраненно. – Сколько раз я уже умирала?»

– Со дня на день начнутся новые боли, – сказала Мовчан из темноты. В ее голосе было мокро. – Я перевожу тебя на симеотонин.

– Зачем?

– Просто так. До конца.

Она вышла, оставив свет включенным.

Я оперлась на стену, обхватила колени руками. Доктор Мовчан так и не свыклась с мыслью о моей смертности. «Плюнь на это все», – вспомнила я и, увидев на стуле свою сложенную одежду, потянула рубашку через голову.

«Извините, доктор, – думала я, берясь за белье. – Нет. Просто – нет».

Я открыла дверь «Финансово-экономического отдела» и посмотрела на дежурного.

– Фройляйн Витглиц? Доброй ночи.

Он часто дежурил за стеклом в приемной. Или я запоминала только его – невзрачного, обычного, серого. Или их было несколько – невзрачных, обычных… Я потерла висок.

– Доброй ночи. Я хочу поговорить с офицером, принявшим рапорт о синем коде.

Дежурный кивнул и опустил руку под стол. Зашипел привод замка, запирая входную дверь – дверь с табличкой «Финансово-экономический отдел».

– Одну минуточку, – отозвался дежурный и развернул к себе терминал. – Присядьте, будьте добры.

Я кивнула, но к креслам не пошла. В приемной всегда стоял запах лазерной печати – густой, насыщенный, как, наверное, в типографии. За внутренней дверью находился серверный зал и рабочие посты группы слежения. За серверным – кабинеты отделов. Были еще лестницы вверх, вниз, и везде стояли принтеры.

Но печатью пахло только в приёмной.

– Проходите, фройляйн Витглиц, – сказал дежурный, не отрывая взгляда от экрана. Внутренняя дверь щелкнула и приоткрылась. – Герр Старк ждет вас.

Наверное, мне стоило удивиться.

Я прошла через серверную, не видя никого.

«Ты умрешь».

«Карин умерла».

Свет – тьма. Свет – тьма. Мне казалось, что я готова ко всему: я с детства слышала только сроки – год, три года, потом как-то было даже четыре месяца. Сначала я не понимала, о чем они все говорят, потом – понимала. В сущности, разницы не было никакой – до сегодня. До Мовчан, напившейся настолько, что она не смогла сделать укол. До мечты – симеотониновый рай на всю оставшуюся жизнь.

И я даже не спросила, сколько ее осталось – жизни.

Я шла по помещениям службы безопасности не потому, что Карин Яничек убили, – вот что было противно. Я шла, чтобы убить свой страх.

– Садитесь, Витглиц.