Дело о последнем параде - Андрей Воробьев

Три тела так и покоились в тех позах, в которых их оставили Арчи с Женевьевой. Убедившись в этом, Нертов пошарил по карманам лежащих, но никаких документов не обнаружил. Тогда он зашел в ближайший телефон-автомат и вызвал оттуда по «02» милицию: «Во дворе дерутся трое, с ножами». После этого, рассчитывая, что вскоре узнает подробности происшедшего в райотделе от знакомых оперов, вернулся домой. Дома он застал картину, напоминающую идиллию из мексиканского сериала: Женька, обняв Николая, тихонько горевала над его бездыханным телом, а бессовестный сыщик, который был явно в здравом уме и твердой памяти, пользуясь случаем, уже начинал нежно щекотать губами ей ушко.

Нертов прекратил это безобразие, показав Иванову кулак и отправив Женевьеву смывать размазанную тушь с лица. А вскоре пришел и хирург. Он, несмотря на возражение раненого, сделал ему пару уколов. Затем еще раз обработал рану, наложил несколько швов, сказав, что несколько дней все это может еще болеть, так как задета надкостница. «Главное теперь — покой. Но, в общем, ничего страшного, до свадьбы заживет».

— Боюсь, не успеет. — Задумчиво смотря на друга, возразил Алексей…

Этой же ночью Нертов, оставив Арчи с Женькой в квартире и еще раз предупредив «главное — покой», отправился в райотдел милиции проверить обстановку. На счастье, и оперативного дежурного и бедолагу — опера, лишенного сна после происшествия в подворотне, он знал еще по прежней стажировке в милиции. Опер только что закончил беседовать с одним из трех «пострадавших». Двое других по его словам, уже, видимо, находились на операционных столах, если не в морге.

— Представляешь, картину, — удивлялся опер, — приезжаем на обыкновенную драку, а там трое валяются. У двоих — финки, а третий — с дубиной. Не знаю, из-за чего они завелись, но этот третий так оприходовал двоих, что им пришлось реанимацию вызывать.

«А что он сам лепечет»? — Поинтересовался Нертов.

— Да всякий бред несет. Мол, хотел с приятелями подшутить над влюбленной парочкой, а дальше — как в анекдоте времен американо-вьетнамской войны — какая-то девица забила всех троих ногами. Говорю придурку: «А руки что, заняты были, глаза она ими в раскосом положении придерживала, что ли»? А тот серьезно так отвечает, мол, про глаза не помню, потому что сам получил сначала по хребтине, потом, кажется, по голове. Нет, ты подумай, совсем гопники оборзели.

Алексей согласился со словоохотливым оперативником, но посоветовал еще раз проверить всю троицу на «гоп-стоп».

— Я там сам недалеко живу, слышал краем уха, что похожие по приметам мужики, якобы, разбойничают по подворотням… Ну ладно, побежал я дальше по делам. А если накопаешь чего — я, как честный гражданин, заинтересованный в покое своего района, тебе сам проставлюсь. За бдительность.

Опер остался один, подумав, что проставка — это, конечно, неплохо, но никаких примет он Нертову не называл. Впрочем, зачем прыгать выше головы? Раз хороший человек рекомендовал проверить — это дело не хитрое — сводку посмотреть, да журнал регистрации…

Часа через полтора дежурный оперативник, действительно, нашел пару подходящих «заяв» и, ободрившись, вновь отправился общаться с задержанным.

А Нертов в это время уже вернулся домой и, не желая беспокоить раненного с его сиделкой, отправился покурить на кухню. Но не успел Алексей зажечь сигарету, как пришел Арчи. Как в римскую тогу он был завернут в простыню, всклокоченные волосы и следы проявляющейся помады на лице явно говорили, что лечение проходит успешно. Взглянув на товарища, Нертов посоветовал:

— Съешь лимон.

— Зачем мне лимон? — Удивленно переспросил сыщик, купившись на старую подначку.

— Да рожа чересчур довольная. — Рассмеялся Алексей. — Женька спит?..

Друзья еще раз обсудили происшедшее и пришли к выводу, что на Николая кто-то имеет пребольшой зуб. Действуют нагло, но не профессионально, возможно, вроде приятного с полезным: не убить — так напугать, не догнать — так согреться. Что касается инцидента в подворотне, это, скорее всего, случайность. Просто разбойники, сосредоточившись на жертве — мужчине, не приняли во внимание его спутницу. Арчи считал, что его поспешное исчезновение с моста преследователи совсем не обязательно могли связать с тем, что их обнаружили. Просто влюбленным захотелось поехать в какое-нибудь увеселительное заведение. «Если бы они рассчитывали, что их могут «срисовать», то подстраховались бы, — рассудил Николай, — только не пойму, где они мне сели на хвост». Просчитав буквально по минутам весь предыдущий день, друзья решили, что сыщика поджидали именно у Эрмитажного театра, а вычислить его появление там можно было или случайно (это в расчет не принималось), или, прослушав дневной разговор Алексея с Арчи по телефону, находившемуся в агентстве.

— Надо проверить твою контору на «вшивость», — предложил Нертов, — а кроме того, посмотреть хорошенько телефонную коробку на лестнице и снаружи — не пасется ли кто рядом, где-нибудь в неприметной машине, с микрофоном направленного действия.

В любом случае возвращаться домой Николаю пока не следовало.

— Ладно, живите пока у меня, а собаку твою я как-нибудь притащу — она меня знает, — пообещал Алексей.

— Знает, но не пойдет без команды, да и из дома может не выпустить, — возразил Арчи, — поэтому мне придется ехать с тобой.

«Никуда ты не поедешь». — Прозвучало вдруг над ухом. Это Женька, прокравшись по квартире, услышала последнюю часть разговора и, естественно, бесцеремонно вмешалась в него: «Во-первых, доктор сказал, что тебе нужен только покой, — на что Алексей только усмехнулся, еще раз оценив внешний вид товарища, — во-вторых, если кого-то и будут подкарауливать там, то только тебя, а в-третьих, мне надо забрать кое-какие вещи. Поэтому на Петроградскую должна ехать именно я».

Из двух зол — ссориться с Женевьевой или подвергать ее пусть минимальному, но риску, выбрали меньшее, то есть — отправить в квартиру на Петроградской, тем более, по сути, Женька была абсолютно права. Конечно, ее одну никуда не пустили, но после недолгих препирательств она милостливо согласилась ехать за вещами и собакой в сопровождении Нертова, которого обязалась во всем слушаться.

Старый дом, затерявшийся где-то между Большой Пушкарскй и улицей Мира, в котором жил Николай, находился в паре кварталов от переулка, где Алексей оставил свою машину. Они прошли, не торопясь с Женькой до нужной улицы, осторожно посматривая на припаркованные машины, добрались до двора, поросшего кустами сирени. Во дворе тоже было все спокойно. Даже у гаражей не копошился никто из автолюбителей. Алексей неспеша следовал с Женевьевой к подъезду. Вдруг он напрягся, увидев, что из парадной тянется след буро-красного цвета, будто оттуда кто-то выбрался с сильным кровотечением.

Нертов, проверив за поясом рукоятку пистолета, шагнул в подъезд первым. На счастье, свет горел. Кровавый след тянулся по лестнице наверх. Или — сверху вниз, по крайней мере, по форме подсохших подтеков определить это было трудно. Алексей, начал осторожно подниматься. Лифтом он решил не пользоваться, зная, что в случае засады это — идеальная ловушка. Следом неслышно ступала Женевьева, тоже оценившая опасность ситуации. След обрывался у квартиры Арчи, дверь в которую оказалась чуть приоткрыта. На филенке Нертов увидел ясные следы отжима. «Говорил же Кольке — поставь хотя бы металлическую накладку», — почему-то подумал Алексей. Приложив палец к губам и велев Женьке жестом прижаться к стене, он достал оружие и, резко распахнув дверь, влетел внутрь квартиры.

Такого он не видел уже несколько лет: вся прихожая была залита кровью. Тумба, на которой стоял раньше телефон, лежала на боку посреди помещения. Рядом с ней валялся самодельный, очевидно, «зоновский», тесак. Здесь же, на полу, среди осколков разбитого трюмо, Алексей успел заметить несколько огрызков, напоминающих импортные сосиски «хот-дог». Но это были не пищевые отбросы, усиленно свозимые в Питер предприимчивыми западными, а в последние годы преимущественно отечественными бизнесменами. Это были пальцы. Настоящие. Человеческие.

Раздумывая, стоит ли двигаться дальше, Алексей еле слышно прошептал: «Мэй, где ты? Иди сюда» и продолжал настороженно прислушиваться. В ответ из ближайшей комнаты раздалось жалобное поскуливание, скорее напоминающее стон. Юрист быстро заскочил в комнату, поведя вправо — влево стволом пистолета и увидел, что у кровати, на которой некогда спал Арчи, лежит собака. При появении Нертова она даже не встала, а только еще раз жалобно заскулила. Ее обычно влажный и холодный нос сейчас напоминал черный высушенный кусочек кожи. Светло-коричневые брови жалобно подрагивали, а на иссиня-черных боках Алексей увидел несколько здоровенных ран, которые Королева весеннего праздника (так Арчи переводил мудреное имя собаки) уже не в состоянии была зализывать. «Извини пожалуйста, я сейчас». — Шепнул ей Нертов и, выскочив из комнаты, быстро осмотрел оставшиеся помещения. Там никого не было. Тогда он позвал Женевьеву, велел ей смирно стоять у двери и ничего не трогать, а сам хотел вернуться к собаке, но Женька, не послушавшись, опередила его, бросившись перед ней на колени.