Дети смотрителей слонов - Питер Хёг

— Это была просьба ваших родителей. Они хотели быть уверены, что вы в безопасности.

В основном составе футбольного клуба Финё сын священника Питер известен своей восточной непроницаемостью. Так что по моему лицу ничего прочесть нельзя. Но внутренне я готов взорваться. Потому что если мама с папой распорядились, чтобы нас, в наручниках, поместили в лечебницу, то сделали они это вовсе не ради нашей безопасности, потому что никто, кроме них, ей не угрожал. Они просто не хотели, чтобы мы начали их разыскивать.

— А моя сестра? — спрашиваю я.

Его лицо становится серьёзным.

— Мы задействовали четыре тысячи человек датской полиции. Подкрепления из Швеции, Норвегии, Германии и Америки — в штатском. Всего около семи тысяч. У нас есть наблюдение с воздуха, береговая охрана. Плюс гражданская оборона и пожарные. Пока мы тут сидим, им уже разослали сообщение о розыске и фотографию твоей сестры. Будь я проклят, но мы найдём её!

Мы сидим в «ягуаре», смотрим на площадь и на Новую гавань. Мы позвонили Хансу и Ашанти, оказалось, что дальше романтической скамейки с видом на гавань они не ушли, и теперь мы встретились с ними здесь. Мы им всё рассказали, Афина Паллада завела машину, и я вдруг замечаю, что ведёт её она как-то иначе, не так, как прежде, с каким-то отсутствующим видом, но, с другой стороны, это вполне объяснимо, если принять во внимание то, как быстро её приобщили к нашему семейному кругу.

В глубине души я чувствую огромную печаль — уже граничащую с отчаянием. Во время наших с Тильте углублённых религиозных занятий мы неоднократно натыкались на утверждение великих учителей, считающих, что человеку крупно повезло, если на его долю выпало страдание, и правильнее всего в таком случае настроиться на то, чтобы испить всё до дна, ни одной капли страдания не должно пропасть.

Проще сказать, чем сделать. Но если уж получается следовать их советам, то трудно одновременно следить за чем-то другим, например за своими конечностями. Моя рука независимо от меня вытаскивает из кармана кусочек картона. Я нашёл его между картинами в двухкомнатной квартире Конни, прямо перед тем, как ход событий резко ускорился — вот почему у меня до сих пор не было времени взглянуть на него. Это визитная карточка, на которой изображён крест. Рядом с крестом написано «Католический университет Дании». И указан адрес на Бредгаде. А внизу — хорошее датское имя Якоб Аквинас Бордурио Мадсен.

Происходящее во мне в этот момент трудно объяснить и невозможно оправдать. Мой мозг мгновенно пронзает безумие. А вслед за этим, как гром среди ясного неба, мысль о том, что если визитная карточка оказалась в квартире Конни, то это может означать лишь то, что Якоб Бордурио, хищник из танцевальной школы Ифигении Брунс, теперь охотится на Конни.

Знаю, что вы скажете. Разве я не погружён в процесс переживания горя от исчезновения Тильте? Почему это я начинаю что-то придумывать о Якобе и Конни? И вы будете совершенно правы. На это можно ответить лишь то, что среди демонов великих мировых религий ревность была и будет самым сильным игроком в команде.

Проходит минута — и я успокаиваюсь. Ведь визитную карточку наверняка оставила Тильте. А Конни — четырнадцать лет, Якобу — семнадцать, и нет никаких исторических свидетельств того, что Конни когда-либо интересовалась взрослыми мужчинами. Так что мой здравый смысл возвращается, а вместе с ним и вопрос, почему Тильте оставила эту карточку. Ведь Тильте, как я уже говорил, не из тех, кто разбрасывает вещи. Есть основания утверждать, что она специально обронила карточку, чтобы оставить след.

Мы поворачиваем направо, едем по узкой тенистой аллее — впереди виднеется гавань. Баскер поскуливает, он тоже беспокоится за Тильте. Я переворачиваю карточку, на обороте рукою Тильте написано число 13.

Тринадцать — любимое число Тильте. Она отрицает, что оно приносит несчастья. Сама она родилась тринадцатого, и очень довольна тем, что адрес нашего дома — Киркевай, 13, а граф Рикард, который всерьёз занимается нумерологией, однажды очень подробно нам всё объяснил. Подробностей я не запомнил, но он убедил нас в том, что число 13 более всего подходит Тильте.

Но зачем она написала это число на визитной карточке Якоба, я понять не могу.

Но я понимаю, что нам надо найти Якоба, потому что, глядя на карточку, можно догадаться, что когда Тильте говорила об «одном деле», она имела в виду встречу с ним.

— Нам нужно отклониться от маршрута. — говорю я. — Поехали на Бредгаде.

И тут происходит несколько событий.

Во-первых, Афина круто поворачивает, заезжает на тротуар и резко тормозит — колёса визжат, и нас овевает бриз горелой резины.

— Вспомнила, — восклицает она.

Что именно она имеет в виду, мы узнать не успеваем: по крыше «ягуара» стучат, и это не вежливое постукивание — впечатление такое, что машину отправили под пресс, и процесс уже начался.

Какой-то человек засовывает голову в открытое водительское окно.

Он сидит на новеньком велосипеде «Роли», на нём костюм, белая рубашка и галстук, на брюках зажимы, а ботинки начищены до блеска. На багажнике у него кожаный футляр с ноутбуком, а в руке — толстенный букет длинных роз в целлофане, и он орёт Афине прямо в лицо.

— Чокнутая! Ты что, права в лотерею выиграла? Никогда не слышала о правилах дорожного движения?

С этим человеком я никогда раньше не встречался. И тем не менее готов поставить десять против одного, что он начинающий юрист, проходящий практику в адвокатской конторе; сейчас, закончив рабочий день, он направляется в Шарлоттенлунд, где его ждёт возлюбленная, вскоре они станут жить вместе, поженятся, заведут парочку детей и собаку и будут жить счастливо до конца дней своих.

Я, конечно же, всей душой поддерживаю такой проект. Хотя ты сам и остался навсегда в одиночестве, ничто не мешает порадоваться за других. Поэтому мне очень хотелось бы иметь в запасе немного времени, чтобы объяснить молодому человеку, как можно справляться со своим гневом, следуя простым и ясным рекомендациям всех великих религий. Но слишком поздно, он уже наорал на Афину.

А она не из тех, кто будет терпеть такое. Глаза её стекленеют. В следующее мгновение она через окно хватает юриста за отвороты пиджака и притягивает к себе.

Потом на мгновение останавливается. Вероятнее всего, она взвешивает, что именно ей следует сделать: то ли просто сломать грубияну шею, то ли вообще оторвать ему голову.

Этой паузой мы и пользуемся. Мы с Хансом и Ашанти одновременно вцепляемся в Афину, как раз в тот момент, когда на лице её появляются признаки удовлетворения оттого, что она сделала выбор.

Сначала мне кажется, что остановить её не удастся. Потом Ханс напрягает все мышцы, а когда Ханс напрягает мышцы, всё естественное движение прекращается. Постепенно глаза её оживают. Она смотрит на юриста, приподнимает его, вытянув руки через окно, и сажает обратно на велосипед.

— Ладно, езжай, засранец, — ласково говорит она.

Он энергично стартует и на хорошей скорости удаляется от нас, не оглядываясь. В общем-то, он почти не пострадал. Но хочу повторить высказывание многих великих посвящённых: юрист, который заглянул в глаза смерти, уже никогда не будет прежним.

Афина Паллада возвращается примерно в ту же действительность, в которой находимся мы, все остальные. И оборачивается к нам.

— Слышите гудки? — говорит она.

Мы прислушиваемся. Действительно, из порта доносятся гудки судов. Но непонятно, зачем извещать об этом общественность. Мне приходит в голову мысль, что ведь Афине только что помешали прикончить велосипедиста, и, возможно, ей, с её чувствительной натурой, нелегко подавлять спонтанные чувства.

— Он ведь звонил мне. Хенрик. Вчера. Хотел позвать к ним. Я отказалась. Лишь в исключительных случаях соглашаюсь на такое. Это слишком опасно. Я предпочитаю, чтобы Андрик был где-то поблизости. Тогда они сделали заказ на следующий день. И в телефоне я слышала такой же звук. Я ведь сама живу возле порта. Это были судовые гудки.

— А он назвал адрес? — спрашиваю я.

Она медленно кивает.

— В том-то и дело. Обычно мы почти ничего не знаем о клиентах. Но тут он назвал свой адрес. Чтобы уговорить меня. Чтобы было понятно, что это действительно близко. Он сказал, что это Фрихаун. И адрес: Пакгаузы, а потом номер дома.

Мы всё внимание; она задумывается.

— Никак не могу вспомнить, какой, — говорит она растерянно.

В это мгновение ещё один человек подходит к открытому окну автомобиля. Я хватаю Афину Палладу за руку. Но оказывается, что на сей раз не стоит беспокоиться.

— Извините, — говорит человек. — Я как раз направлялся к вам. На Тольбогаде.

На тротуаре, в прелатском воротничке и с чётками в руках, напоминая всем своим внешним видом какого-нибудь шейха из пустыни или красивую картинку из рекламы танцевальной школы Ифигении Брунс, стоит мой прежний напарник по основному составу Якоб Аквинас Бордурио Мадсен.