Дипломатия Второй мировой войны глазами американского посла в СССР Джорджа Кеннана - Джордж Кеннан

Джозеф Джонс в своей отлично написанной книге "Пятнадцать недель", опубликованной нью-йоркским издательством "Харкот, Брейс и компания" в 1955 году, подробно описал проходившие тогда дискуссии, консультации, уточнения и самую настоящую борьбу, развернувшуюся в правительстве, пока президент не представил через две недели в конгресс свое послание, получившее позднее название доктрины Трумэна. Как известно из книги Джонса, за день до этого из Госдепартамента в Белый дом поступил окончательный текст этого послания. 6 марта я отправился в департамент, чтобы ознакомиться с документом. То, что я увидел, меня нисколько не обрадовало. Язык и слова, которыми он был написан, не исходили из-под пера Хендерсона и его помощников. Текст составили по инициативе отдела департамента по общественным связям в подкомиссии государственного военно-морского координационного комитета, исходившей, видимо, из соображений придать посланию президента более грандиозный и радикальный характер. (На этом вопросе я остановлюсь ниже.) Направившись к Хендерсону, я опротестовал этот документ (Джонс упоминает об этом в своем книге), представив ему свой альтернативный проект, текст которого у меня, к сожалению, не сохранился. Нашел ли мой протест необходимую поддержку, не помню. Во всяком случае, было уже поздно. Заниматься коллективной отработкой документа никто не захотел, хотя он и имел историческое значение.

Боясь допустить неточности в изложении фактов, я внимательно просмотрел все свои бумаги и нашел, к счастью, некоторые записи, позволяющие детально осветить кое-какие вопросы моего отношения к сложившейся тогда обстановке. Мы в военном колледже использовали, например, кризис, разразившийся в то время в Греции, в качестве основы для рассмотрения сути самой проблемы. Слушателям предлагалось, в частности, изложить свое мнение по принятым президентом решениям. Кроме того, я рассматривал с ними весь комплекс вопросов в связи с представлением президентом своего послания в конгресс. 14 марта, через два дня после направления послания, я прокомментировал его, увязав с проблемами, стоявшими перед колледжем, а 28 марта - обосновал правильность принятого решения в связи с действиями англичан. В найденных мной записях речь об этом и шла.

Прежде всего я одобрил вывод, к которому пришли многие члены правительства, о том, что "если не принять никаких мер для поддержки некоммунистических сил в Греции в сложившейся ситуации, то коммунисты смогут очень быстро прийти к власти и установить там такую же тоталитарную диктатуру, как и в других Балканских странах". Я не разделял взгляда на такое развитие событий, при котором приход коммунистов к власти "имел бы немедленные катастрофические последствия для западного мира". Я полагал, что русские и их западноевропейские союзники сами находились в столь бедственном положении, что не могли не только управлять Грецией, но и оказывать ей экономическую помощь. А вследствие этого подобная ситуация обернулась бы для них бумерангом, что проявилось бы в форме серьезных экономических трудностей и целого ряда проблем, которые Запад мог бы успешно использовать в своих интересах. Вместе с тем я считался и с возможностью, что коммунистическое правление там может оказаться "успешным и длительным, что в конечном итоге усилит позиции Советского Союза как нашего вероятного противника". Но более важным было, однако, то, какое влияние подобный ход событий мог оказать на соседние страны.

В этой связи я рассматривал ситуацию в Турции, которая коренным образом отличалась от положения в Греции. Серьезного коммунистического проникновения в Турцию не отмечалось, не наблюдалось там и широкого партизанского движения во время войны. Туркам фактически нечего было опасаться. И я считал, что "если турки сохранят спокойствие, проводя свою внутреннюю политику достаточно правильно, то не будут втянуты в переговоры с русскими на двусторонней основе, не затрагивая никаких сложных вопросов, как, например, проблему проливов; они, скорее всего, сохранят иммунитет к русскому давлению, пусть даже временный и непрочный". Но если они окажутся в окружении стран, подверженных коммунистическому влиянию, то сохранить свой статус для них будет трудно. Поэтому оказание помощи Греции было необходимо и с точки зрения сохранения стабильности в Турции.

Следует подчеркнуть, что при этом не предусматривалось оказания специальной помощи самой Турции. Акцент делался на моральном и дипломатическом аспектах, и ни о каких военных приготовлениях речи не шло. Вот поэтому я и был недоволен тем, что в послании президента конгрессу предлагалась помощь не только Греции, но и Турции. Я подозревал, что под этим подразумевалась в первую очередь именно военная помощь. Пентагон явно намеревался воспользоваться сложившимися обстоятельствами, чтобы протащить программу оказания Турции военной помощи, тогда как для Греции предусматривалась только политическая и экономическая помощь. По моему мнению, следовало, конечно, учитывать советскую угрозу, но в первую очередь в политическом плане, а не в военном; тут же просматривалась совершенно иная картина.

Однако возвратимся к моей деятельности в военном колледже. С Турции я перешел к рассмотрению проблем Среднего Востока. Как может повлиять на этот регион тот факт, что власть окажется в руках коммунистов Греции? И здесь мои выводы отличались от выводов других аналитиков. Я не недооценивал серьезность проникновения коммунистической идеологии в умы интеллигенции мусульманских столиц. Но мне представлялась сомнительной способность России стать доминантой в мусульманском мире. Дело в том, что коммунистическая идеология вступала в конфликт с мусульманской религией - исламом и попросту не воспринималась. Даже в Северном Иране и среди курдов российская политика оказалась мало эффективной. Если коммунисты попытаются проникнуть в этот регион, то, как я полагал, "скоро окажется, что арабы достаточно сплоченны в политическом плане, что огонь мусульманской идеологии горит ярким и сильным пламенем и что сопротивление коммунистическому политическому давлению там будет носить более непреклонный характер, чем в странах, расположенных севернее и восточнее". Поэтому я не опасался возможности советского проникновения на Средний Восток, но был вынужден все же признать, что предстоящие события в Греции могут-таки повлиять на стабильность этого региона. И в свою очередь это может сказаться на ситуации в регионе, более важном для нашей безопасности, - Западной Европе.

В те дни, полные неуверенности и экономических трудностей, нелегко было переоценить значение кумулятивного эффекта происходивших сенсационных политических событий. Люди тревожились, как я отметил в одном из своих выступлений в военном колледже, не столько тем, что должно было произойти, сколько тем, что может произойти. Народы Западной Европы не хотели установления коммунистического контроля. Но они не станут противиться неизбежному. Поэтому-то и нельзя было идти на риск допуска победы коммунизма в Греции.