Рижский редут - Далия Трускиновская

Судя по всему, вице-адмиральское словечко сержанту понравилось.

– Я, видите ли, приходил раньше на Малярную улицу из любопытства – я хотел убедиться, что дом порядочный и что вы, Сурков и Вихрев, доподлинно заняли комнату Морозова.

– Вы что, делали вопросы? – изумился Сурок.

– Решительно незачем делать вопросы. Я убедился, что дом хороший, с приличными хозяевами, а все комнаты в таких домах по случаю осады и беженцев давно заняты. Вы же, едва прибыв в Ригу и не имея знакомств, могли попасть в это жилище только при подсказке Морозова. Но я о другом хотел сказать. На Малярной улице мне попались престранные личности, и я мог бы спорить на ящик лучшего французского вина, что они кого-то выслеживали. Разумеется, я подумал о полиции, которая никак не изловит Морозова… кстати, я не понял толком, в чем его обвиняют… Одним словом, я поспешил вперед, чтобы убедиться, что вас с вашим драгоценным самокатом не ожидают сыщики. Увидев, как полицейский беседует с квартирным хозяином, я стал искать вас, чтобы предупредить, и не рассчитал. Я полагал, что вы, попетляв в южной части города, придете с другой стороны.

– Вы хотели предупредить нас? – переспросил Артамон.

– Что же в этом странного?

Надо полагать, Бессмертный, он же Гореслав Карачунович, он же Канонирская Чума, немало допек командиров канонерских лодок своими придирками. Добра от него не ждали. Родственнички мои переглянулись так, как, видимо, переглядываются двое крестьянских детин, что впервые пришли в столицу на заработки и увидели, как по улицам водят слона; быть такой страшной носатой ушастой твари в природе не может, просто не должно, однако ж вот она, топает и на всех плевать хотела!

– А теперь, Морозов, расскажите, что с вами стряслось и почему вы скрываетесь, – предложил Бессмертный. – Я предчувствую тут неплохую задачку…

– Простите, не могу, – сказал я, подумав. – Или же могу рассказать примерно половину – но тогда вы, как частный пристав Вейде, тоже увидите во всем случившемся мою вину.

– А вторая половина, очевидно, связана с дамой?

– Да. И потому я должен молчать.

– Весьма похвально. Что же, тем любопытнее. Излагайте первую половину! Я, видите ли, мастак решать уравнения со многими неизвестными.

– Морозов, подумай хорошенько, – предостерег Сурок. – Если мы, зная все обстоятельства, не догадались…

Его слова нуждались в переводе на общепонятный язык: если я не догадался, потому что родич наш Вихрев и не пытался…

Тут наконец принесли четыре большие фаянсовые кружки с пивом, топорщившим пенные шапки. Артамон страшно обрадовался – здешнее пиво он оценил по достоинству, Сурок же остался к нему почти равнодушен. Толстая девка доставила нам блюдо с желтым вареным сыром, в котором виднелись семена тмина, это местное лакомство тоже не всем приходилось по вкусу, но я его ел охотно, оно напоминало мне ту заварную пасху, какой угощали меня в детстве, только она была куда как слаще.

Мы молча сдули пену и отпили. Мне следовало принять решение, и я, глядя, как неторопливо Бессмертный пьет свое пиво, его принял. Что-то в этом человеке было мне симпатично – возможно, его равнодушие к мнению окружающих. Я бы не мог спокойно сидеть в погребке с людьми, двое из которых с трудом скрывают свою вражду ко мне, я бы и не оказался в обществе таких людей! Он же видел во мне живую загадку – прочее его мало беспокоило.

Я поверил в то, что он способен решать загадки, а что до его прозвищ и стычек с канонирами – не моя забота!

– Извольте, я расскажу вам первую половину моих злоключений, – сказал я. – Несколько дней назад, поздно вернувшись домой, я столкнулся с человеком, убегавшим из дома на Малярной улице. Я поднялся к себе и у самой двери обнаружил убитой молодую женщину… мою любовницу… Я побежал за убийцей, не догнал его, вернулся, и был захвачен в плен квартирными хозяевами и соседями. Они утверждали, что я провел вечер с бедной женщиной, поссорился с ней оттого, что она собралась выйти замуж за другого, почтенного рижского обывателя, и заколол ее своим кортиком.

– А что, на кортике были следы крови? – полюбопытствовал Бессмертный.

– Нет, разумеется… Погодите, про кортик сказал уже частный пристав! Соседи просто кричали, что я убил Анхен. Меня до утра заперли в подвал, утром я имел беседу с квартальным надзирателем Блюмштейном. Вечером же ко мне пожаловал частный пристав Вейде. Он догадался увязать смерть бедной Анхен со смертью ее родственницы, случившейся в мае. Девушку нашли мертвой в каменном амбаре… это был склад Голубя… Она также оказалась заколота кинжалом…

– Если бы замужняя дама, чье имя вы готовы скрывать до гробовой доски, подтвердила, что вы провели вечер у нее, это спасло бы вас?

– Не знаю. Вряд ли.

– Доводилось ли вам когда убивать людей кинжалом?

– Да вы что, с ума сбрели?! – воскликнул Артамон.

– Нет, – сказал я, сам удивляясь своему спокойствию.

– А иным оружием?

– В походе мне доводилось стрелять из ружья. Убил ли кого – бог весть.

– Есть ли среди ваших приятелей врачи, имевшие дело с такими ранами?

– У меня есть знакомый фельдшер в гарнизонном госпитале, знаток грудных болезней. Но госпиталь сгорел, и где он теперь – понятия не имею. Других врачей я не знаю. А при болезни иду в аптеку, где покупаю бальзам Кунце.

– Видите ли, господа, чтобы бесшумно заколоть человека одним точным ударом, нужно быть мастером этого дела. Проще сказать, опытным убийцей, – произнес Бессмертный. – Или по крайней мере иметь наставника, который растолкует механику этого дела и даже поучит наносить удар на трупе в анатомическом театре. А также – быть уверенным в своем мастерстве и в своей внутренней способности лишить человека жизни. Тут я не вижу ни опыта, ни теоретических знаний. Поэтому я полагаю, что Морозов, скорее всего, девиц действительно не убивал…

– Ну, знаете ли, всему есть свой предел, – вспылил Сурок. – Я молчал и слушал, но ваши подозрения… подозревать Морозова!..

– Я хочу быть уверен в своем уравнении. Сейчас Морозов для меня – одно из неизвестных. Убедившись, что он действительно невиновен, я начну его использовать как величину, мне известную, – объяснил Бессмертный. – Не обижайтесь, Морозов, это необходимо. И пейте свое пиво.

– Вы еще не убедились? – сердито спросил Артамон.

– Еще нет.

Я смотрел на сержанта и думал, кажется, о том, что у него слабое здоровье, отсюда и худое лицо, вылепленное довольно причудливо, если глядеть в него прямо, то возраст владельца определишь лет в сорок, если же в профиль – то менее тридцати. Я управлял своими мыслями, заставив меня вспомнить о госпитале и о старом фельдшере, Бессмертный сам навел меня на медицинские соображения.