Гангутцы - Владимир Рудный

Пожары светились издалека, и катера шли к ним, как к маякам.

На рассвете «Кормилец» доставил в слободку раненых и десятка три пленных. На дымном, пылающем берегу раненых ждала госпитальная машина. Команда «Кормильца» так и не успела после ночных десантов отдохнуть. Алеша вместе со всеми помогал санитарам переносить раненых в машину. Он заглянул в кабину, в кузов — знакомого лица нигде не было. А за последние дни он много наслышался про подвиги гангутских девушек — санитарок, доноров, медсестер. Он хотел было спросить шофера машины, служит ли в госпитале Катя Белоус, но постеснялся.

«Кормилец» принял продукты, патроны и мины.

— Снаряды грузите, снаряды, — требовал начхоз дивизиона.

— Какие снаряды, когда мы на Хорсен идем! — отмахнулся Шустров.

— Вот и я говорю: снаряды на Хорсен. Для сорокапятки. Разве Борис Митрофанович может жить без артиллерии? У него там орудие сорокапятимиллиметровое!..

Быстро рассвело. Погода стояла знойная, засушливая. Утро было самым свежим временем суток. А теперь и утро на берегу стало нестерпимо душным. Солнце, всплывая над пристанью, мешало финнам вести прицельный огонь, но они бросали снаряд за снарядом в пожарище, разметывая над берегом головешки и желтый дым. Удушье гнало людей в лес или к воде. Алеше хотелось скорее уйти от этой пристани. Ночью Шустров не доверял ему штурвал буксира. Сейчас Алеша дремал в рубке и, как только закончилась погрузка, взялся за штурвал.

Повеяло такой прохладой, что сонливость как рукой сняло. Рубку, полуразбитую финским пулеметом, продувал влажный сквознячок. Алеша сбросил тужурку и остался в одной тельняшке. Опять засвистело в небе. Грудь, руки, лицо Алеши захлестывали волны, поднятые снарядами. Алеша чувствовал, что руки его дрожат, сердце колотится: он боялся, что Шустров заберет у него руль. Но Шустров стоял рядом, командовал то лево руля, то право, всегда готовый помочь Алеше.

Финны преследовали буксир до самого Хорсена, пока он не скрылся за нависшей над пристанью скалой.

— Разгрузимся и дотемна отдохнем, — сказал Шустров.

Команда понесла ящики с боеприпасами по сходням на берег.

По крутой дорожке к пристани спешил Гранин.

— Василий Иванович, вас Гранин на берег зовет.

Шустров сошел на Хорсен.

Алеша видел, как Гранин положил Шустрову руку на плечо и отвел его в сторону.

Гранин сказал Шустрову:

— Ну, старый боевой конь, спасай положение.

— Что можем — делаем, Борис Митрофанович, — ответил Шустров.

— Разве это по тебе дело? Ты же революционный матрос, советскую власть на ноги ставил. Эх, Василий Иванович! Уважаю я людей, которые революцию делали. Сердцем люблю. Смотрю я на таких, как ты, и думаю: книжки про таких пишут! Учиться у вас надо нам, молодым. Да ты беляков бил, когда я еще пешком под печь лазил! Вот что, Василий Иванович, — вполголоса стал объяснять Гранин, — нас тут мало, а до подхода подкреплений остров надо удержать. Черт их знает, финнов, может, захотят вернуться. Надо создать впечатление, будто мы перебрасываем сюда большие силы. Будешь маячить между слободкой и островом порожняком. По тебе начнут стрелять. Плюнь. Вертись, не давайся, но назад не заворачивай, пока я не дам тебе знать…

Шустрову понравилось, что Гранин ставит «Кормильца» на равную ногу с военным флотом, и он хозяйственно заметил:

— Жаль порожняком ходить. Можем попутно перебрасывать груз.

— Не надо. Мне сейчас важнее запутать противника. А как только в слободку придет пополнение, грузи. Мне до зарезу народ нужен.

— Сделаю. — Шустров пожал протянутую Граниным руку и вернулся на буксир.

Он сказал Алеше:

— Пройди по судну и объясни каждому, чтобы держали наготове пробки, пластырь, помпы. Лататься будем на ходу.

Финны не сразу открыли по буксиру огонь, очевидно не ожидая появления судна на фарватере днем. Зато, когда начали стрелять, буксиру не стало житья. Буксир швыряло, крутило, бросало с волны на волну. Матросы заготовили спасательные и аварийные средства. Машинисты задыхались под палубой. Взмок в рубке Алеша, крутя штурвал; он с надеждой смотрел на приближающийся — теперь желанный — берег. Вот уже ясно виден обугленный каркас сарая на пристани. Вот уже можно прочитать надпись на кузове дежурной госпитальной машины: «Эвакоотряд». Боцман приготовил швартовы. Алеша примерился, как ловчее, впритирку, подвести к пристани буксир. Но Шустров отстранил его от штурвала и повернул судно назад, снова на опасный фарватер, под снаряды, от которых только что ускользнул.

Снаряды ложились все ближе. Матросы едва успевали латать раны, наносимые корпусу судна осколками. Кораблик, казалось, стонал от боли. Алеша опасался, что «Кормилец» вот-вот рассыплется на куски. Но «Кормилец» скрипел, пыхтел, сновал туда и обратно по проливу и не рассыпался.

Шустров знал, как хорошо в России строят корабли — большие и малые. Запаса прочности хватит еще не на один бой, если не будет прямого попадания.

А Гранин под шумок решил захватить Старкерн. Сержант с перебинтованной головой и его солдаты, с ночи ожидавшие на северной стороне Хорсена сигнала, двинулись на переправу. На Старкерне днем начался бой.

Подойдя снова к Хорсену, Шустров увидел на берегу раненых. Двоих несли на носилках, одного вели под руки санитары.

— Наверху оставьте, — требовал раненый. — Вот тут, — он приткнулся спиной к рубке.

Алеша смотрел на искаженное от боли лицо, знакомое, кого-то напоминавшее.

Из рубки высунулся Шустров:

— Где тебя, браток, угораздило?

Раненый поднял глаза:

— А ты, папаша, зря нас хаял. Взяли мы остров. Второй взяли. — И, помолчав, объяснил: — На переправе меня. Старкерн с сержантом брали.

Алеша узнал солдата Хмару, который обыскивал его на развалинах. И без бороды он выглядел немолодым. Старая обида шевельнулась и пропала.

«Кормилец» опять пересек пролив, но на этот раз причалил к берегу Рыбачьей слободки.

— Вы что носитесь, как оглашенные? — кричали с пристани, принимая швартовы.

— Живучесть проверяем, — разглаживая сивые усы, ответил Шустров.

На берегу опять стояла санитарная машина.

По сходням на «Кормилец» вбежали сестры.

— Не надо носилок, я сам, — сказал раненый.

Левой рукой он обвил шею сестры. Алеша подхватил раненого справа.

Алеша почувствовал девичью руку, крепко схватившую его за плечо, и подчинился команде:

— Пошли. Только шагай в ногу, не топчись…

Алеша скосил глаза:

— Катя?

— Осторожнее веди, ему больно.

— А я тебя не узнал!

— Я тоже…

Раненый старался не виснуть на плечах юных санитаров и осторожно ступал на перебитые ноги.

— Невеста? — страдая от боли, улыбнулся раненый.

Алеша смутился:

— Катя. Комсорг наш.

— Ты, хлопец, на меня не серчай. Война, сам знаешь.

Алеша понял, что раненый вспомнил про обыск.

— Какая обида, что вы!.. Все правильно.

Рука Кати на его плече дрогнула.

Они посадили раненого в кузов машины.

— Ну, здравствуй! — сказала Катя с раздражением. — Что ты имел в виду этим «правильно»?.. Тоже жених!.. — Она передернула плечами.

Алеша смутился:

— Да мы совсем про другое. Ты не так поняла, Катя. — Но рассказывать про обыск ему не хотелось. — Уже служишь? — кивнул он на звездочку на берете.

— Служу. Санинструктор веэмге. — И свысока, как непосвященному, пояснила: — Военно-морского госпиталя. А ты?

— Я пока так, на мирном положении, — Алеша постыдился слова «вольнонаемный».

Вспомнив, он достал из кармана осколок.

— Хочешь на память, Катюша? Тепленький был…

— Подумаешь! У нас таких много возле госпиталя. От фугасных и от бомб. А на аэродроме у отца еще больше.

— Это от гранаты.

«Эх, рассказать бы Кате про бой!..»

— Можешь отдать своей невесте, вояка! — насмешливо сказала Катя. — Тебя на военную службу не берут?

Шофер уже запустил мотор, и из кабины донесся голос старшей сестры:

— Белоус, в машину!

— Сейчас! — отмахнулась Катя. — Ты хоть написал матери?

— Там немцы. — Алеша опустил голову. — Уже в сводке было… А Нина Архиповна где?

— Мама из Ессентуков написала, что выезжает в Петергоф. Мы там до Ханко жили. Больше не писала.

— Белоус! — Старшая сестра высунулась из кабины. — Сколько можно болтать!

Катя вскочила в кузов.

— Ты добивайся, Горденко. Смелее настаивай. Может, к нам в санитары возьмут…

Машина тронулась. Алеша проводил ее глазами, пока она не скрылась за бугром.

На земле валялся кусочек черного металла.

Алеша вернулся на судно.

Но «Кормилец» на этот раз не собирался быстро уходить. Он ждал пассажиров.

Среди многочисленных рапортов, поданных командиру береговой базы торпедных катеров о назначении в десант, находилась решительная просьба главного старшины Ивана Петровича Щербаковского.