Последний танец вдвоем - Джудит Крэнц

Билли давно уже пыталась сформулировать, кем они с Джиджи друг другу приходятся теперь, когда она уже не является ее законным опекуном, а Джиджи уже больше не неприкаянный подросток, которого она когда-то взяла под свое крыло. Формально Джиджи была ее падчерицей, но в сущности их отношения были совсем другими.

– Ладно, надеюсь, она извлекает из своей обособленности соответствующую пользу, – сказала Долли, нахмурившись.

– В том-то и дело, что извлекает! Во всяком случае, она так считает. А для меня ее обособленность вылилась в то, что я о ней ничего не знаю. У меня даже возникла безумная мысль…

– Хмм?…

– Нет, этого не может быть! Как говорят в Бостоне, выкинь это из головы.

– Билли, – Долли предостерегающе подняла брови, – нечего было начинать, если не собираешься все выкладывать. И не пытайся уйти от разговора. Ты же знаешь, я не позволю тебе так со мной поступить.

– Нет, это слишком глупо. Собственно, и говорить-то не о чем. Просто мне кажется… что-то возникло между Джиджи и Слайдером.

– Что возникло?

– Ну, какие-то отношения, ничего более определенного. Во всяком случае, я ничего не знаю. Впечатление такое, будто они… связаны чем-то, о чем никто не знает, кроме них. Ох, Долли, должно быть, я сошла с ума, пора вызывать санитаров и надевать смирительную рубашку, раз я нахожу это достойным упоминания. Больше того – это вообще не мое собачье дело!

– Ты рассуждаешь уж очень сложно, а я взгляну попроще, – заявила Долли; щеки ее раскраснелись, глаза горели от неподдельного интереса – казалось, она чуть ли не подпрыгивает на стуле. – Джиджи и Спайдер? Не понимаю, что здесь невозможного. Он – мужчина, она – женщина; вот им уже и есть чем заняться.

– Долли, ты отвратительна.

– Я реалистична, а реальность часто отвратительна. Только здесь я ничего отвратительного не вижу. Он свободен, она свободна, она – женщина его типа, он – мечта каждой женщины…

– Что ты имеешь в виду, говоря, что она женщина его типа?

– Рыжие волосы, зеленые глаза, тонкая кость, слегка не от мира сего, полна прелестной дерзости… Совсем как Вэлентайн!

– Но Джиджи красит волосы! – оскорбленно воскликнула Билли.

– Ну и что же? Я ведь тоже не натуральная блондинка и тем не менее смею считаться одной из самых роскошных блондинок всех времен и народов.

– Как Вэлентайн… – медленно повторила Билли. – Это не приходило мне в голову. Нет, Вэлентайн была уникальна – вся такая француженка…

– Между прочим, полуирландка – как, впрочем, и Джиджи. А ирландские гены – страшно сильная штука.

– Долли! Ты действительно видишь сходство?

– Достаточное, чтобы на подсознательном уровне он попался, – ответила Долли.

– Опять эта проклятая подсознательная чушь! – раздраженно воскликнула Билли. – Я никогда ничего в ней не понимала. По-моему, она придумана специально – для того, чтобы не давать мне жить спокойно. Никто толком не знает ни что это такое, ни как оно работает… Эту штуку вообще надо отменить!

– Билли, радость моя, даже ты ничего не сможешь поделать с этой штукой.

– Ладно, я уже сказала: это не мое дело.

– Конечно, – согласилась Долли. – Нельзя же только потому, что Джиджи в каком-то смысле – твой ребенок, а Спайдер твой компаньон и вообще твой лучший друг мужского пола…

– Долли, хватит! Ты уже высказала свое мнение.

– Хорошо, – покорно согласилась Долли, подумав про себя, что мнения своего пока отнюдь не высказала. Даже близко к нему еще не подошла. Да, в этих делах с подсознанием Билли разбирается, пожалуй, хуже, чем ей самой кажется…

«Слушает ли меня отец вообще? – думала Джиджи. – Или он отвечает автоматически, в соответствии со своими представлениями о том, как должен вести себя отец со своей дочерью?» В течение всего обеда реплики Вито были вполне уместны – она рассказывала ему о тонкостях своей работы и о том, какой стремительный прогресс был достигнут в создании каталога, – но ни разу она не заметила в его глазах искорки истинного интереса и понимания. В конце концов Джиджи решила, что скорее все-таки слушает, но вполуха и, безусловно, думает при этом о чем-то своем. А о чем еще он мог думать, как не об очередном фильме?

Они впервые обедали вдвоем с тех пор, как оба вновь вернулись в Калифорнию; впрочем, Вито, казалось, лишь наполовину был здесь. «Он умело ведет разговор, – думала Джиджи, попивая кофе и внимательно наблюдая за ним, – и вообще неплохо держится». Отец сохранил присущую ему властность, эту мощную ауру главнокомандующего, которую она так хорошо помнила по редким встречам с ним в детстве. И сейчас, если бы он вел деловую беседу, наверняка никто бы не заметил его тревоги и рассеянности. Но Джиджи, рассказывая ему о матримониальных планах Саши, усыпила его внимание, и он расслабился настолько, что стало понятно: у него все не так уж хорошо.

«Забавно, но я отношусь к собственному отцу несколько покровительственно, – поняла вдруг Джиджи, наблюдая его озабоченность. – Хотя он этого, черт побери, безусловно, не заслужил». Она говорила себе, что нет никакого резона питать какие бы то ни было чувства к человеку, который почти не проявлял интереса к ее жизни, и тем не менее ей хотелось помочь ему в том, что его тревожит. Но когда она задала вопрос, он принялся уверять, что работа над «Честной игрой» в павильоне – это просто скучный этап, совершенно обязательный при съемках любого фильма, и он проходил его во всех фильмах, которые когда-либо снял.

Видя Вито в столь не присущем ему состоянии одиночества и слабости, Джиджи вдруг испытала непреодолимое желание поговорить с ним о Заке Невски – с единственным человеком, который Заком, безусловно, заинтересуется. С Сашей они избегали этой темы по обоюдному молчаливому соглашению, а Билли вообще ничего о нем не знала. Но разговаривать с Вито сейчас было все равно что разговаривать с эхом.

– В Нью-Йорке я познакомилась с кое-какими театральными людьми, – сказала она как бы между прочим, когда тема Сашиной свадьбы была исчерпана.

– С кем-то, кого я знаю?

– Ну, например, с Ником де Сальво.

– Он не театральный человек, он киноактер. Судя по тому, в скольких фильмах я его видел, он работает постоянно, – сказал Вито.

– Ник оказался в Нью-Йорке, потому что играл Гамлета во внебродвейском театре у Зака Невски, Сашиного брата.

Произнося имя Зака, Джиджи ощутила легкую дрожь, словно ступила в запретную зону, на опасную тропу, которая ни к чему хорошему не могла привести. И в то же время она испытала огромное облегчение, поддавшись желанию произнести его имя вслух; она не могла сопротивляться этому желанию вопреки всему, что Зак сделал с ней.