Четыре повести о Колдовском мире - Андрэ Нортон

Она слышала, как шепчутся слуги. И дело было не только в измене леди Вианны. Что-то странное было и в поведении госпожи Гвенлиан. Говорили, она должна была стать ведьмой. А потом пришла Великая Перемена, и власть колдуний в Эсткарпе закончилась. Леди явилась домой, не успев принять посвящения, без камня, приехала одна, через территорию, на которой проходили военные действия. Свою историю она никому не поведала, если только брату. Она заперлась в башне и с тех пор не выходила оттуда, если только ненадолго посещала сад с лекарственными растениями или на лошади уезжала в пустынные поля. Очень редко она спускалась в столовую. С тех пор как брат ее уехал из замка, она вообще никуда не выходила.

Но, конечно же, это она сейчас стояла там наверху, опершись на подоконник, когда Джованна подняла голову к рассветным лучам солнца. Волосы ее были распущены по плечам. Одета она была во что-то светлое. На плечи небрежно наброшена шаль. Она, видимо, не думала, что ее кто-то увидит. Была она почти до помрачения хороша.

— Не думаю, что нам следует смотреть.

Джованна вздрогнула. Лорик стоял позади нее. В голосе его слышалось отвращение, и сказал он это чуть громче, чем нужно.

— Интересно, — пробормотала Джованна, не отрывая глаз от прекрасного лица. И чуть тише и быстрее прошептала: — Она не колдунья!

— Конечно, нет. Ведьмы не бывают красавицами.

— Она очень красива, — Джованна повернулась к нему. — Выходит, и ты смотрел.

— Я не мог не смотреть, — признался он. — Быть может, поэтому она и не получила свой камень. Ей помешала внешность.

— Может быть, — согласилась Джованна, хотя в душе с этим не согласилась. Ей было очень холодно. Наверное, от ветра, подумала она, и рассвет холодный. Не могло это иметь отношения к женщине в окне. Как бы ни была она прекрасна и странна, и грустна, как белая птица, запертая в клетку. Ее заботы не касались Джованны. Джовану из братства не было до нее никакого дела.

Джованна опять посмотрела наверх. Глаза леди опустились, и взгляды их встретились. Глаза были спокойные и в этом полумраке казались очень темными. Леди слегка, почти застенчиво, улыбнулась. «Как же так, — подумала Джованна, — она молода». Она была не намного старше самой Джованны и подобно ей — пленница, с тайной, о которой никому нельзя было рассказать.

Лицо Джованны осталось бесстрастно. Она отвела взгляд. Ни, в коем случае нельзя поддаваться чувству родства. Это опасно.

Послышался звон встретившихся клинков. Это Хендин пришел сменить Лорика. Джованна поспешила скрыться.

Северный Ветер оседлала живой воздух, позволив ему нести себя. Солнце пригревало ей спину, и она почти забыла о серых стенах Равенхольда, оставшихся внизу. Скоро она проголодается и тогда убьет. А сейчас она была просто свободна.

Оседлавший Бурю лениво кружил под ней. Он, как это было принято, угождал ее прихотям. Крылья его были чернее, чем у ворона, с мерцанием полночи. Глаза — цвета крови, омывающей сердце. Изгиб клюва отличался дикой красотой, когти сильные и уверенные, когда надо было убивать. Возможно, когда придет ее время…

Джованна благодарила богов за шлем, скрывший ее пылающие щеки. Северный Ветер не была леди, она была королевой. Когда она думала о любви, то не тратила время на девичьи глупости. Последнее время она часто об этом думала. Зима уходила из гор, все меньше птиц оставалось в гнезде. Скоро Северный Ветер выберет себе друга жизни и начнет растить птенцов.

Возможно, Элмери знал, что делает, когда послал Джованну охранять Равенхольд. Соколице, сидящей на гнезде, не место среди боевых сородичей.

«Я не сяду на гнездо, — сказала сердито Северный Ветер, — до тех пор, пока не выберу. Я не какая-нибудь пустоголовая птица, чтобы находиться в подчинении у собственного тела».

— Ну, а если твое тело настаивает?.. — начала Джованна.

«Мое тело у меня в служанках», — подытожила разговор Северный Ветер. Внизу на вспаханном поле кормилась стая голубей. Она испустила высокий дикий крик. Голуби бросились врассыпную. Она весело рассмеялась, выбрала самого жирного и одним ударом справилась с ним.

Джованна постаралась отвлечься от возбуждения, вызванного убийством. Собственное тело показалось ей на миг чужим: неуклюжим, бескрылым, закованным в кожу и кольчугу. Пони ее слегка нервничал и тряс головой. На земле лежали три голубя, ставшие добычей Северного Ветра. Еще один, отчаянно махая крыльями, старался удрать, но она спокойно ждала нужного момента. Оседлавший Бурю записал на свой счет двух. Лорик уложил их в мешок, но сокол принес и третьего, а потом неохотно уселся на шесток, что был на седле Лорика. Но быстро соскочил, когда Лорик выпотрошил последнюю птицу и накормил его потрохами.

— Какие свирепые у вас птицы, — сказал незнакомый голос, — и какие великолепные.

Джованна сразу поняла, что приблизившаяся к ним лошадь принадлежала замку, потому что одетый в кожу всадник не был братом. Она мельком отметила красоту лошади и искусство верховой езды и тут же отвлеклась. Но низкий приятный голос вернул ее в действительность. Даже костюм для верховой езды не мог скрыть пола подъехавшего к ним наездника. И ее имени. В Равенхольде не было второго такого лица.

Джованна не поздоровалась. Она спешилась, подозвала к себе Северный Ветер, выставив кулак. Затем свистнула и произнесла одно слово — как они обычно делали перед чужаками — и все добытые птицы были собраны, а она уложила их в мешок. Повернувшись, она увидела, что госпожа Гвенлиан стоит между ней и ее пони. Джованна молча обошла ее и усадила Северный Ветер на шесток, пристроенный сбоку.

Леди это совершенно не обескуражило.

— Как прекрасна эта птица, — сказала она. Джованна сжала зубы и начала потрошить голубя.

Леди не побледнела и не удалилась, как на это надеялась Джованна. Напротив, она с интересом смотрела, как Северный Ветер приняла как заслуженную награду сердце и печень. — Ваш сокол прекрасен. Это что, новая порода? Я никогда такого не видела. Джованна выругалась. Но не Лорик.

— Она, — сказал он, холодно указывая на ее ошибку, — самка сокола. Те, кого вы видели, самцы. Соколы, — он чуть помолчал. — Быть может, миледи хочет, чтобы ее проводили до апартаментов?

Джованна бы рассмеялась, если бы чувствовала себя свободнее. Ей казалось, что эта женщина, будучи женщиной, да к тому же ведьмой, могла тотчас обо всем догадаться. Как будто она могла видеть, что находится за кожей и сталью.

Все дело в том, что она одинока. Джованне не надо было обладать познаниями в магии, чтобы понимать это. Все было написано на лице госпожи Гвенлиан. Возможно, она испытывала отвращение к башне, а здесь для нее представился удобный случай — проявить ум и женственность, показать красоту двум сокольничьим, охотящимся за дичью.