Китайское чудо. Критический взгляд на восходящую державу - Дженнифер Рудольф

картину Китая, поглощенного гражданскими войнами и ядерным холокостом, что приводит к массовому исходу и новой «желтой опасности» по всему миру. «Плавающий город» Ляна Сяошэна (1993) описывает мегаполис на юго-востоке Китая, мистическим образом отделившийся от материка. Воображая Китай на грани чудесного омоложения или вечного разрушения — или же пророча ему судьбу постъядерной пустоши или источника новой «желтой опасности», — эти писатели создают различные временные и пространственные зоны для размышления о судьбе нации.

В новом веке утопии вновь стали писать и читать, и мы наблюдаем мощную реминисценцию конца эпохи Цин. По иронии судьбы, очень мало работ можно описать как утопические в традиционном понимании. Скорее их характеризует дистопия. В произведении Ханя Суна «2066: Красная звезда над Америкой» 2066 год означает поворотный момент в американо-китайских отношениях. Америка представлена пострадавшей от ряда экономических и политических катастроф, в то время как Китай стал «цветущей» сверхдержавой. В таком виде Хань Сун как будто бы излагает реваншистскую фантазию, которой были одержимы многие писатели с конца эпохи Цин. Но Хань намерен сказать нам намного больше. По сюжету, Китай достиг статуса сверхдержавы, подчинившись Амандо, искусственному интеллекту, который заранее программирует жизнь каждого человека и заботится о его счастье всеми возможными способами. Но все равно оказывается, что Амандо рухнул, когда на Землю спустились загадочные «марсиане», превратив Китай в Землю Обетованную или «фуди» (китайское выражение, которое — и это не случайное совпадение — также является эвфемизмом кладбища, «земли мертвых»).

Трилогия Лю Цысиня «Задача трех тел» (2007–2010) обретает эпический масштаб, охватывающий миллионы лет. Соединяя Культурную революцию и «Звездные войны», исторический пафос и чудеса внешнего космоса, сага Лю по праву может считаться одной из самых масштабных работ современной китайской литературы — не просто фантастическим зрелищем, но и размышлениями об этической стороне этого зрелища. «Задача трех тел» рассказывает о женщине-ученом, которая мстит за преследование и смерть своего отца во время Культурной революции, призывая инопланетные существа, известные как «Три тела», захватить Землю. Группа граждан Китая завербована, чтобы помочь предотвратить глобальное истребление. Эти герои путешествуют по туннелю времени, используя хитроумные тактики для ведения космических сражений. Но все равно все цивилизации Земли в долгосрочной перспективе обречены на разрушение.

Но наиболее полемический диалог между утопией и дистопией можно найти в таком романе, как «Тучные годы» (2009) пекинского автора Чаня Кунчуна. Роман начинается с всемирного экономического краха в 2011 году, который парализует все ведущие страны, кроме Китая. Благодаря прозорливому руководству нации Китай способен извлечь выгоду из кризиса и продвинуть вперед свое экономическое развитие и общественно-политическую солидарность. В результате уже в 2013 году Китай может похвастаться наступлением «шэнши», исторической эпохи процветания. В то время как большинство граждан Китая приветствуют золотое время, появляются знаки — преобладающее настроение ликования, называемое «высокой легкостью», и массовая амнезия, — которые вызывают подозрение у немногочисленных нонконформистов. Чтобы узнать правду, они похищают члена Политбюро и в итоге узнают нечто, что никогда не смогли бы вообразить.

Роман «Тучные годы», опубликованный в год шестидесятилетия Китайской Народной Республики, напоминает «Записки о новом Китае», хотя читатель, знакомый с романом Ляна, будет поражен парадоксами, пронизывающими «Тучные годы». Через шестьдесят лет после Китайской коммунистической революции Китаю удалось то, о чем Лян Цичао мог только мечтать на заре XX века. Тем временем граждане Китая, похоже, покорились благодушной гегемонии партийного государства. Тот факт, что Чань выбрал 2013 год как дату, когда лидер Китая объявил о китайском господстве над миром, странным образом предвосхищает заявление Си Цзиньпина о «китайской мечте».

В отличие от дистопий в русле «О дивный новый мир» или «1984», «Тучные годы» стремится не столько вывести на свет злобную схему благожелательного на вид правления, сколько рассказать о другой стороне истории, тем самым делая пленного члена Политбюро ее неожиданным героем. Учтивый, невозмутимый и немного уставший, он удивляет всех откровенной исповедью, длящейся всю ночь. По его словам, первостепенная цель правительства — сделать народ счастливым, и для этой цели следует применять необходимые средства — от «поворота к рынку с социалистическими характеристиками» до контроля мыслей — чтобы «сохранить общественный порядок».

Нам также рассказывают, что народ Китая щедро потчуют MDMA, наркотиком, известным как «экстази», добавляя его в питьевую воду, что помогает им забывать все, что мешает здоровой революционной памяти. Этот эпизод политической биографии — предсказуемый элемент научной фантастики. Но что реально подчеркивает Чань — он рассказал историю, где «лидер нации» оказывается не только макиавеллистским руководителем, но и в высшей степени гипнотизирующим рассказчиком. Его рассказ о будущем «золотом времени» оказывается еще более мощным средством национального экстаза.

Итак, китайская утопия замкнула круг. Достигнута наивысшая точка, хотя скорее в значении «призрачной вершины», чем «маоистской вершины». Чаню Кунчуну еще удается сделать так, что его персонажи-диссиденты в конце романа поворачиваются к золотому времени спиной — финал, вызывающий в памяти слова Лу Синя, отца-основателя современной китайской литературы, из эссе «Прощание тени»: «Если в раю есть то, что мне не по душе, я не хочу туда идти; если в аду есть то, что мне не по душе, я не хочу туда идти; если в вашем золотом мире будущего есть то, что мне не по душе, я не хочу туда идти»[20].

33. Удалось ли китайской пропаганде завоевать сердца и умы?

Цзе Ли

Алеет восток, взошло Солнце,

В Китае родился Мао Цзэдун.

Он работает ради счастья народа,

Он — звезда, спасающая народ[21].

Нет песни, более знакомой слуху и языку китайцев старше сорока, чем «Алеет восток». С 1950-х по 1970-е годы она раздавалась утром и вечером из десятков миллионов громкоговорителей по всей стране. В 1964 году «Алеет восток» стал мультимедийной «песенно-танцевальной эпопеей», фантасмагорией, превратившей историю Китайской революции в миф о начале вещей. Кинематографическая версия мюзикла, передаваемая десятками тысяч передвижных кинопроекторов, озаряла темные ночи даже самых дальних сельских уголков Китая.

Однако этот образец культа личности Мао берет свое скромное начало в народной любовной песне из местности неподалеку от Яньань, служившей базой для коммунистов в 1930-е и 1940-е годы, а впоследствии ставшей Меккой китайской революции. Исходный текст гласит:

Кунжутное масло, капустная кочерыжка,

Ешь с коровьими бобами — и накачаешь мускулы о-го-го!

Три дня не видел — и ужасно соскучился

По третьему старшему брату.

В 1938 году, когда Китай сопротивлялся японскому вторжению, неизвестный поэт положил на старый мотив новые слова,