Последний рассвет - Виктор Власов

— Как мы теперь называемся, госпожа?

— «Пылающий рассвет».

Горы на востоке в ночи иссиня-чёрные, но вот позади них забрезжил слабый свет, чуть тронул розовым оттенком лесистые заснеженные склоны, разлился по небу, всё холодней, серее, гуще, и, наконец, оставшийся пред самым утром сумрак уплыл, сливаясь с непроглядной мглой, на запад. Над тихим долом потянулись долгие лиловые шлейфы, в которых пряталась от Лика Светлого богини солнца истаявшая ночь. Окрестные холмы порозовели, а на небе уж становилось меньше звёзд, и с каждой минутой окружающий мир делался ярче.

В одной из гёка прибрежного посёлка скрывался Шиничиро. Сон был тревожным, и юноша поутру ощущал разбитость. Плохое настроение нередко сопровождалось тягой к сумасбродным поступкам, и сейчас хотелось как-нибудь набедокурить, ради ощущения полноты бытия.

Друг Хаору, который бесстрашно остался в «цитадели», поскольку Суа не могла помнить в лицо сообщника Шиничиро, ещё с вечера побывал в селении и рассказал Шини обо всём, что тот пропустил. Рассказал и о том, как по настоянию Асахары и Бодзу вся бывшая шайка Рыжего Змея уговаривала новую госпожу выручать Тэнгу и Саюке, и что Суа согласилась, и что назавтра решено отплыть. Шиничиро как-то не очень улыбалось оставаться одному среди чужих и незнакомых, и мало-помалу в голове обретала права тягостная мысль о неотвратимости примирения с этой злюкой. Поэтому Шиничиро не стал бороться с собой на сон грядущий и оставил окончательное решение на завтра.

Юный Зотайдо поверить не мог: сестра императора предала! И весь отряд Кагасиро теперь на стороне врага. Что и неудивительно, ведь Рыжего Змея упёк в каменоломни ярый апологет императора Тоды. Такова благодарность подлеца Мотохайдуса! Да, с подобным «покровителем» и врага не надо!

Что теперь? А теперь они целиком во власти мятежной принцессы…

Над Ацуми висела удивительная тишина. В неподвижном холодном воздухе слышалось только негромкое сухое потрескивание. Серый дым, тонкими струями выходивший из-под крыш, плыл в долину и стлался низко над вершинами деревьев. Отдав сонному охраннику своего скакуна, Шиничиро пригрозил, чтоб не смел проговориться, кто привёл Уму, а то Бодзу пересчитает ему кости.

Снаружи «цитадели» была устроена выгородка для лошадей, и в ней же навалены охапки рисовой соломы, которой проголодавшийся Ума тут же с аппетитом захрустел. На соломе вповалку спали новоявленные родичи по клану Суа. Но Шини одновременно и кололось, и не терпелось, и он решил сокращать дистанцию между ним и ею шаг за шагом, как боги стёжку пошатают — на глазах приятеля через энгаву он направился в хижину, к теплу печи.

— Ты что, Шини-кун? — Хаору потянул друга за руку. — Она ведь внутри!..

— Кухня пустая, вряд ли сестра императора будет ночевать в ней, — прикидывал шансы Шиничиро. — В конце концов, Суа-химэ выросла во дворце…

— Фиг с тобой, идиот. Пойду тоже прижмусь где-нибудь под крышей, — отмахнулся Хаору и сладко зевнул. — Тут полно места.

— Почему наши не переберутся внутрь? — пробормотал Шиничиро, не ожидая ответа, — усталость брала своё, и хотелось прилечь, забыться. — Непонятно…

В просторной дома хижины кто-то только что натопил, и даже раскурил ароматические смеси. Пахло сладким и терпким. На камадо, от которой шёл сильный жар, стоял широкий глиняный чан, в нём медленно плавились куски льда. Вопреки ожиданию, Шиничиро всё же увидал и здесь старых знакомцев.

Бодзу храпел, накрывшись мохнатой шкурой, об его бок, тихо мурлыча во сне, грелась Каори. Здоровяк шевельнулся — толстая меховая накидка, служившая одеялом, сползла, и девушка, заворчав, сжалась в калачик, будто замерзающий котёнок. Шиничиро заботливо поправил накидку — Каори снова растянулась, облизав во сне алые губы.

Хаору от уголька зажёг свечу и прилепил её на высокую деревянную подставку в кружке с водой. Тусклый оранжевый свет замерцал на округлом боку бронзового треножника у входа, заиграл на грубой неотшлифованной меди, осветил Асахару, привалившегося на тростниковую стенку хижины. Приоткрыв правый глаз и рассмотрев Хаору, многоопытный сторожкий наёмник тут же вновь погрузился в сон.

— Как вы кстати, — тихо проговорил кто-то, шмыгнув. В его пухлых, белых, как сахар, руках сверкал серебристый нож и что-то напоминавшее кольчугу. Поднеся свечу ближе, «Бамбуковый мореход» разглядел гостя, который расплылся в добродушной и загадочной улыбке подобно богу Дайкоку. — Рад вас видеть! — Он склонил голову, и, по-прежнему улыбаясь, спокойно глядел на Шиничиро и Хаору.

Приятели были ранее наслышаны об этой, мягко говоря, персоне — мастерски изготавливая огненные и дымовые шары, некто по имени Генбо время от времени навещал шайку Тэнгу, приносил свои поделки и нередко давал прекрасные советы. И сейчас приятели впервые увидели этого человека собственными глазами. Приветствовав гостя радушным поклоном, Хаору внимательно рассматривал его.

В углу хижины на куче дров, широко расставив кривые ноги в заштопанных штанах, сидел маленький лысый толстяк. Голова гостя — круглая, в складках и словно помятая, золотилась. Он проворно чистил рыбу тонким ножом с множеством зубцов и напевал себе под нос. Усы, подрезанные над верхней губой, торчали чёрной щёткой, а от углов рта, обрамляя его, свисали до большого, как тыква, живота, выпирающего из-под монашеского одеяния. Уши — большие и красные, точно острый перец треугольной формы, оттопыривались и на кончиках загибались, словно Генбо на самом деле был инуками. Мочки мясистые, отягощённые крупными золотыми серьгами — лотосами, выглядывавшими из листьев.

Толстый пушистый кот, протянув чёрные лапы, лежал на боку и пристально, не мигая, глядел на рыбу. Шиничиро показалось, что шкура кота светится изнутри…

— Что перед ним склонился, Хау? — недовольно подметил Шиничиро, нависнув над незнакомцем. — Толстяк, не спится что ли? По ночам бродишь?

— Человеку, подобному странствующим по небу облакам и текущим по земле рекам, чтобы идти не обязательно иметь в пути цель, — ответил старик как бы в оправдание. Черты полного лица гостя не изменились, казалось, ничто не могло растревожить его, но вот он, шмыгнул и вымолвил снова:

— Устыдись мнительности мелочной, в доме друзей ни к чему она.

— Язык у тебя есть, и довольно болтливый, — прищурился Шиничиро. Присутствие толстяка здесь и сейчас настораживало, вызывая недовольство и раздражение. Избавиться от смутных неприятных ощущений Шини странным образом не мог. — Чисть свою рыбу и не мешай.