Нерушимые истины - Реджинальд Рей

Животное царство (pashu — или tiryag‑loka) — самое высокое из более низких царств, но оно все ещё представляет собой неудачную инкарнацию из‑за страдания и эксплуатации, которым подвергаются животные, особенно находящиеся в руках людей.

Животные отмечены относительной жёсткостью моделей поведения, продиктованной ограничениями их нервной системы и физических тел. Согласно тибетский традиции, менталитет животного царства характеризуется унылостью, глупостью и заблуждением. Животными управляет своего рода слепой инстинкт, которому не хватает открытости или гибкости. Человек, демонстрирующий менталитет животного царства, преднамеренно играет роль глухого и немого, прилипшего к привычным путям выполнения дел. Животное качество —.это когда человек просто смотрит строго вперёд, игнорируя то, что находится слева, справа, сзади, выше или ниже. Поведение ограничено режимом и рутиной, человек подходит к любой ситуации с одним и тем же ограниченным набором возможных ответов. Он упрям, фиксирован и глух в своём цепляний за привычные пути действий и взгляды. Психология животного царства отказывается иметь дело с неопределённостью, двусмысленностью или новизной. Такая психология чрезмерно серьёзна, и ей недостаёт чувства юмора.

Трунгпа Ринпоче показывает, как даже социально одобряемые пути существования могут отражать менталитет животного царства:

«Человек может развить этот тип мышления своей верой в определённые религиозные рамки, теологические или философские заключения или просто оставаясь спокойным, практичным и упорным. Такой человек может очень эффективно действовать, он может быть очень хорошим и последовательным на работе и весьма удовлетворённым собой. Это напоминает семейного человека, чья жизнь очень счастлива, предсказуема и безопасна и не имеет никакой тайны. Если он покупает новое устройство, там всегда есть руководство для его использования. Если возникает какая‑то проблема, он может пойти к адвокатам, священникам или полицейским, к любому типу профессионалов, которым также спокойно и удобно в своих профессиях. Это крайне сознательный и предсказуемый и в то же время крайне «механический» человек.

Недостатком является то, что при возникновении любой, неизвестной заранее, непредсказуемой ситуации возникает чувство паранойи или угрозы. Если в их окружении есть люди, которые не работают, выглядят по–другому, чей образ жизни в целом нерегулярен, то само существование таких людей таит в себе угрозу. Любая непредсказуемая вещь существенно угрожает базовой модели их жизни»{Франческа Фремантли и Чогьям Трунгпа. «The Tibetan Book of the Dead». C. 8.}.

Три более высоких царства

Человеческое царство

Человеческое царство (nara‑loka) — первое из трёх «более высоких царств» и находится между более высокими царствами богов и ревнивых богов и более низкими царствами животных, голодных духов и существ ада. Человеческое рождение считается наиболее благоприятным для духовного развития из‑за своего промежуточного местоположения. Как уже говорилось, там достаточно боли, чтобы мотивировать человека начать практику движения по пути духовного развития, но все‑таки не так много, чтобы человек был полностью занят страданием и парализован им.

Человеческое состояние отмечено тремя видами страдания. Первое — «страдание перемены», боль, которую мы чувствуем, когда внезапно попадаем, например, в состояние нищеты. Такая перемена может быть столь же драматичной, как и внезапная болезнь, потеря любимого или некоторые другие крутые повороты фортуны. Это также может быть, как если бы вы, как обычно, пришли в хороший ресторан с ожиданием восхитительной трапезы, но вдруг обнаружили, что салат прокис, овощи переварены и безвкусны, мясо жёсткое, а ваш официант обидчив и недоброжелателен.

«Страдание о страдании» — это номер два и относится к боли, с которой мы сталкиваемся, когда уже пребываем в состоянии несчастья. В примере Палтрула Ринпоче это выглядит так: «Мы заразились проказой, а затем ещё обвариваемся кипятком; а после ожога ещё получаем рану»{Палтрул Ринпоче. «The Worlds of My Perfect Teacher». C. 79.}.

Третий вид страдания, «страдание в создании», является наиболее тонким и провокационным из всех трёх{С тибетского «khyab pa «du byed kyi sdug bsngal» часто переводится как «всеобъемлющее страдание». Вышесказанное («страдание в процессе») следует удачному переводу в: «The World of My Perfect Teacher». C. 380.}. Это относится к тому факту, что вся жизнь в сансаре проникнута и насыщена страданием. Палтрул Ринпоче даёт пример простого счастья от глотка чая. В Тибете чай получают в процессе сельскохозяйственных работ, при которых погибают бесчисленные маленькие существа; чаем торговали ради получения кож и мяса животных, которые были убиты; его несли в огромных тюках на спинах страдающих носильщиков и животных; и наконец, он продавался в атмосфере жадности и обмана. В нашей культуре мы могли бы указать на тот факт, что большинство предметов быта и «хорошей жизни» было сделано в странах третьего мира детьми, рабочими в каторжных условиях или другими бедняками и что наша западная экономика в весьма реальной степени полагается на эксплуатацию остальной части мира.

Третий вид страдания может также быть переведён как «страдание подготовленных (обусловленных) состояний». Это представление указывает на его более тонкую интерпретацию: простой подход к вещам с позиций сансары — то есть с корыстными намерениями — сам в конечном счёте, чрезвычайно болезнен, тем больше, чем более человек знает об этом. Даже такой подход, когда мы воспринимаем вещи «голодными глазами», уничтожает их целостность и красоту, сокращая ценность вещей до наших собственных мелких представлений и предвзятого мнения о них. Например, когда мы смотрим на дерево, мы довольно часто не видим само дерево, а видим скорее то, что были готовы увидеть. Наши ожидания в значительной степени ограничены тем, что мы можем чувствовать. И опять‑таки нетерпимый человек, смотрящий на кого‑то из более низкого социального слоя, не будет видеть индивидуума в его полной человечности и с его возможностями, а будет видеть лишь презренного человека. Страдание, обсуждаемое здесь, исходит из того факта, что наше начальное и естественное восприятие вещей является чистым и неограниченным. Затем, прежде чем мы узнаем это, мы попадаем в плен своего восприятия по своему желанию, сужаем его и создаём крошечный, связанный концептами мир, который считаем реальным. Для людей достижения этот переход — наиболее болезненное страдание из всех. (Этот вопрос будет обсуждён с философской точки зрения в главе 16, а также обсуждается в контексте медитации в главах 12 и 13 в моей книге «Тайна мира Ваджра».)

Психология человеческого царства основана на желании или отличительной страсти. Из‑за нашего положения на полпути между царствами большой боли и большого удовольствия и из‑за нашей относительной свободы, мы, люди, заняты бесконечной гонкой с целью увеличить удовольствие и минимизировать боль. Наше сознание нацелено на любую мыслимую возможность увеличить удовольствие. Удовольствие, которое мы непрерывно ищем, может быть физическим (хорошая пища, секс, чувство физического здоровья), эмоциональным (приятные эмоции взамен страха, беспокойства, депрессии и т. д.), социальным (одобрение или похвала других), интеллектуальным (угождающая и убеждающая вера или концепция) или духовным (мир или блаженство). Характерная деятельность человека — это дискриминирующее, селективное схватывание, попытка притянуть то, что хочется. Неотъемлемое свойство человеческой психологии — сравнение и соперничество. Мы непрерывно сравниваем одну вещь с другой, чтобы решить, какая больше нам подходит, мы сравниваем нашу ситуацию с ситуацией других и так далее. По этим причинам надежда и страх играют центральную роль в психологии человеческого царства: надежда на дальнейшее удовольствие, обладание и безопасность и страх потерять то, что имеем, и пережить ещё большее страдание. По этой причине в человеческом царстве перескакивающее с одного на другое мышление несётся необузданно, постоянно обдумывая, планируя и стремясь улучшить ситуацию. Трунгпа Ринпоче отмечает, что в человеческом царстве вы застряли в абсолютной дорожной пробке непоследовательных мыслей. Они занимают чрезвычайно много времени. Им вообще нет конца»{Чогьям Трунгпа. «Cutting Through Spiritual Materialism». C. 143.}.

Этому процессу, очевидно, свойственно много страдания. Счастье, которого мы можем достичь, всегда хрупкое, и всегда есть опасность его исчезновения. Наши усилия по достижению счастья часто разрушаются болезненными ситуациями, происходящими в нашей жизни. Мы никогда не чувствуем себя совершенно счастливыми, и всегда есть некоторый намёк на «нищету» в рамках любого хорошего ощущения, которое мы, возможно, сумели получить.