Гангутцы - Владимир Рудный

Гранин вскоре сам вызвал его на командный пункт.

— Поскольку тебя на Старкерне не отыскали ни наши, ни финны и такой ты ловкий парень, назначаю тебя в штабную разведку. Только, смотри, другой раз не плошай. Разведчику ошибаться нельзя. Ну, что хотел спросить?

— Да я ничего, товарищ капитан, — робко произнес Камолов. — Я бы только насчет формы, насчет тельняшки вот… На бинты ее пришлось израсходовать…

— На бинты? Надо, брат, индивидуальный пакет на то иметь… Ну, да ладно, придется тебе тельняшку выдать… Пивоваров, — обратился Гранин к начальнику штаба, — прикажи выдать Камолову тельняшку и зачислить его на вещевое довольствие по морскому обмундированию. Авансом тебе даем, — подчеркнул он обрадованному Камолову, — оправдаешь. А там, глядишь, и полную обмундировку получишь. Понятно?

— Все понятно, товарищ капитан, оправдаю.

Гранин наступал не останавливаясь. Кроме Кугхольма, Хорсена и Старкерна, он захватил Талькогрунд и несколько мелких безымянных островков. От этих позиций зависела стойкость Хорсена. Пока там финны, Хорсену держаться трудно. Гранин готов был сразу же высадиться на полуостров Подваландет, пойти в глубь материка, но Кабанов трезво оценивал силы и возможности отряда и приказал не увлекаться, а решать задачу в районе Хорсена, в частности выбить финнов с близкого к Старкерну острова Гунхольм.

Разведку Гунхольма поручили Камолову. Гранин приказал ему отправиться на безымянный бугор, торчащий в заливе между этим островом и Старкерном, и оттуда внимательно наблюдать за всем, что творится у противника.

В землянке на Старкерне находился новый приятель Камолова, связист Алексей Червонцев; через него Камолов должен был докладывать на Хорсен свои наблюдения.

Камолов взял у Червонцева катушку с проводом и небольшой телефонный аппарат, протянул провод до берега и куда-то сгинул.

Как он переправился на безымянный бугор — по отмели или под водой, на Старкерне никто не заметил. Не видели и того, как он взобрался на этот островок, стоявший ближе к чужому берегу, чем к нашему, и как он пристроился там под кустом.

Со своего наблюдательного пункта Камолов внимательно изучал Гунхольм. Он слышал финскую речь, видел приходившие к Гунхольму и уходившие оттуда шюцкоровские катера. Время от времени добытые сведения Камолов передавал Червонцеву на Старкерн.

Когда стало светать, он неожиданно услышал возле себя чье-то тяжелое дыхание.

Первым инстинктивным желанием было повернуть голову на звук. Камолов сдержал себя. Скосил глаза направо; по неясным очертаниям земли и травы заключил, что кто-то лег «валетом» в нескольких метрах от него. Этот «кто-то» определенно страдал насморком, непрестанно хлюпал носом и отдувался после трудного пути.

Неожиданный сосед мог быть только врагом. Стало быть, рядом лежит финский разведчик и разглядывает нашу оборону.

Камолов приоткрыл рот, чтобы не сопеть.

Его настойчиво вызывали к телефону со Старкерна. Червонцева беспокоило длительное молчание разведчика. Камолов слышал настойчивый голос связиста, но ответить не мог. Он засунул трубку под бушлат. Ему казалось, что голос Червонцева может быть услышан финном.

Так прошло часа два. Казалось, этой муке не будет конца. Камолов ломал голову: как же выйти из столь необыкновенного положения?

«Прикончить его, что ли?» — размышлял Камолов, но тут же подумал, что поднимется шум, никакой разведки не выйдет, и сразу вспомнил свой разговор с Граниным.

Значит, надо лежать и терпеть, кто кого переждет.

На островке тлел мох, подожженный миной. По земле стлался дым, едкий, пахучий; он слезил глаза и щекотал в носу. Камолов широко раскрытым ртом глотал воздух и с трудом сдерживал себя, чтобы не чихнуть.

Казалось, прошла вечность в этом безмолвном поединке. Наконец финн приподнялся, еще раз взглянул на нашу сторону и пополз назад восвояси. Камолов разглядел его широкие солдатские ботинки, заслонившие на миг все впереди. То ли финн выполнил задание, то ли дым его допек и он не выдержал, во всяком случае он ушел, и Камолов удовлетворенно подумал: «Наша-то жила крепче. Теперь чихать на вас можно».

Чихнул и, к несказанной радости Червонцева, подал вдруг голос.

— Передай капитану, — сказал Камолов по телефону, — что лежали мы вдвоем с финским разведчиком «валетом». Он высматривал Старкерн, но не выдержал дыма и смотался. Продолжаю наблюдение.

На вторые сутки Камолову приказали вернуться на Хорсен с докладом.

По виду его никто не сказал бы, что двое суток этот парень неподвижно пролежал на территории противника., И еще труднее узнать в нем прежнего «добровольца» из хозчасти железнодорожного батальона, представшего в своей сборной «форме» перед Граниным в памятный июльский день.

Он явился сейчас к Гранину чистенький, словно флотский щеголь, хотя форма на нем была еще далеко не комплектной: тельняшка была новенькая, и бескозырку где-то раздобыл настоящую, а брюки и ботинки все еще были армейcкого образца.

Камолов выпил положенную для каждого разведчика после операции гранинскую «порционку», доложил обо всем виденном на Гунхольме — исчерпывающие сведения о количестве войск, о расположении огневых точек, о подходах к острову и видимых намерениях финнов — и с достоинством выслушал похвалу капитана.

— Теперь вижу, что ты не только борщи варить умеешь. Настоящий разведчик. Опять что-нибудь будешь просить?

— Да вы уж знаете, товарищ капитан, — смело сказал Камолов, — я насчет флотской обмундировки…

— Пивоваров, почему до сих пор не переодели Камолова? Сейчас же прикажи переодеть.

Пивоваров оглядел разведчика с головы до ног и увидел на нем все те же армейские обмотки, потрепанные при лазании по скалам, но чистые и крепко затянутые.

— Брюки я вам выдам из штабного резерва. — Пивоваров подразумевал под этим свой чемодан. — А все остальное получите, как только доставят нам обмундирование с Ханко. Вот возьмем Гунхольм — отправлю за обмундированием, специальный катер. А пока отдыхайте.

Гранин поднял отряд по тревоге. Роты выставили усиленное охранение. Политруки ходили из окопа в окоп, проверяя готовность к круговой обороне.

Гранин знал, что финский разведчик неспроста лежал на скале рядом с Камоловым: с часу на час можно ждать нападения.

— Теперь кто кого упредит, — рассуждал Гранин, расхаживая по тесной, освещенной тусклым пламенем фронтовой свечи Кротовой норе. — Сил у них много, зато инициатива у нас — спасибо этому белобрысому солдатику! Я бы ему не одни флотские брюки, а адмиральское обмундирование выдал за такую разведку! Великое дело — инициатива!

— Моторные шлюпки тоже великое дело, — вставил Пивоваров, поднимая усталые глаза от схемы атаки Гунхольма, над которой он бился уже несколько часов. — У них позади острова шхерная флотилия, а у нас флагманом ходит заслуженный самовар товарища Шустрова.

— Сафонов просмолил шлюпки?

— Всю твою рыбацкую флотилию пригнал Сафонов. «В готовности» стоит рядом с шустровской калошей.

— Что ты на Василия Ивановича взъелся, Федор? — входя и услыхав последние слова Пивоварова, вмешался Данилин. — На этой калоше, как ты ее называешь, живого места нет, а я не сомневаюсь, что шустровская команда доставит любой десант целехоньким хоть к черту на рога.

— Да кого ты убеждаешь, комиссар? — безнадежно махнул рукой Гранин. — Что он, что Барсуков — подай им только схемы да первоклассные катера, иначе воевать не могут, Ну, как народ?.. Не спят? — перевел разговор Гранин, видя, что сравнение с Барсуковым обидело Пивоварова. — Кое-кого из рюминской роты пришлось продраить, — сказал Данилин. — Устали, да еще не научились сидеть в обороне. А вот заглянул я на «Кормилец» — аврал. Отдыха им нет, вся команда работает, ремонт на ходу. Золотые люди.

— А говорят, гражданские, вольнонаемные! — воскликнул Гранин. — Теперь гражданские работают не меньше нас. Я всем им определил бы звания и выписал фронтовой паек.

— Там один парень, комсомолец, в отряд просится. «Девчонки, говорит, воюют, почему же мне нельзя? Мне, говорит, восемнадцать лет». Возьмем?

— Без военкомата? — отозвался Пивоваров.

— Опять ты споришь! — возмутился Гранин. — Хорошего бойца так возьму. Верно, комиссар?

— Оформить, конечно, нужно, — уклончиво ответил Данилин. — Порядок должен быть. Уж очень этому хлопцу хочется стать гранинцем… Послушаем, что Федор сочинил.

— У меня все готово, могу доложить…

Склонясь над схемой острова Гунхольм, похожего на восьмерку, туго стянутую в талии пояском, Пивоваров изложил свой план:

— В двадцать четыре ноль-ноль отправляем на скалу, где лежал Камолов, разведку Богданова. Группы Фетисова и политрука Старохина — «на товсь» в шлюпках. Резерв — на «Кормильце». Одному разведчику задание — убрать крупнокалиберный пулемет, тот, что над отмелью. В три ноль-ноль он красной ракетой дает сигнал, что путь свободен, и через отмель на финский берег идет Богданов. Фетисов и Старохин высаживаются вот сюда, справа и слева на Восьмерку, — Пивоваров показал на узкий перешеек в центре острова. — А резерв заходит с тыла. Так что атака ведется с четырех направлений.