«Голубые Орхидеи» - Джулия Фэнтон

Сейчас она направлялась в гримерную.

— Хорошо, что ты пришла, — сказала Тина Борман, обычно работавшая с Валентиной. Она выглядела немного встревоженной. — Мы припаздываем.

Валентина опустилась в одно из кресел, и Тина застегнула легкую защитную драпировку вокруг ее шеи.

— У тебя потрясающий грим, — заметила Беттина Орловски, зажигая сигарету и тотчас же погасив ее в единственной подаренной пепельнице, которую Валентина держала в своем трейлере. — Ладно. Я понимаю, что ты знаешь эпизод-«мечту», как свои пять пальцев, но давай повторим в последний раз. Номер чертовски трудный. Я хочу вбить не только эти комбинации тебе в голову, но и отметки, которых тебе придется придерживаться, потому что если ты допустишь ошибку… Ну, давай лучше скажем, мы не хотим, чтобы ты совершила ошибку.

— Беттина, — мягко сказала Валентина, — номер будет замечательный. Все получится.

— Конечно будет — ведь я поставила его.

— А танцую твое я, — добавила Валентина, впервые за сегодняшнее утро улыбнувшись.

Кит Ленард спешил на съемочную площадку, он нервничал, так как легкое столкновение автомобилей задержало его на голливудской автостраде.

Черт, он ненавидел опаздывать, к тому же хотел увидеть эти съемки, нет, должен был увидеть! Смелый, темпераментный молодой художник по декорациям потряс всех невероятной движущейся лестницей, раскрывающейся как гигантская морская раковина.

Красный огонек над дверью павильона звукозаписи еще не горел, значит можно войти. Он открыл дверь. Павильон был таким просторным, что здесь вполне могли разместиться три-четыре огромных реактивных самолета и еще осталось бы место для грузового. Возвышаясь на тридцать футов, в павильоне доминировала декорация эпизода-«мечты», на изготовление которой ушло шесть месяцев и почти восемьсот тысяч долларов. Дублеры Валентины и Патрика Суэйзи стояли на одном из пандусов, и осветители направляли на них прожекторы. Танцовщики кордебалета в казачьих костюмах бесцельно слонялись в ожидании, когда заработают камеры.

Кит присоединился к руководителям студии «Континенталь» и представителям прессы, пришедшим подготовить отчет о ходе съемок.

Он увидел неприглашенных обозревателей — Джоу Донована в сопровождении молодой женщины-фотографа.

— У вас есть разрешение на фотосъемку? — подойдя к ним, резко спросил Кит.

— Мир, мир, — сказал Донован, поднимая обе руки. — Студия дала мне добро. Часто вы снимаете подобные эпизоды? Пожалуй, такого не было с пятидесятых годов, когда танцевали великие Фред Астер и Джинджер Роджерс.

— Хорошо, ладно, — нехотя уступил Кит.

Раздался шепот — в павильон входила Валентина, за ней следовал Патрик Суэйзи.

— Первый состав, пожалуйста! — раздался усиленный мегафоном голос режиссера. Это означало, что он хочет, чтобы место на съемочной площадке вместо дублеров заняли актеры. — Соблюдайте отметки. Сначала, пожалуйста. Начали!

«Два первых дубля прошли довольно хорошо», — подумала Валентина. Ей удалось преодолеть страх высоты, и приземлялась она каждый раз точно на отметках, нанесенных на ступени Беттиной во время репетиции.

Сейчас во время перерыва режиссер и хореограф стояли у края съемочной площадки и спорили о последней сцене — Беттина хотела что-то изменить.

Гримерша суетилась вокруг Валентины, припудривая ей лицо бесцветным тальком. Порошок заставил ее дважды чихнуть.

— Благослови тебя Бог, — сказал стоявший рядом Патрик Суэйзи, одаряя ее своей блистательной улыбкой, очаровавшей миллионы женщин после «Призрака».

Валентина подняла глаза, когда через мегафон снова раздался голос режиссера.

— Повторим еще раз. По местам. Сначала, пожалуйста.

Валентина быстро погрузилась в сложную хореографию, она кружилась на ступенях лестницы, ее поднимали и перебрасывали из рук в руки потрясающе красивые танцовщики-казаки. Гибкая спина была выгнута дугой, колено согнуто, — вся поза в стиле веселых сороковых и пятидесятых годов, но их танец был насквозь пронизан чувственностью.

Валентине понравилась хореография с самого первого раза, как только Беттина объяснила ей, но, когда танцовщики перебрасывали ее друг другу, это было трудно да и опасно.

— Спокойно, — пробормотал один из танцовщиков, передавая ее дальше. Затем Патрик поставил ее на ноги и она начала быстрый каскад высоких прыжков, а казаки пустились вприсядку. В этот момент из специальных машин заструился красный дым, и лестница начала осуществлять одно из своих превращений. Ступени стали подниматься выше, развертываясь веером и создавая эффект морской раковины, — вот почему так дорого обошлась ее постройка.

Валентина ощущала глубокое волнение и бьющую через край радость. Все получалось. Каждое движение удавалось. Она была на высоте в двадцать пять футов!

Затем один из танцовщиков, стоявший на ступени выше Валентины, слишком широко взмахнул ногой. Он попытался сбалансировать, но все же размахнулся слишком широко для узкой площадки ступени, и носок его сапога нанес Валентине резкий, быстрый удар.

Она бы, возможно, удержалась, если бы стояла обеими ногами на площадке, но она как раз выполняла один из парящих прыжков. Удар нарушил ее равновесие, и она не приземлилась на кромку раковины, как было задумано хореографом.

Она падала.

В страхе Валентина размахивала руками, будто пытаясь ухватиться за воздух. Она успела увидеть вспышки света прожекторов, изумленные лица, бегущего рабочего сцены, потрясенное, перепуганное лицо Беттины Орловски.

Затем резкая боль пронзила все тело Валентины, ворвалась ей в мозг, приглушая крик боли.

Секунду стояла мертвая тишина. Потом все закричали, задвигались, побежали.

Кит, издав яростный вопль, проталкивался через толпу.

— Вэл… Вэл…

Кит кого-то оттолкнул в сторону. Мельком он увидел Джоу Донована, который тоже протискивался через столпившихся испуганных танцовщиков и обслуживающий персонал, таща за руку своего фотографа.

Кит пробился в центр.

— Я врач, я врач! Дайте ей воздуха! — кричал один из танцовщиков, склонившись над Валентиной.

Кит посмотрел вниз и почувствовал, как его покидает надежда. Его прекрасная Вэл лежала, распростершись на спине, изо рта текла кровь, стекая на черные кудри, руки и ноги неестественно раскинуты, как у тряпичной куклы. Кожа ее стало голубовато-серой. Он услышал приближающийся вой сирены.

— Вэл! Вэл! — кричал он. Бросился рядом с ней на пол, схватил руку, пытаясь нащупать пульс. Он испытывал самое страшное горе и потрясение в своей жизни.