Дети смотрителей слонов - Питер Хёг

На подоконнике рядом со мной стоит телефон. Я хватаю трубку.

Я набираю справочную, называю женщине, взявшей трубку, домашний номер Афины Паллады из её записной книжки и прошу сообщить мне адрес, по которому зарегистрирован этот телефон.

— Это адрес квартиры, из которой вы звоните, — говорит женщина.

Но тут же сообщает, что ошиблась.

— Нет. Извините. Это этажом ниже. Номер зарегистрирован в квартире на пятом этаже.

Я хватаюсь за подоконник, чтобы не упасть.

— У вас есть имя владельца?

— Мария. Мария и Иосиф Андрик Фибельбитсель.

— А там нет ещё маленького Иисуса Фибельбитселя?

— У меня тут такой не числится, — отвечает она.

Разговор на этом заканчивается.

Здесь, в квартире, я окончательно понимаю, что кто-то похитил Тильте. И что это как-то связано с нашим посещением судоходной компании «Беллерад». С тех пор за нами следили.

От осознания этого со мной происходит то, что до сих пор случалось лишь несколько раз в году, и только на футбольном поле. Возникает ощущение, что вот этот мой следующий рывок остановить невозможно, и если на моём пути встанет несколько многоэтажных домов, это будет крайне печально, потому что останутся лишь развалины и бездомные жильцы.

Мне кажется, что это не я принимаю решения. Они приходят ко мне извне, из пространства над гаванью.

Ждать Ханса мне не нужно. Я выхожу на лестницу, спускаюсь на этаж ниже и звоню в дверь.

Дверь открывает Андрик. За то недолгое время, которое прошло после того, как мы расстались, он успел принять душ — у него всё ещё мокрая голова. Он также успел забрать детишек из детского сада, они прижимаются к его ногам, это парочка светловолосых близнецов, им, наверное, года три.

Но, конечно же, у него не было времени полностью восстановиться после моего пинка — видно, что он как-то не очень уверенно стоит на ногах. И в глазах у него какое-то болезненное выражение. Выражение, которое теперь меняется: это не то чтобы потрясение, но и не удивление, а так — что-то среднее.

— Мне надо поговорить с Марией, — заявляю я.

Где-то сбоку и сверху над мужем нависает Афина — хотя она и сняла высокие каблуки, шлем и парик, она всё равно на голову выше его.

Близнецы чувствуют вокруг себя какое-то непривычное напряжение.

— Папа, — говорит девочка, — он злой?

Андрик качает головой. Голос он ещё не обрёл.

Я обращаюсь прямо к Афине Палладе. Из соображений экономии времени следует избегать промежуточных инстанций, надо обращаться непосредственно к руководству.

— Вы позволите войти?

Она отрицательно качает головой.

— Ну что ж, — говорю я. — Тогда я вернусь через десять минут и войду без разрешения. И со мной будет шесть здоровенных полицейских и постановление судьи.

Они молча смотрят на меня. Потом отходят в сторону. Я захожу в квартиру.

Их квартира — старшая сестра той, что находится этажом выше. Всё сделано в том же стиле, но здесь больше места, длиннее терраса и как минимум на две комнаты больше. В одну из них меня заводит Афина Паллада и закрывает за нами дверь.

Это что-то вроде зимнего сада. Тут стоит уличная мебель, по стеклянному потолку тянется виноградная лоза с маленькими зелёными виноградинками, в центре — гранитная раковина с голеньким ангелочком и фонтаном, а снаружи открывается вид на гавань и остров Хольмен до Лангелинье.

— Мы сейчас живём в квартире над вами, я только что пришёл домой, кто-то похитил мою сестру Тильте, остались следы. Я уверен на сто процентов. Вы знаете что-то о тех людях, чей пароль я использовал. Мне надо знать, что именно.

— Мне нужно закурить, — говорит она.

Когда она достаёт из пачки сигарету, пальцы у неё нисколько не дрожат. Но это лишь потому, что она держит себя в руках.

— Каждый год жертвами пассивного курения становятся множество молодых людей, — сообщаю я.

Она зажигает сигарету, медленно и тщательно, выдыхая дым так, чтобы он не попадал на меня.

— Тебе это не повредит, — говорит она. — Я понаблюдала за тобой. Тебя может танк переехать — а тебе будет всё равно. Только танк пострадает. Сколько тебе лет?

— Двадцать один, — отвечаю я.

— Тогда это ещё как-то можно было бы объяснить. Но по виду тебе четырнадцать.

— Моё сердце молодо.

— Правда, что ты ударил Андрика?

— Он сделал мне больно.

Я поднимаю рукав футболки и показываю следы.

— Мне это понятно, — говорит она. — Иногда приходится давать сдачи. Меня семь раз судили за применение насилия к мужчинам. На работе удаётся как-то себя сдерживать. Хуже, когда я за рулём. Попадается какой-нибудь кретин, начинает сигналить как бешеный, когда ещё жёлтый не загорелся. Или кто-нибудь возьмёт и въедет сзади. Я совершенно выхожу из себя. Не могу с собою справиться. Выскакиваю из машины. Дёргаю дверь. Бью по башке. Мой отец был боксёром. Дома у нас направо и налево раздавали оплеухи. Это на всю жизнь остаётся. Но я никогда не бью детей.

Она затягивается. У людей бывают различные подходы к курению, большинство людей курит на автопилоте. Но не Афина Паллада, она всем телом впитывает наслаждение от каждой затяжки.

— Ты знаешь, что такое «Абакош»?

— Это бордель, — отвечаю я.

— Эксклюзивный бордель. У нас с Андриком есть ещё пять. Но этот — наш флагманский корабль. Тут всё построено на греческих мистериях. Клиентам всегда вкратце рассказывают про медитацию и самопогружение, это входит в программу. И мы принимаем людей любых религий. У нас много костюмов — как в театре. Монахи, монахини, гурии, ангелы, дакини, Дева Мария, богиня Кваннон, головные уборы епископов, лам. На любой вкус. В клиентах нет недостатка. И место хорошее. Рядом с Фолькетингом. Церковью Хольмен. Центральными отделениями банков, министерствами на Слотехольмене, юридическими конторами в центре города. Редакциями газет. Мы неплохо зарабатываем. И мы радуем людей, делаем их счастливыми. Андрик занимается женщинами. Треть клиентов — женщины.

Она тушит сигарету, медленно, и в этом её движении я вдруг чувствую ожесточённость.

— Оборотная сторона медали в том, что иногда, чёрт возьми, начинаешь выходить из себя. Я люблю Андрика. Но на три месяца в году я отправляю его на дачу в Тисвиле. Чтобы не видеть мужчин вне рабочего времени. Раз в две недели по выходным он приезжает навещать детей.

Она встречается со мной взглядом, пристально смотрит на меня, расстёгивает рубашку, достаёт из бюстгальтера грудь.

— Знаешь, сколько часов операций для этого потребовалось? Восемнадцать. Три операции, три имплантата в каждой груди. Они чертовски болят. Никому нельзя трогать, даже Андрику. Я плакала всякий раз, когда кормила близнецов, так больно было. Ты когда-нибудь раньше бывал в борделе?

Я отрицательно качаю головой.

Она поднимается с места. Внутри неё происходит что-то мне непонятное, что-то витает в воздухе, мы к чему-то приближаемся, я не знаю, к чему.

— Послушай. Вот как всё устроено. Ты можешь получить всё, что хочешь. Можешь трахать, куда хочешь, тебе могут отсосать, помассировать, можешь принять ванну с ароматическими маслами или тебя могут отхлестать по заднице. Но всё это с презервативом. Никаких поцелуев. А сердце мы оставляем в камере хранения. Никаких чувств. У меня есть один ритуал, который я выполняю всякий раз, когда привожу себя в порядок. В уборной, где я одеваюсь, на столике стоит коробочка. В коробочке лежат фотографии близнецов. Я представляю себе, что достаю сердце и кладу его в эту шкатулку. Понимаешь? Это работает. Но три месяца в году я ненавижу мужчин.

— У меня есть сестра, — говорю я.

— Я не по женщинам.

— Она тоже. Но она придерживается очень интересных взглядов на человеческую злость. Базирующихся на изучении духовных классиков. Она могла бы помочь вам.

— Никто ничего не может сделать, так уж устроен мир.

В этом вопросе, думаю, она ошибается. Уже от одной мысли о том, что такой человек, как Тильте, мог бы сделать с таким местом, как «Абакош», и такой личностью, как Афина Паллада, у меня начинает кружиться голова. Но я ничего не говорю. Всему своё время, как написано в Ветхом Завете, для серьёзной разработки продукта сейчас явно не подходящий момент.

Она берёт плетёное кресло и садится рядом со мной. Кажется, мы приближаемся к сути.

— Я принимаю до четырёх мужчин за раз. Мужчины часто приходят в компании. Нередко, когда им предстоит что-то важное. Это могут быть четыре актёра перед премьерой. Политики перед переговорами. Бизнесмены перед подписанием контракта. Насчёт того твоего пароля. Вчера пришли четыре человека с этим паролем. Трое мужчин и женщина. Пароль — личный, он принадлежит одному из мужчин. Датчанину. Про него знаю только, что его зовут Хенрик. Трое других — иностранцы. При этом говорят по-датски. Хенрик — постоянный клиент. Всегда приходил один. Но вчера с ним была эта троица.