Колумбы иных миров - Юлия Федотова

Первым побуждением было выхватить нож. Но резать глотки безоружным дамам, желающим ему по большому счету только добра, рука не поднималась. А дамы продолжали наседать, игнорируя его протесты. Вытягивали для поцелуев мокрые алые губы, сбрасывали и без того скудные одежды, с него самого ухитрились стащить куртку…

— Уберите, уберите их от меня! — взмолился демон, отпихиваясь из последних сил.

Но верные боевые подруги что-то не проявили энтузиазма.

— Почему мы? Сам справляйся!

— Вы дамы! Вам сподручнее!

— Да-а! Мы на них, а вдруг они опять целоваться полезут?! — Если бы брату по оружию угрожала опасность иного рода, Меридит пришла бы на помощь не раздумывая. Но теперь, из соображений собственной безопасности, предпочла не вмешиваться.

— Ну я вам еще припомню! — обиделся тот.

Хельги отбивался как мог, но красавиц было больше, и силой они обладали не девичьей. Действие неумолимо смещалось по направлению к роковому ложу… Спасение оказалось неожиданным и весьма небанальным. Миг — и на месте жарких красавиц извивались толстые змееподобные твари, отдаленно смахивающие на недавнего знакомца Кукулькана, только гораздо более противные. У них были морщинистые старушечьи лица, острозубые пасти, длинные вибрирующие языки и очень голодный взгляд.

Видимо, таинственными устроителями здешних ловушек было так задумано, что преображение одалисок в чудовищ должно происходить в момент близости, когда жертва безоружна и не ждет ничего дурного. Поскольку у Хельги это момент так и не наступил, он был даже рад перемене и с нескрываемым удовольствием, по самую рукоятку, всадил в тело ближайшей твари нож. Эффект наступил незамедлительно — все три самки исчезли, и на месте алого ложа возникла знакомая черная лестница.

…Позади опять осталась пустота, а впереди ждало еще множество этажей и масса преград. Были новые чудовища: одних требовалось убивать, других, наоборот, развлекать стихами и загадками. Встречались огненные реки с расплавленными берегами. Попадались запертые двери с зашифрованными текстами заклинаний-ключей. Бездонные пропасти разверзались под ногами, потолки обрушивались на головы — всего не упомнишь. Все слилось и смешалось в один бесконечный и безумный сон.

— Сколько мы здесь бродим? Сутки? Двое? — гадала Меридит. — Наши, наверное, уже с ума сходят!

— Только бы не потащились следом, нас спасать. Сгинут ведь! — тревожилась сильфида.

А Хельги молчал, чтобы не накликать беду. Чем выше поднимались разведчики, тем сложнее становились задания, тем меньше костей попадалось им на пути.

Видно, немногим предшественникам удавалось достичь таких высот. Ох, что-то будет в конце? Наверное, нечто совершенно невыполнимое — так считала сильфида.

— Не каркай! — велел ей Хельги, потирая правый глаз. Этажом ниже он его лишился, напоровшись на сук живого и хищного дерева. Теперь глаз, как водится, вернулся на место, но неприятное ощущение сохранялось. — Давайте лучше посидим спокойно, попробуем сообразить, во что вляпались. Вдруг это нам поможет в дальнейшем.

Сидеть спокойно в башне можно было сколько угодно. Нападения на это время прекращались, за очень редким исключением.

— У меня такое ощущение, что все это не на самом деле, — жаловалась Меридит. — Сон — не сон… Выдумка. Игра с дурацкими правилами. Кто-то злобный выдумал ее тысячи лет назад, и мы теперь играем, сами не знаем зачем!

Энка задумчиво кивнула, она была необыкновенно серьезна.

— Да-а… Все эти существа без сущности и плоти… Эти загадочные световые эффекты… Создается впечатление, что мы имеем дело с чем-то вроде люксограммы. Очень сложной, странным образом влияющей на разум. Мы видим и чувствуем то, чего нет на самом деле. Одного я не могу понять! Откуда кости? Они-то совершенно реальные! Не могли же все эти несчастные умереть из-за того, чего нет? Из-за того, что им только казалось, будто они умирают?

— Могли! Легко! — возразил Хельги. — Убивает боль, убивает страх… Черная магия — опасная вещь… — Он огляделся в астрале, словно желая удостовериться. — Да, это самая настоящая черная магия. Знаете что! Давайте не будем верить тому, что видим, но станем делать вид, будто все это на самом деле. Мне представляется, это самая верная тактика!

— Ты хоть сам-то разобрал, что имеешь в виду? — усмехнулась сестра по оружию.

Предпоследнее испытание оказалось психологическим.

Происходило оно в очень скучном месте: плоская равнина, простирающаяся на все четыре стороны неестественно близкого горизонта, блеклое небо без облаков, трава пепельного оттенка, пыльная и колючая, под названием грасса — это слово само пришло им в головы невесть откуда… И голос, тоже скучный, тягучий и невыразительный, звучащий из пустоты…

— Внемлите речам моим, о Вошедшие. Вы прошли огонь и воду, вы сильны и хитры. Вам кажется — вы способны преодолеть любую преграду. Но нет на свете преград сильнее тех, что таятся внутри нас самих. Вы справились с задачами — но совладеете ли с собой? Выдержите ли самые страшные из мук — муки совести? Вспоминайте! Вспоминайте самые черные страницы ваших жизней! Вспоминайте и страдайте! И умрите в страданиях! Настал час расплаты за грехи!

И они вспомнили все, против воли своей, и стали страдать, как страдали те твари, чьи кости так и остались лежать здесь, на последнем рубеже. Но увы! Эти Вошедшие были слишком юными, безвинными и бессовестными, чтобы погибнуть из-за душевных мук.

Им следовало бы печалиться о сотнях жизней, отнятых на полях сражений… Но они были воинами, и жертвы их тоже были воинами. А они затем и созданы, чтобы убивать друг друга. Ну а кому больше повезет — кому жить, кому умирать, — решает Судьба. В чем же их вина?

Поэтому у троих наемников нашлись другие приоритеты. Самым тяжелым воспоминанием сильфиды был молодой дефтский тюремщик, убитый при побеге. Он был вполне приличным человеком, он единственный бил ее без всякого удовольствия, просто по долгу службы — а она перерезала ему горло, когда зазевался! Хельги скорбел о горькой судьбе некой сехальской козы, которую сгоряча лишил хозяина, разбойника-сумола: кто ее, бедную, стал пасти? А Меридит угрызалась совестью за грехи ранней юности: будучи ребенком, она имела обыкновение, нашкодив, сваливать вину на старшую сестру (делалось это, скорее, из любви к искусству, чем из соображений личной выгоды — Ингрид лупила ее гораздо сильнее, чем мать).

Потом все трое припомнили еще один эпизод — как не сумели спасти три десятка староземских младенцев от превращения в упырей. Очень расстроились. Девицы даже поплакали. А под конец Хельги дал клятву извиниться перед Эдуардом за то, как издевался над ним в первые месяцы знакомства.