Нерушимые истины - Реджинальд Рей

Это описание нацелено на то, чтобы вызвать специфическое настроение или вид опыта, который характеризует объективное царство и людей, придерживающихся его психологии. Специфический опыт или психологический профиль адского состояния ориентированы на страх и агрессию. Трунгпа Ринпоче замечает:

«Опыты в царстве ада — весьма ужасающие и чудовищные… Галлюцинации Ада порождаются в среде клаустрофобии и агрессии. Это чувство попавшего в ловушку в тесном пространстве без воздуха, где нет возможности вдохнуть и места, чтобы переместиться… [Существо ада] даже пытается убить себя, чтобы избежать мучительной и непрерывной боли. Но оно не может действительно убить себя, и попытки самоубийства только усиливают его пытку. Чем больше [оно] борется, чтобы разрушить или уничтожить стены, тем более твёрдыми и тягостными они становятся»{Чогьям Трунгпа. «Cutting Through Spiritual Materialism». С. 138.}.

Мы можем расценивать царство ада как фактическое место где‑нибудь в космосе, где мы могли бы буквально инкарнировать как существа ада в некотором будущем существовании, или мы можем понимать его как внутреннее ментальное состояние, которое мы могли бы испытывать в нашей человеческой жизни; однако в обоих случаях царство ада — проекция нашего собственного сознания в результате наших собственных действий (карма), и поэтому можно сказать, что мы создали его и мы поддерживаем его, хотя в целом делаем это не сознательно. Как любое другое из шести царств сансары, царство ада представляет специфический способ существования, когда существа пытаются быть реальными, цельными и определёнными. Для существ ада очевидная трехмерность царства — что довольно странно — более привлекательна, чем повсеместная возможность открытого пространства.

Большинство людей, вероятно, много раз в течение жизни попадало в психологическое царство ада. Например, конфликты и споры — элементы любых близких отношений. Иногда мы можем оказаться в «горячем обмене» с партнёром. По мере возрастания накала страстей мы можем увидеть, что наше собственное положение становится все более чрезвычайным, все более неблагоразумным. Если мы вредим человеку, которого любим, боль может быть невыносима, и она может превратиться в настоящую адскую пытку. Все же мы чувствуем себя бессильными остановить или даже изменить импульс возрастающего безумия. Это — тип психологии горячего ада.

Опять‑таки из‑за нашего высокомерия, гнева и гордости мы можем отталкивать других и отказываться от любви. В то же время на определённом уровне мы чувствуем себя изолированными и отрезанными и глубоко тоскуем о человеческих отношениях, взаимосвязи и взаимной привязанности. Иногда самым неподходящим образом нас может потянуть вступить в контакт с другими. И все же когда они отвечают нам, особенно когда они движутся навстречу и постепенно становятся ближе, мы вспоминаем о самозащите. Мы гоним их, травмируем так, что они не могут простить нас, и уничтожаем любую возможность близости. Часть этого — ненависть к себе самим, к чутким частям нашего существа, которые жаждут связи. Это состояние сознания чрезвычайно адское в его замороженной изоляции. Это — тип психологии холодного ада.

Царство голодных духов

Царство голодных духов (preta‑loka) находится ниже Джамбудвипы, но выше царств ада{Садаката. «Buddhist Cosmology». С. 58.}. Оно в целом понимается как место пребывания мёртвых и управляется богом Яма. Считается, что рождённый в царстве прета попал туда в результате скаредности и недостатка великодушия к другим. Есть две главные группы претов, которые оказываются весьма отличающимися друг от друга. Первые — это те духи, которые очень походят на людей и живут вместе в нищете. Эти преты особенно мучаются от сильного голода и жажды, которые никогда невозможно удовлетворить. Их изображают со вздутыми животами, обозначающими голод и ужасную жажду; большие, слабые рты, искажённые болью, демонстрирующие огромное желание получить пищу; и тонкие, напоминающие иглы шеи, через которые фактически ничто не может пройти внутрь. Неспособные проглотить то, что им нужно, эти преты выходят из себя от желания. «Столетия проходят даже без минимального упоминания о воде. Постоянно страстно желая пищи и питья, они ищут их бесконечно, не находя даже самого крошечного следа… Эти чувства мучают их ужасно{Там же. С. 72.}. Часть боли, испытываемой претами, заключается в том, что они непрерывно видят возможность получения пищи и питья, но никогда не могут получить их. Преты вообще выглядят жалкими и бессильными существами.

Вторая группа претов включает в себя различные виды демонов и злобных духов типа общих категорий якшасов (yakshas, демонов) и бхутов (bhutas, духов), а также таких, как цены (tsen), гьялпо (gyalpo), мамо (mamo), ракшасы (rakshasas), пишачи (pishachas) и другие подобные существа, упоминавшиеся в главе 1.

«Все [они] проживают свою жизнь в постоянном ужасе и галлюцинациях. Думая только о зле, они всегда делают все, что могут, чтобы нанести вред другим, и многие из них опускаются в более низкие царства типа ада, как только умирают. В частности, каждую неделю они вновь переживают всю боль их предшествующей смерти от болезни, оружия, удушения или чего‑то другого, что там было. Все, что они хотят сделать, — это переложить свою боль на других, поэтому все, что они делают, приносит вред. Но им не удаётся получить хоть какой‑то прок от этого. Даже счастливо посещая своих прежних друзей и любимых, они приносят им только болезнь, безумие и другие тяжёлые страдания»{Палтрул Ринпоче. «The Worlds of My Perfect Teacher». C. 75.}.

Говорим ли мы о рождённых в царстве претов или людях, испытывающих состояние сознания прета, метка голодного духа — это страдание от жадного голода и неутолимой жажды. Он никогда не может получить в достатке то, что ему нужно. Как люди, мы все ощущали этот вид голода, поэтому мы признаем, что это напоминает скитание по земле, всегда в одиночестве, в поисках удовлетворения потребностей, всегда неосуществимых. Это как будто мы идём холодной зимней ночью, потерянные и одинокие, в поисках крова, тепла, пищи и компании. Мы проходим один дом за другим, смотрим в окна и видим людей, радующихся теплу горящего очага и виду стола, накрытого к празднику, и окружённых лицами, румяными от счастья и любви. Но все двери перед нами закрыты. Не находя входа, мы должны блуждать, мучимые нереализованными желаниями. Часть нашей боли — это ряд бесконечных фантазий о том, как мы могли бы удовлетворить свой голод, фантазий, которые всегда оказываются невыполненными. Важно понять, что царство претов, подобно другим царствам, в конечном счёте, определено специфической психологией и состоянием сознания. Живёт ли кто‑то в настоящем царстве претов или это человек, испытывающий состояние сознания прета, у него есть специфический тип фиксации, навязчивая идея, которая становится его залогом и идентичностью.

«Так что боль и голод Прета Пока, как и агрессия Царств Ада и занятия других царств, обеспечивают существо чем‑то возбуждающим, чтобы себя занять, чем‑то прочным, чтобы установить связь, чем‑то гарантированно заставляющим его чувствовать, что он существует как реальный человек. Он боится отказаться от этой безопасности (гарантии) и занятий, чтобы не выйти в неизвестный мир открытого пространства. Он предпочёл бы остаться в своей знакомой тюрьме, независимо оттого, насколько болезненно и тягостно это могло бы быть»{ Чогьям Трунгпа. «Cutting Through Spiritual Materialism». C. 140.}.

Животное царство

В отличие от обитателей других, более низких царств, животные — часть нашего материального, каждодневного опыта: они присутствуют в нашем физическом мире, и мы можем видеть их и взаимодействовать с ними. Палтрул Ринпоче описывает огромные страдания, которым подвергаются все животные, от самых крошечных насекомых до самых больших морских животных. В океанах меньшие животные пожираются большими, а внутри больших живут меньшие, проедающие проходы в их плоти и съедающие их изнутри. Дикие животные охотятся друг на друга, а на них, в свою очередь, охотятся люди, стремящиеся поймать их в капкан, заколоть, заманить в западню, застрелить и убить, не переживая по поводу причинённых им страданий.

Домашних животных «доят, нагружают, кастрируют, вставляют им в нос кольца и запрягают в ярмо, чтобы на них пахать… Лошадей и других вьючных животных продолжают нагружать, на них продолжают ездить верхом, даже когда их спины представляют собой одну большую рану. Когда они больше не могут идти, их хлещут плетьми и забрасывают камнями. Мысль о том, что им может быть плохо или что они могут быть больны, кажется, никогда, не посещает умы их владельцев»{Палтрул Ринпоче. «The Worlds of My Perfect Teacher». C. 77.}.

Животное царство (pashu — или tiryag‑loka) — самое высокое из более низких царств, но оно все ещё представляет собой неудачную инкарнацию из‑за страдания и эксплуатации, которым подвергаются животные, особенно находящиеся в руках людей.