Черная роза - Наталья Солнцева

Ресторан «Халиф» оказался на редкость красивым зданием, построенном в фантастическом стиле, – что-то мавританское, – фигурные арки, резные балкончики, выложенные мозаикой мраморные полы. Низенькие столики были все сдвинуты в одну сторону зала, посреди которого журчал чудесный фонтан.

Непонятно, почему вдруг хозяева решили продать такое чудо за совершенно бросовую цену? Сиуру были понятны колебания и недоверие Татьяны. Сделка уж слишком выгодная, – тем и странная! Долги долгами, но такое отличное экзотическое помещение можно продать куда дороже.

Перед поездкой он наводил справки. Здание «Халифа» перестраивалось совсем недавно. Сроки поджимали, и подрядчики заканчивали отделочные работы практически на ходу, когда кухня была готова и нижний зал уже открыт и работал. Предыдущая продажа старого здания тоже производилась в лихорадочной спешке. Словом, неоправданная на первый взгляд торопливость сопровождала все сделки и работы, связанные с помещением «Халифа». Ничего особенного в этом нет. Здания, корабли и города, как и люди, имеют свои судьбы. Иногда как не заладится с самого начала, так и идет…

Если бы не предостережения Тины, он бы особо об этом не задумывался. Ее странное поведение повиляло на него, заставило быть предельно собранным и внимательным.

– Никуда не отходите от меня! – не терпящим возражения тоном предупредил он Татьяну. – Будьте вся время рядом!

Так они и ходили по зданию, под изумленными взглядами хозяев «Халифа» и бардинских охранников, – как два сиамских близнеца.

Ресторан уже месяц как не работал, но в нем все еще витали изысканные ароматы восточных яств, – перец и корица, шафран, кориандр, мята, кинза и прочее, – чуждые европейскому обонянию, но от этого еще более привлекательные. Неистребимый запах жареного и свежемолотого кофе перебивал все остальные, заставляя Сиура вспоминать старые турецкие кофейни, в которых он любил бывать. Когда он на две недели поехал в Турцию, отдохнуть, то словно попал в жаркие, головокружительные объятия востока… Пестрые и шумные базары, женщины, укутанные в яркие блестящие наряды, иглы минаретов[39] на выцветшем от зноя небе и звучные завывания муллы[40] в ближайшей мечети[41] будили странные ощущения лени, расслабленности и неги, пропитанные сладким морским воздухом.

Слабые подземные толчки, предвестники землетрясения, были очень хорошо знакомы Сиуру, который годы провел в горной местности. Все они, – солдаты, проводники и командиры, – выработали на всю жизнь то особое, ни с чем не сравнимое чутье к едва заметным колебаниям земной тверди, похожим скорее на вздохи земли перед тем, как она начнет рушить и сбрасывать все подряд со своей груди…

Он оглянулся, в недоумении. Неужели, он так увлекся воспоминаниями, что наяву чувствует воображаемое? Откуда в Москве подземные толчки?

Сиур незаметно наблюдал за окружающими людьми, – все они вели себя, как ни в чем не бывало. Значит, ему показалось!

Не успел он вздохнуть с облегчением, как новая волна колебаний прокатилась под его ногами. Что за черт?! Он посмотрел на Татьяну, – она сосредоточенно слушала, что говорили продавцы, двое холеных, импозантных мужчин в дорогих костюмах. Ничего, кроме внимания и сдерживаемого волнения от предстоящей сделки, на ее лице не отразилось.

Прекрасное помещение ресторана «Халиф», все в кружевах витых столбиков, арок и ажурных перекрытий вдруг вызвало у Сиура резкое, до тошноты, дикое и первобытно сильное ощущение смертельной опасности. Его взгляд метнулся по залу вдоль и поперек, не заметив ничего подозрительного. Он сильнее сжал локоть Татьяны, и она недовольно поморщилась. Желание бежать отсюда немедленно, несмотря ни на что, наплевав на все приличия, удушливой лавиной подкатило к горлу.

Инстинкт заставил Сиура найти глазами выход из зала. Пройти к двери можно было только через массивную арку, украшенную мозаичным растительным орнаментом, под которой на мраморном полу было выложено изображение…звезды! Он готов был поклясться, что это самая настоящая звезда, с лучами одинаковой длины, заключенная в круг, по-арабски замысловатая, покрытая завитушками и инкрустированная позолоченными пластинками, прекрасная, как далекий отблеск легендарных дворцов ассирийских владык или роскошных чертогов царицы Савской.

«Спасение в звезде!» – вспыхнули в его сознании казавшиеся нелепыми предостережения Тины.

Больше он ни секунды не колебался. К черту престиж, к черту репутацию, к черту приличия!.. Он железной хваткой обнял Татьяну за плечи и со всех ног кинулся к арке. Мгновение – и они упали на изображение звезды, под страшный, зловещий треск и грохот обваливающихся перекрытий, в котором тонули крики людей, звон бьющегося стекла и скрежет металла. Известково-кирпичная пыль окутала картину гибели ресторана «Халиф» плотными, удушливыми клубами…

ГЛАВА 23

Камин не хотел разгораться, и Гортензия сердилась. Наверное, дрова отсырели! Не надо было складывать их в склепе, – мертвые не любят, чтобы их покой нарушался. Но хозяина не переубедишь. Сказал, – складывай в склепе, – значит, так и придется делать.

– Зачем такое помещение пустовать должно? – возмущался Ардалион Брониславович, когда Гортензия пыталась возражать.

– Но там же…

– Не болтай глупости! Старые кости давно уже превратились в труху!

Вот и весь сказ!

Гортензия больше и не спорила. Отнесла дрова в склеп и сложила там, по мере возможности стараясь поместить поленницу в углах и посередине, не задевая каменных надгробий. Мертвых она побаивалась. Кости там или что, – лучше не портить с ними отношения! Странные хозяева жили раньше в этом доме… Взять и устроить склеп прямо в саду! До этого не каждый додумается.

Гортензия ходила по дрова только днем, а по вечерам, когда на крышу склепа падал свет луны, ей становилось до того жутко, что кровь стыла в жилах. Вообще коломенский дом ей не нравился: темный, мрачный и холодный. Две печи и камин едва могли прогреть все комнаты. Приходилось иногда вставать ночью и подкладывать дрова. От такого холода у нее начали ныть суставы. А может, это она в склепе простудилась?

Старуха еле поднялась на ноги, когда пламя охватило, наконец, дрова, и они весело затрещали. Голова у нее закружилась, так что пришлось долго стоять с закрытыми глазами и приходить в себя. Так и заболеть недолго.

С трудом передвигаясь, она отправилась на темную кухню, готовить завтрак хозяину. С утра ему кто-то позвонил, и теперь Ардалион сам не свой, – курит трубку за трубкой, задымил всю гостиную! И злой, как гусак! Шипит и шипит, только что не щипается!

Она заглянула в комнату, из которой раздавалось напряженное пыхтение хозяина.

– Кофе подавать?

– Не отвлекай меня! Я думаю! – завопил старик, выкатывая красные от злости глаза.

– Ладно…

Она прикрыла дверь и едва не упала. В глазах, ни с того, ни с сего, потемнело, а сердце в тощей груди затрепыхалось, как пойманная в силки птичка.

– Куда ты? – взвизгнул Ардалион, осознав, что она уходит. – Неси кофе! Да гляди, чтобы был горячий и с пенкой! Живо!

Гортензия на него не обижалась. Она привыкла к подобному обращению и служила хозяину, как верный пес. Но сегодня, при всем желании, принести кофе в гостиную ей так и не удалось. Голова кружилась, руки и ноги дрожали, и слабость была такая, что она едва не уронила поднос с чашками и кофейником.

– Ну, что с тобой? – потеряв терпение, ворвался в кухню Ардалион Брониславович. – Чего расселась, как на похоронах?

– Нехорошо мне… – прошептала Гортензия посиневшими губами. – Напасть какая-то. Ни рукой, ни ногой пошевелить не могу. Полежать надо.

Она медленно опустилась на пестрые подушки. Кухонный сундук часто служил ей кроватью в ненастные морозные ночи, когда в печку постоянно приходилось подкладывать сухие дрова.

Ардалион растерянно выпучил свои глазки-угольки, да так и застыл, красный от возбуждения и крайне недовольный таким поведением верной Гортензии. Здоровье у нее, несмотря на возраст, было железное. Кости иногда болели на погоду, но у кого ж в ее годы они не болят? А чтобы вот так слечь в самый неподходящий момент? Такого он не мог припомнить за последние пять лет.

Видать, тело поизносилось, как и у него. Ему надо было прикладывать изрядные усилия, чтобы преодолевать плохую работу сердца, легких и печени. Неуемный темперамент и постоянные излишества сказались на организме. Одышка, шарканье ног и прочие неприятности поубавили его прыть. Поэтому для выходов из дому, если только это не было очень важное и ответственное дело, он использовал Гортензию.

– Надо, чтобы ты сходила на одну встречу! – с сомнением глядя на ее бледное лицо, запавшие глаза и судорожно вздымающуюся грудь, произнес Ардалион Брониславович.