Сердце бури (СИ) - "Раэлана"

Существуют техники, которые помогают таким, как он, до определенной степени закрыться, абстрагироваться от этих неконтролируемых вспышек, которые у джедаев называются «возмущениями в Силе». Однако ребенком Бен попросту не знал о них.

В детстве его некому было защитить. Но теперь его опыта хватит, чтобы помочь другому человеку — близкому человеку. Тому… той, которая сама не так давно положила все силы, чтобы избавить его от ужасов ночи. Той, что пела, сидя рядом с ним, пока его не покидали видения пережитого в замке.

Он бережно поглаживал ее маленькую лохматую головку, подавляя слабые попытки воспротивиться. Сейчас дело было не в желании его — или ее — тела. Просто им обоим нужно было почувствовать, что здесь, посреди мрака, в объятиях ночной тиши находится по крайней мере еще одно живое существо. Кто-то, кто поможет привязать сознание к реальности. Удержать. Не позволить скатиться в бездну кошмаров.

— Пой, Рей! Давай, девочка, сейчас не время стесняться…

Не сразу, но все-таки Рей и вправду запела. Дрожащая, слабая, она автоматически выдавливала из себя едва слышное ритмичное мурлыкание, а Бен вторил ей, успевая чуть слышно приговаривать:

— Расслабься. Не бойся, сейчас должно отпустить… вот видишь, уже отпускает. Чувствуешь?

Рей кивала. Ей и вправду становилось легче. В его руках. Благодаря его поддержке. Хотя она с трудом представляла себе, чему приписать это исцеление — магии Уз? какому-то неизвестному джедайскому приему? или одному его внезапному великодушию?

Девушка растерялась. Недоумение вызывал не столько сам факт: она в объятиях Бена Соло, трепещущая, ищущая утешения, — сколько та немыслимая легкость, с которой она принимала дар его прикосновений, его душевного тепла. Как просто и естественно Рей с Джакку, согретая и убаюканная, отдалась во власть легкой неги, вызванной ощущением безопасности; и как бодро и уверенно Бен принял ее в свои объятия. Кто бы мог подумать, что Кайло Рен способен на столь искреннее и щедрое проявление заботы? Ведь он и сам был подавлен этим мучительным ощущением, этим безмолвным криком, разрывающим виски — Рей точно это знала. Однако на сей раз он не искал у нее помощи — он сам стремился помочь.

Она и не заметила, как перестала петь.

Вскоре буря в ее голове окончательно стихла, и Рей сумела приподняться на вытянутых руках.

— Спасибо, — выдохнула она.

— Не стоит. Ты сама себе помогла, — отмахнулся Бен. И добавил: — Поначалу всегда тяжело. Но все это проходит. С каждым разом будет легче…

Наконец он сумел различить в полутьме ее взгляд — изумленный, испуганный и все же по-детски решительный, — который вдруг искренне умилил юношу. О Сила, как она невинна и как прекрасна! В своем неведении, в своей трепетной неуверенности эта девочка похожа на младенца, который впервые обжегся, когда попытался потрогать огонь голой рукой. Ее искренность и открытость, во всей полноте отраженные в этих нежных глазах, заставили его вновь припомнить то время, когда Бен Соло был таким же несведущим, восторженным юнцом, стремящимся теперь же, немедленно взять от Силы все, что та может ему предложить.

Это восторг бабочки, которая летит на огонь. Плевать, что тот больно жжется!..

Он спросил:

— Ты ведь уже чувствовала что-то похожее раньше? Тут, на Такодане, верно?

— Да. Когда погибла система Хосниан.

Юноша сжал кулаки, когда в памяти воскрес алый луч разрушительной энергии, который пронесся мимо «Финализатора», оставляя фантомный сверкающий след. Тот самый луч, который, столкнувшись с ядром Хосниан-Прайм, в считанные секунды разорвал связь гравитонов, обрекая на гибель целую звездную систему.

В ту секунду, когда раздался взрыв, взбудораживший поток Силы, Бен едва не задохнулся от внезапно навалившихся на него болезненных ощущений. Он хорошо помнил, как едва подавил желание согнуться пополам, и лишь усилием воли смог удержать самообладание, сделав вид, будто ничего не произошло — чтобы никто из людей, находившихся вместе с ним на командном мостике, не догадался о слабости темного лорда.

Он знал, что по крайней мере еще двое известных ему людей чувствуют этот безжалостный всплеск — его мать и Люк Скайуокер.

Выходит, и Рей тоже…

— Но тогда ощущения были другими, — вдруг сообщила она, прерывая его раздумья.

Тогда… это было, словно удар топора, в одну секунду перерубивший шею осужденного. Теперь же Рей чувствовала отголоски длительной агонии — как будто жизнь вытягивали из нее капля за каплей.

— А ты? — спросила девушка. — Как ты сумел привыкнуть к… такому?

Привыкнуть?.. О Сила, что же она такое говорит?

— К этому нельзя привыкнуть, — ответил Бен с горькой усмешкой. — Можно только смириться… попытаться до определенной степени огородить себя.

— Но…

Внезапно она позабыла, о чем собиралась спросить. Ее тело напряглось. Не сразу до нее дошел весь ужас его слов.

Как же так? Выходит, любой одаренный поневоле пропускает через себя все чувства, которые, преображаясь в энергию, пронизывают поток Силы. И отравляют его — болью, ужасом, страхом. И это вовсе не пустые слова. В том замке на Мустафаре Сила была ядовитой, словно кислота. Преображенная страданиями сотен пленников, нашедших смерть в этих стенах.

Все это… вся эта боль, она реальна, осязаема.

В глазах Рей появились слезы, вызванные смесью досады и жалости — не то к себе самой, не то к тем людям, чьи чувства случайно ударили по ней, будто невидимой плетью.

Что-то заставило ее спросить:

— Ты ведь пытал других, верно?

— Да, — выдохнул Бен, не поведя и бровью, хотя наверняка угадал, к чему она клонит. — И что с того?

— Как же ты мог, ощущая боль своих жертв, проделывать подобное снова и снова?

Как ему хватило выдержки? Почему он не отказался от того, что творил столько лет?..

Бен отвел взгляд.

— Боль можно обратить в силу. Энергия разрушения — это тоже энергия.

— Но получается, что вместе с каждой своей жертвой ты… мучил и себя самого? — какая-то часть ее души отказывалась верить этому.

Он отозвался не сразу. Тишина царила томительно долго. Рей, однако, не нарушала ее, терпеливо выжидая, когда Бен соберется с мыслями.

Наконец в темноте послышался слабый шепот.

— Ты права. Я помню их всех. Помню их чувства. Помню муку в глазах. Помню тот ужас, который невозможно описать никакими словами, когда я врывался в их сознание, терзая саму их живую суть. Я помню Дэмерона, который до последнего храбрился и рассыпался в остротах, пытаясь демонстрировать свои нарочитые бодрость и смелость. Помню тебя… твое тело в оковах на пыточной доске. Твой страх и твою решимость. Ты назвала меня монстром, Кира. И я не спорю с этим. Я — монстр, который питается болью — и чужой, и своей собственной.

Рей была так потрясена услышанным, что даже не ведала, как ей реагировать. Немыслимо… как этот парень только может упоминать о подобных вещах так спокойно? Что это — слова покаяния или какая-то насмешка, нелепая и неуместная?

Вновь ее переполняли чувства, ставшие почти привычными, если речь заходит о Бене Соло — тут была и злость, и жалость, и неверие.

— Только не говори, что это — новый, более продвинутый способ самоистязания. Вроде тех порезов, которые ты оставлял на своих руках.

— Это было давно. И не заблуждайся, это не просто самоистязание ради нездорового экстаза. Скорее это способ самоконтроля.

Что?! Самоконтроля? Нет, только послушайте!..

Глаза защипало, к горлу подкатил ком, и на какой-то короткий миг Рей сама себе зажала рот кулаком, впилась зубами в собственные костяшки пальцев, лишь бы не заплакать. Только не сейчас. Не на глазах у этого больного ублюдка, который, если подумать, вовсе не стоит ее слез.

— Ты никакой не монстр, Бен Соло, — прорычала она. — Ты просто чокнутый!

Хаттов психопат! По нему в самом деле плачет смирительная рубашка!..

Он посмотрел на нее — и вдруг расхохотался. Его смех был одновременно и радостно-облегченным, и каким-то свирепым, как будто этот парень давно дожидался случая, чтобы кто-нибудь хорошенько его обругал. На его лице появилось звериное ликование. Бен откинул голову, его глаза закатились. Он дико оскалился. Сквозь его грубоватые, хриплые порывы смеха звучало приглушенное рычание.