Единородная дочь - Джеймс Морроу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет! — заорал он.
Она должна загасить этот фитиль. Надо только плотно зажать его в ладони. Боль — ничтожная плата…
— Боже!
Фитиля уже не осталось.
Джули подбежала к раскрытому окну. Быстрый взмах, как в молодости на баскетбольной площадке, и…
Слепящая вспышка молнией пронзила вытянутую руку. Окно осыпалось дождем осколков. Джули посмотрела на Фебу. На Бикса. На медвежонка. На пустые бутылки. А затем, еще до приступа тошноты, еще до потока крови, до неизъяснимой боли, она вдруг увидела с неумолимой ясностью стробоскопической вспышки, что правой кисти больше нет.
Глава 15
Спроектированный по-настоящему набожным архитектором новый больничный комплекс Св. Ангела Милосердного с высоты птичьего полета и впрямь очертаниями напоминал ангела. Круглая смотровая площадка, словно висящая в воздухе над административным зданием, символизировала нимб. В основном здании находилось родильное отделение. Два других корпуса отходили в стороны от основного и, круто заворачивая, образовывали крылья ангела, одновременно окружая тихий пышный парк.
Джули Кац и Феба Спаркс оказались в разных ангельских крыльях: в травматологии и клинике для алкоголиков соответственно. Они общались, посылая друг другу открытки из больничного магазина сувениров.
«Дорогая Шейла, мне так жаль, — нацарапала Феба на открытке с «Успением Пресвятой Богородицы» Корреджо. — Мне так чертовски жаль».
«Еще бы тебе не было жаль», — написала в ответ Джули под «Извлечением истинного креста» Пьетро де ла Франчески. Писать приходилось левой рукой, и почерк был по-детски корявым.
«Дорогая Шейла, скажи им, пусть отрежут у меня руку и пришьют тебе», — написала Феба на «Четырех всадниках Апокалипсиса» Дюрера.
«Слишком поздно», — отвечала Джули на «Низвержении проклятых вод» Сигнарелли.
«Дорогая Шейла, у них тут собрания Анонимных Алкоголиков по четыре раза на день. Я хожу каждый день».
«Мало. Ходи все четыре раза».
«Бикс сказал то же самое».
«Ты должна его слушаться».
Бикс. Милый Бикс. Если бы не он, Джули не пережила бы весь этот кошмар. Поездка в Мэдисонскую клинику отпечаталась в сознании Джули, как ископаемые останки в граните. Вот Феба тычет своего медвежонка в изрыгающий кровь раструб — не что иное, как запястье ее лучшей подруги; вот вопросительным знаком торчит из обрубка кость; обе женщины истошно воют. Не раз еще в кошмарных снах она будет видеть мужа за рулем Фебиной «Супницы», будет слышать, как он стонет, сдерживая рыдания, то и дело повторяя, что он любит ее, любит.
— Как ты себя чувствуешь? Лучше? — спросил Бикс, ставя на тумбочку вазу с бледными унылыми розами. За эту неделю он уже третий раз проник к ней в неположенные часы.
— Нет, — коротко ответила Джули.
«Розы, так трогательно. Похоже, муж действительно приходит в норму».
— Тебе плохо в «Ангеле»? — Бикс противился переводу жены в эту клинику.
«Она не католичка, — твердил он докторам в Мэдисоне, — оставьте ее здесь». Но их убедили, что только в клинике Ангела Милосердного Джули будет обеспечен «полный комплекс реабилитационных мер, рекомендуемых в случае потери конечности».
— Доктора невнимательны?
— Да нет, все в порядке. — Доктора в Мэдисоне были правы насчет «Ангела». Это была светлая во многих отношениях клиника. Отличный уход. Залитые солнцем палаты, лики святых на стенах. Проворные монахини в высоких чепцах, снующие повсюду, как ходячие церкви, утешающие безногих и безруких граждан. — Здесь все хорошо. И дело не в руке.
— Это из-за яичников, да? Что мне сделать, чтобы ты не убивалась?
— Изящная словесность? — съязвила Джули с большей горечью в голосе, чем хотелось бы. Она потерла нос своим забинтованным обрубком. По идее, сейчас она должна быть ближе к тонкому миру — ведь ее дух отягощен меньшим количеством плоти, чем раньше. Но вместо этого она ощущала свое тело всеми фибрами души, воспринимала себя как изувеченный комок материи, скорбящий об утраченной симметрии. — Никто меня не утешит. Бог и тот не смог. Тебе когда-нибудь хотелось умереть?
— Что за глупости? Чтобы я больше не слышал. — Бикс поднес к губам ее обрубок и поцеловал его. Джули ненавидела свою рану. Этот зуд, сочащуюся сукровицу, эти вонючие бинты. Ради удачного заживления хирург пожертвовал большей частью ее запястья. Срезал искромсанные ткани, укоротил локтевую и лучевую кости и завел края кожи внутрь. Так что теперь ее культя напоминала пьяно улыбающегося сомика.
— Сегодня утром я заходил к Фебе, — сказал муж. — Она теперь настоящий фанатик собраний.
— Лишив руки лучшую подругу, обычно задумываешься, а все ли ты правильно сделала.
Кроме всего прочего, Джули донимала навязчивая идея, что ее кисть лежит себе где-нибудь под окнами дома 3411 по Баринг-авеню, целая и невредимая, словно забытый реквизит из обожаемых ужастиков Роджера Уорта «Тварь с пятью пальцами» и «Рука Орлака». В действительности же она была разорвана в клочья, фаланги пальцев разбросаны вокруг, как обломки ракушек на пляже Абсекон.
На пороге появился молодой человек в белом халате с озорной улыбкой эльфа.
— Меня зовут Кевин. Я из отдела протезирования, — радостно объявил он. — Как самочувствие, миссис Константин?
— Болит большой палец, тот, что остался в Западной Филадельфии.
Кевин строго посмотрел на ее неурочного посетителя.
— Все в порядке. Я тут тоже лечусь, — Бикс ткнул пальцем себе в пах, — только что протез установили.
— Мой муж. — Джули приподняла свою рыбообразную культю. Утраченная кисть тоже не была образцом совершенства — вся ладонь в шрамах, — но все же она была более красноречива, чем этот обрубок.
Кевин вкатил в палату тележку, на которой покоилось нечто вроде перчатки из резины и стали.
— Вуаля! — Растопырив пальцы, он сотворил над устройством некие колдовские пассы. — Программируется. Активизируется посредством голосовых команд. Температура контролируется пользователем. Знает английский, испанский, французский, корейский и японский. Молли, помаши!
Рука приподнялась на своем ложе, словно половой орган, движимый извечным инстинктом, и изогнулась.
— По-вашему, средства позволяют мне приобрести эту штуку? — Джули мысленно заткнула себе рот. «Молли? Молли? О боже!»
— Мы проверили медицинскую страховку вашего мужа, — поспешил успокоить ее Кевин. — Насколько мы можем судить, Молли уже ваша. Скоро вы будете знать ее… — он коротко хохотнул, — как свои пять пальцев. — Кевин подкатил тележку к кровати Джули и аккуратно закрепил перчатку на ее обрубке. Устройство было мягким и теплым, как инкубатор для выращивания каких-нибудь крохотных существ с влажными ротиками. — Смелее, попробуйте.
Как же в этом двадцать первом веке все неразумно устроено: миллионы высококлассных протезов рук — и ни одного механического яичника. Джули недоверчиво поднесла прибор к розам.
— Возьми цветок! — скомандовала она.
Никакой реакции.
— Назовите ее по имени, — подсказал Кевин.
— Молли, кажется?
— Да, да.
— Молли, возьми цветок.
С тыльной стороны ладони выдвинулся стеклянный «глаз» и, словно перископ подводной лодки, несколько раз повернулся из стороны в сторону. Большой и указательный пальцы раздвинулись и сомкнулись на стебле розы.
У Джули мурашки побежали по коже. Впервые за все эти дни у нее поднялось настроение, как после танца с хорошим партнером, и надо же, кто составил ей партию!
— Молли, брось. — Пальцы разжались, и роза упала ей на колени.
— Берегите ее, чтобы с ней ничего не случилось, — предостерег Кевин. — Второй такой мы вам не подарим. И застрахуйте ее, мой вам совет.
С этого момента с каждым днем Джули все больше привязывалась к Молли, словно та была губкой или морской звездой из ее подводного зоопарка. И в самом деле, временами Молли казалась единственным островком всепонимания и тепла в этой бессмысленной Вселенной. Тепла в буквальном смысле, поскольку способность к терморегуляции означала, что Молли можно использовать и как живую грелку, которая всегда сможет согреть любую часть тела, нуждающуюся в ее тепле.
Даже не закрепленная на руке, Молли была незаменимой помощницей. Она могла заползти в любой уголок палаты, куда бы Джули ни вздумалось ее отправить.
— Молли, подай мне пульт дистанционного управления.
— Молли, набери номер Фебы.
— Молли, почеши спину.
— Молли, переверни страницу.
Да, да, переверни страницу, поскольку Джули возобновила свои бесконечные поиски, продолжила божественную одиссею. Но сейчас дела обстояли куда хуже, чем раньше. Согласно горам книг и научных журналов, которые Бикс приволок ей из Филадельфийской государственной библиотеки, Бог не просто был за пределами времени и пространства, он был за пределами пределов времени и пространства. В апрельском номере «Nature» за 2011 год, например, известный ядерщик Кристофер Холмс, экстраполируя новую теорию виртуального времени, выдвинул постулат, что во Вселенной без границ и пределов, без начала и конца Высшему Разуму делать просто нечего.