Русский человек войны - Валерий Геннадьевич Шмаев

у меня в обрез. Максимум три дня. Не вернусь – и сам подставлюсь, и вас из-под удара не выведу. – Решения у меня не было. – Убить Майкопффа – не выход. Я давно бы его уже грохнул, но это не решение моей проблемы. Совсем недавно я выследил, где он здесь живёт. Судя по всему, этот дом – место его постоянного проживания в Греции.

Убью. А толку? Сеть без Куратора долго не продержится, но нет никакой гарантии, что на его агентов у ЦРУ нет выхода напрямую. Через двадцать лет герои-афганцы могут прийти во власть и выбраться наверх в силовых структурах нашей страны. Майкопфф десять лет работал на вербовке пленных в Пакистане. Народу завербовал немерено, а методы использовал самые грязные.

Грузина Реваза Беридзе он сломал на родственниках. Пока мы сидели в плену, наша страна развалилась, и Грузия стала отдельным государством, а значит, проходным двором – все границы рухнули. Зная о том, что Реваз любит своих младших сестёр, Майкопфф показал фотографии, на которых они выходят из школы и идут на тренировку в бассейн, и тут же отвёл его на групповое изнасилование одной из европеек, что были на базе. Моджахеды, замучив девчонку до смерти, порвали её на куски на его глазах, и парень поплыл. Понимая, что Майкопфф от него не отстанет, Реваз хотел покончить с собой, но я не дал. Неделю его в камере уговаривал, но вроде настроил мстить. Сдохнуть никогда не поздно, а одному действительно обидно. Такой, как Реваз, не отступится. Если он Майкопффа поймает, голыми руками на куски порвёт, а он поймает. Я ему в этом помогу, мне только до Союза надо добраться. Мне даже на связь к Ревазу некого отправить. Больше года сижу в Греции и бандита из себя изображаю. – Я замолчал.

– Он не Майкопфф. Он Дернов Николай Павлович. Бывший ответственный работник Международного отдела. Пришёл в отдел из КГБ. Седов его родной дядя. Люди, которых Седов выдал Дернову, по большей части разведчики, а последние девятеро – ответственные работники Международного отдела, курировавшие распределение средств коммунистическим партиям Европы и контролировавшие специальные операции отдела и КГБ по всей Европе и Северной Африке. Они до сих пор живут в своих домах с охраной, но ты эту охрану вскроешь.

Старик знал, что говорил. Я не скрыл ничего. Не видел смысла.

– Выйди, старший лейтенант, нам надо поговорить, – приказал мне Старик.

– Мне некуда. Если только ползком на веранду. Мне нельзя появляться днём у дома. Наблюдатель может быть в любом месте, – сказал я и, не вставая, перетёк на веранду.

Разведчики говорили тихо, да я и не прислушивался. У них инструкции жестче, чем в войсковой разведке, и выход один был. Только один, но до такой степени поганый, что дальше просто некуда.

Я видел глаза парализованного разведчика. Он устал ждать и надеяться, он больше не хотел жить, но умереть просто так и умереть во имя спасения людей из списка Седова для него огромная разница. Садовнику надо ехать по адресам, а Старик должен остаться и дождаться Куратора. Другого выхода у нас нет. Это понимали все.

Можно было бы спрятать его в Кавосе, но Старик на это не пойдёт. Слишком большой риск ради жалкого существования. Он хотел умереть в своём доме, в котором прожил последние годы.

Я ушёл на рассвете следующего дня, отдав старикам полную запись разговора Седова с Куратором, адрес дома в Салониках, где жили братья, и номер сотового телефона старшего брата. Я очень надеюсь, что Садовник выйдет на связь – мне он крайне необходим. Это единственный человек, на которого я могу здесь положиться. Слова, которые он скажет по телефону старшему брату, мы тоже обговорили.

Садовник не будет предупреждать ответственных работников Международного отдела – они просто не будут с ним разговаривать. Отгородившись охраной от всего мира, партийные чинуши до сих пор считают себя небожителями. Но Куратор их не тронет и не сдаст в ЦРУ – он оставит этих людей для себя. Это очень богатые люди, и Куратор будет доить их постепенно.

Садовник поедет сначала по разведчикам-нелегалам. Этим людям надо падать глубже или уходить в Россию, но пойдут ли они на это, я не знал. Именно Старик был резидентом разведывательной сети спецотдела в Южной Европе и на Балканах, а Садовник был его связным. Остальные люди из этого списка тоже являются ключевыми резидентами и имеют свои разведывательные сети в разных странах Европы, Африки и Ближнего Востока.

Скорее всего, спецотдел, заместителем руководителя которого был Седов, занимался помимо связи с коммунистическими и социалистическими партиями в различных странах мира ещё и разведывательной деятельностью в этих странах. Именно списки этих разведчиков интересовали Куратора.

Перед уходом я сфотографировал Садовника, работающего в саду, и лежащего и якобы спящего Старика.

Через три дня я позвонил Куратору из номера местного отеля. Это была максимальная фора по времени, которую я мог дать разведчикам. Батыр все эти дни жил здесь и выбирался в лес, только принося мне еду и воду. Сам я в отеле не появлялся: жить в таком лесу – это удовольствие, а не проблема.

Куратора я встретил в баре отеля и сразу показал фотографии Старика и Садовника, сделанные Полароидом. По этим фотографиям Садовника можно искать годами. Почти наверняка после отъезда он побрился и сменил одежду и документы.

– Почему вызвал вас сюда, Босс. Объект разработки очень плох. Как я и предполагал, живёт он в соседнем доме. Садовник ходит к нему ночами и носит воду и еду. Объект парализован уже несколько лет. Кроме того, у него, видимо, серьёзные проблемы с сердцем, но к местному врачу он не обращается. Пытается лечиться сам. Фотографии я сделал на рассвете. В это время он спит крепче всего.

Можно попробовать пройти и сейчас, но могут увидеть местные жители – дома, как я уже говорил, стоят обособленно, и все чужие на виду. Перед рассветом пройти много проще. Никто не увидит посторонних людей и не вызовет полицию. Номер в местном отеле я снял, но решать, конечно же, вам.

Куратор заночевал в отеле, перед рассветом мы с Батыром сели в его машину и доехали до домов стариков.

Прошли мы через дом Садовника, но его, как я и ожидал, не оказалось на месте. Он уехал три дня назад, сразу после моего ухода, но Куратору знать об этом совсем не обязательно.

– Джокер, здесь записка. – Батыр передал мне клочок бумаги.

Я мельком глянул на текст и отдал Куратору. Написано по-гречески, но языка я не знаю. Разобрал только слово «врач». Куратор глянул на текст и перевёл:

– Написано, что садовник поехал к