НА ИСХОДЕ НОЧИ - Алексей КАЛУГИН

Всю дорогу, пока они ехали на электричке, старшие ребята о чем-то перешептывались, и глаза их при этом азартно блестели. Когда они прибыли на место, их распределили по рабочим местам. Ше-Рамшо поставили на сортировку. Пожилой угрюмый рабочий подносил ему мешки, наполненные срезанными ветками куйсы, а Ири должен был обрывать с них листья. Не как попало обрывать, а в строгом соответствии с полученными инструкциями. Ему не объяснили, в чем тут дело, просто велели аккуратно обрывать с самого кончика каждой ветки пять зеленых листиков и бросать их в красный контейнер. Следующие десять листьев нужно было отправить в желтый контейнер. Остальные – в синий. Прутик без листьев следовало переломить пополам и бросить в стоявшую на полу, по правую руку от сортировщика, большую плетеную корзину. Отрывать листики следовало очень аккуратно, дабы не помять, не отрывать даже, а отщипывать осторожно, взявшись двумя пальцами за черенок. Позднее Ше-Рамшо узнал, для чего это нужно. Из пяти верхних, самых молодых листиков получался наиболее эффективный, сильнодействующий препарат куйсы. Остальные листья тоже шли в дело, но препарат из них получался соответственно второго и третьего сорта. Даже прутик перемалывали и с помощью химических растворителей экстрагировали куйсу из стружки. Но тогда Ири ничего этого не знал, он просто стоял на своем рабочем месте и аккуратно обрывал листья с прутиков куйсы.

Спали иждивенцы в подсобных помещениях на свалявшихся матрасах, брошенных прямо на пол. Ели в рабочей столовой, кормили в которой не в пример лучше, нежели в шахане. И именно поэтому младшие иждивенцы все время оставались голодными, зато старшие отъедались вволю. Старший толкователь, прибывший вместе с группой иждивенцев, не мог уследить за всем, что происходило между ними. К тому же толкователь был не прочь при случае уединиться с кем-нибудь из рабочих на хозяйственном дворе за теплицами, чтобы покурить куйсу. По большому счету, ему вообще не было никакого дела до иждивенцев. Трудились иждивенцы в три смены, и старшие зачастую выставляли вместо себя младших, уже успевших отработать свое. В результате младшие иждивенцы мало того, что почти ничего не ели, так еще и спали четыре-пять часов в малый цикл. Об извращенных издевательствах, граничащих с пытками, которым подвергались младшие иждивенцы, можно было бы много чего рассказать, только стоит ли? Достаточно представить себе, что может прийти в голову одуревшему от вседозволенности подростку, нажевавшемуся свежих листьев куйсы. Эффект от пережевывания свежих листьев куйсы, конечно, совсем не тот, что от инъекции вытяжки, и значительно слабее, чем от затяжки дымом сухих листьев, – ярких красочных галлюцинаций не будет, но крыша на сторону поехать может. Особенно если она и без того не на месте.

Ше-Рамшо не помнил, что именно произошло в тот малый цикл, когда он сбежал. Должно быть, сработал защитный механизм памяти и на воспоминания о том страшном дне был наложен код, взломать который не мог даже сам пользователь. В тот малый цикл Ири понял, что не в состоянии больше сносить издевательства старших иждивенцев. Недостаток сна, недоедание, физические и моральные страдания – все сложилось воедино. Ше-Рамшо бросил не ощипанную до конца ветку куйсы в корзину и вышел в Ночь. Ири сам не понимал, куда и зачем идет, но он и не задавал себе этот вопрос. Темнота не пугала его, а горевшие в небе звезды дарили надежду пусть не на счастливый исход, так хотя бы на то, что все когда-нибудь закончится. Рано или поздно. Здесь или там.

Удивительным было то, что, двигаясь в кромешном мраке по пересеченной местности, Ири ни разу не упал. В нем как будто проснулась вдруг удивительная способность точно угадывать место, куда, делая шаг, следует поставить ногу. Он даже не свалился в канаву со стоячей водой на обочине дороги, а перепрыгнул ее. И, поднявшись по неровной скрипучей лестнице, вошел в дом. Ири ничего не видел вокруг, у него не было даже зажигалки, чтобы хоть на мгновение осветить место, в котором он оказался, но, едва закрыв за собой перекошенную дверь, Ше-Рамшо почувствовал небывалое облегчение.

Сколько Ше-Рамшо себя помнил, он все время пребывал в состоянии внутреннего напряжения, всегда был собран и сосредоточен в ожидании внезапного удара, который могла нанести судьба, или пакости, которую, не задумываясь, могли сотворить соседи по приюту. Ше-Рамшо не забывал об опасности даже когда спал – он неизменно просыпался, если рядом с его койкой кто-то останавливался, пусть даже всего на несколько секунд. Как он чувствовал присутствие рядом чужого, Ири и сам не понимал. И только сейчас, впервые за всю свою недолгую жизнь, Ири Ше-Рамшо почувствовал, что ему некого бояться. Он пришел домой, и здесь с ним не могло произойти ничего дурного. Ири сел на пол, привалился спиной к стене и почти мгновенно заснул. И увидел сон, в котором он дожил до рассвета и вместе с немногими избранными вошел в новый День, как в Царство Радости, что с уверенностью обещал своим последователям Ше-Шеол, но – только после смерти. А ведь любому нормальному человеку все хочется сразу и непременно сей же час. Даже Царство Радости, которым стал для Ири Ше-Рамшо старый заброшенный дом.

Как долго оставался бы в пустом доме голодный паренек? Кто знает. Быть может, Ири так и сидел бы на полу, пока силы не оставили его? И, не исключено, что умер бы он счастливым. Но его нашли, причем на удивление быстро. Заметив исчезновение Ше-Рамшо и не найдя его нигде на прилегающей к оранжереям территории, старшие иждивенцы быстро смекнули, что Ири ударился в бега. Само собой, ясна была им и причина, почему он так поступил. Поэтому, дабы загодя снять все обвинения, что мог выдвинуть против них Ше-Рамшо после того, как его найдут, сметливые подростки проворно растолкали мирно спавшего толкователя, рассказали ему о побеге младшего иждивенца Ше-Рамшо, а заодно и приплели тут же, на месте сочиненную историю о том, что иждивенец давно уже замышлял нечто подобное. Да-да, они видели, как в столовой он прятал еду в карманы и еще зажигалку у одного из рабочих стащил, а еще он втихаря листья куйсы жевал!… Толкователь тоже был хотя и ленив, но не глуп – понял, что ждет его лично, ежели в шахане станет известно об исчезновении одного из иждивенцев. Жизнь самого Ири Ше-Рамшо, затерявшегося в Ночи, по большому счету никого не интересовала, серьезное беспокойство вызывало то, что пропал иждивенец, которому было известно, что выращивается в оранжерее, где ему довелось работать. И если он выживет и, не приведи Ше-Шеол, попадет к чужим, совсем чужим людям… Нет, этого решительно нельзя было допустить! И толкователь, вооружив своих иждивенцев большими аккумуляторными фонарями, отправил их на поиски пропавшего – нет, определенно не пропавшего, а сбежавшего! – Ири Ше-Рамшо. При этом, дабы иждивенцы проявляли соответствующее моменту рвение, перед началом поисков было объявлено, что никто не получит еды и не ляжет спать до тех пор, пока Ше-Рамшо не будет найден. И его нашли. Сначала его жестоко избили двое старших иждивенцев, первыми наткнувшиеся на дом, в котором прятался Ше-Рамшо. Потом его били уже все вместе по приказу толкователя. Жестокая экзекуция могла бы закончиться смертью Ири, если бы не положил ей конец один из сердобольных рабочих. Отогнав озверевших иждивенцев от мальчишки, который уже был не в состоянии сам подняться на ноги, рабочий отвел его в столовую и накормил. Ири меланхолично пережевывал пищу, не чувствуя ни вкуса ее, ни боли в разбитых губах. Он думал о доме. О своем доме. Ири знал, что придет время, и он непременно туда вернется.

А через три малых цикла, уже перед самым отъездом бесплатной рабочей силы в шахан, пропали двое старших иждивенцев. Те самые, что нашли Ше-Рамшо. И их-то уже сыскать не удалось. В шахане началось внутреннее разбирательство, за которым побег младшего иждивенца Ири Ше-Рамшо оказался благополучно забытым. Удача, конечно. Но разве удача приходит сама, если ее не позвать?…

– Здесь очень мило, – сказала Мейт, почувствовав, что молчание затянулось.

– Что? – вскинул голову задумавшийся и несколько утративший связь с реальностью ка-митар. – Ах да, конечно. – Он растянул губы в резиновой улыбке. – Я старался, чтобы это был настоящий дом.

Странное жилище Ири вовсе не казалось Мейт настоящим домом, но спорить она не стала – к чему, если они все равно уже тут? Девушка подошла к столу, провела кончиками пальцев по клеенке, оказавшейся влажной, и присела на краешек табурета – осторожно, чтобы, не приведи случай, не оказаться вместе с табуретом на грязном полу.

– Я рад, что тебе здесь нравится. – Ири суетливо глянул по сторонам. – Бальке я сюда не вожу – неудобно таскать бутылки, а сухой джаф есть, если хочешь, могу сварить.

– Нет, – решительно отказалась Мейт.

Пить расхотелось, стоило ей только подумать о том, откуда Ири берет воду. Не исключено, что из той самой сточной канавы перед домом.