Черная роза - Наталья Солнцева

В спальне тоже никого не оказалось. Оставалась занавешенная шторкой дверь, которую подруги открывать не спешили.

– Делать нечего! – решилась Людмилочка. – Мы все равно не сможем спокойно спать, пока не посмотрим. – Там все в порядке, так же, как и везде. Вот увидишь!

– Иди первая, я не могу…

– Где выключатель?

– Сразу за дверью, справа.

– Вверху или внизу?

– Вверху!

Людмилочка закрыла глаза и, сделав глубокий вдох, отодвинула шторку и толкнула дверь. Тишина и темнота, к которым примешивалось что-то непонятное, стояли в гостиной… Тина увидела, как подруга зажгла свет и медленно осела на пол. Как во сне, она сделала шаг вперед и заставила себя посмотреть.

На полу, у стены, на которой висел спортивный лук, лежал молодой мужчина. Из его тела, в области солнечного сплетения торчала стрела. Одна из тех, которые Тина использовала для тренировок в стрельбе. Мужчина, несомненно, был мертв…

ГЛАВА 24

Утро следующего дня в Коломне выдалось серым и унылым. Потеплело. Низко над городом рыхлыми пластами лежали полные мокрого снега тучи. Деревья оттаяли, почернели от влаги. Дети лепили снежки и кидали ими друг в друга. Прохожие с мрачными лицами спешили по своим делам.

Вадим ждал Ардалиона Брониславовича недалеко от храма, в котором вот-вот должна была начаться утренняя служба. Так они с Никитой условились. Около храма собиралась толпа, в которой было удобнее всего произвести подмену.

При первой встрече с рыжим стариком, «продавец» делал вид, что страшно напуган и озабочен тем, чтобы сделка состоялась в полной тайне. Поэтому он предложил Ардалиону идти за ним в некотором отдалении, от храма вниз по улице. И даже в дом входить порознь, с интервалом в пять-семь минут.

На самом деле, когда старик увидит лицо Вадима и убедится, что это именно он, хозяин золотых слитков, – «продавец», – повернется к нему спиной и будет так идти к дому. Около храма Никита незаметно заменит Вадима. Они почти одного роста, и одинаковая одежда не позволит Ардалиону догадаться, что произошло. Пока Никита будет «вести» старика, Вадим вернется и возьмет рубин.

– Что ты будешь делать, если Гортензия все же тебя заметит? – спрашивал он друга перед выходом из дому. Они спешили, так как к восьми утра должны были уже быть в Коломне.

– Не заметит! – уверенно ответил Вадим. – Во-первых, Элина оказалась молодцом, и отлично справилась со своей задачей: бабка слегла и еще день будет в состоянии полной прострации. Во-вторых, я тоже знаю, как мне действовать. Не волнуйся, все пройдет гладко, как по маслу. За это я тебе ручаюсь!

Но Никита все равно волновался. А что, если дьявольски проницательный и подозрительный, нечеловечески осторожный Рыцарь Розы что-то учуял и перепрятал камень? А что, если Вадим не сможет его найти? А что, если он слишком долго провозится с кальяном, не сможет отсоединить резервуар для воды, и тогда придется брать курительный прибор целиком? «Рыжий» сразу заметит пропажу, и у них почти не останется шансов скрыться вместе с рубином, замести следы! А что, если…

– Да не переживай ты так! – почувствовал настроение друга Вадим. – У нас все получится! Я всегда знаю, когда меня подстерегает неудача. Сегодня такого ощущения нет.

Никита тоже верил, что все удастся, но невероятная важность предстоящего держала его в напряжении. Вадиму было проще. Для него это просто очередное приключение, возможность проверить в деле свои способности, отточить мастерство. Но лучшего помощника Никита не мог бы себе пожелать.

– Ты сказал Валерии, куда мы идем?

Никита долго молчал, прежде чем ответить. Он ничего не сказал Валерии. Суеверный страх помешал ему сделать это. Ничего в мире он не боялся, кроме провала того, что должно было свершиться совсем скоро. Да и не хотелось лишний раз волновать супругу. Если они вернутся с камнем, она и так все узнает. А если…

Он отогнал от себя эту мысль и ускорил шаг.

В Коломне они сразу разделились, предоставив каждому исполнять свою роль в игре.

Гортензия прескверно выглядела, а чувствовала себя еще хуже. Ардалион Брониславович вынужден был признать, что и сегодня ему придется обойтись без помощницы.

– Черт побери эту старуху! – ворчал он, собираясь на встречу с «барыгой». – Если бы она не умела готовить такой отличный кофе, давно стоило ее придушить!

Ему всю ночь снилось золото, – переливающийся желтый огонь, постепенно застывающий, тускнея и твердея, становящийся тяжелым и гладким, как драгоценный нездешний плод. Как приятно ощущать его тяжесть и чудную теплую поверхность! Как восхитительно смотреть на его волшебный матовый блеск, упиваться его близостью! Даже пары опия не дают такой полноты счастья!.. Завтра! Завтра он, наконец, сможет прикоснуться к солнечному металлу, замешанному на крови и слезах обитателей этой странной планеты, средоточию их страстей и объекту их устремлений! Но его страсть во сто крат сильнее. Она всепоглощающа, как «черная космическая дыра»… Никто и ничто не смеет противостоять ей! Все гинет в ее жадной и разверзшейся бездне!

И вот, благословенный, долгожданный день наступил! Рассвет разбавил лиловым полумраком темноту ночи. Серое небо медленно светлело.

Ардалион Брониславович вышел из дому в точно рассчитанное время. Он был пунктуален, как провизор, смешивающий лекарства. Денег у него при себе не было. Зачем? Это лишние формальности, которых нужно уметь избегать! Вместо денег у него в кармане мехового полушубка лежала наваха, – острый, как бритва, испанский нож.

«Барыга» не заслуживает такой прекрасной, легкой и поэтической смерти! Но так уж и быть! Пусть насладится кровавой истомой последнего мгновения! Ведь он, в свою очередь, доставил господину Рыцарю роскошное и жаркое удовольствие – завладеть золотом! – выше которого никому испытать не дано! Ардалион Брониславович был искренен, думая так.

Он увидел «барыгу» сразу же, как свернул за угол старой коломенской гостиницы. Эту фигуру и несколько бледноватое лицо ни с кем не спутаешь! Фигура повернулась в сторону храма, и старик уверенно зашагал следом. Ни о чем, кроме золота и крови, он уже не мыслил.

Гортензия услышала, как хлопнула дверь, и поняла, что хозяин ушел. Ее голова была полна тумана и неразберихи, а тело не слушалось, пораженное неведомой слабостью. Вставать она не могла, и дотащиться до туалета было для нее величайшим испытанием. Хорошо еще, что в доме два туалета, и один как раз возле кухни. Иначе пришлось бы пользоваться «ночной вазой». Горшки старуха терпеть не могла. Она быстро привыкла к городскому комфорту, и это были единственные перемены, которые понравились ей в нынешней бестолковой жизни.

– Вот, поди ж ты! – ворчала она про себя. – Как некстати угораздило свалиться! Хозяин правильно сердится. Такая развалина кого угодно выведет из терпения!

Гортензии было совершенно нечего делать, впервые за множество лет, и она изнывала от этого незнакомого ей странного состояния. Оставалось только изучать взглядом потолок и стены, да кусочек окна, за которым наступало пасмурное зимнее утро. Впрочем, довольно скоро она нашла для себя еще одно развлечение, – прислушиваться к звукам старого дома. Они оказались самыми разными, от скрипа половиц до шуршания снега на крыше. Иногда к ним добавлялся звон посуды, треск дров в печи и гудение пламени. Топить приходилось уже второй день самому хозяину, который любил тепло и ненавидел холод. Хорошо, что она принесла заранее много сухих поленьев и сложила их в коридоре, возле входных дверей!

Есть ей совершенно не хотелось, только пить. Она, едва держась на ногах, приготовила себе травяной чай, который все время стоял в железном кофейнике на печке и оставался горячим. Этот горьковатый, остро пахнущий напиток приносил ей некоторое облегчение, впрочем, ненадолго.

Сегодня она с самого утра осталась в доме одна, и это почему-то расстроило. Гортензия была не из трусливых, и единственное, что доставляло ей беспокойство, – это необходимость ходить в склеп, за дровами. Сейчас ей не нужно было никуда ходить, но в сердце закралась непонятная тревога, перерастающая в самый настоящий страх. Сначала она не могла объяснить себе, что именно пугает ее, но потом сосредоточилась и смогла ответить себе на этот вопрос. В доме что-то изменилось! В его пространство вторгся чужой !

Старуха почувствовала, как волосы зашевелились на ее голове. Она боялась не за себя, нет! Что-то угрожало ее хозяину или его имуществу. Все, что было связано для нее с понятием «служение», она вкладывала в одно – безусловную, собачью преданность, без раздумий, без рассуждений, полную и безоговорочную. Она привыкла к этой преданности, как к своей второй коже, и не мыслила для себя ничего иного. И вот… в доме ее хозяина что-то происходит, а верная Гортензия лежит на кухонном сундуке, как бревно, и ничего не может сделать!