Забытые в изгнании. Франция, Париж. Книга 1 - Ростислав Смольский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1877 году Александр уезжает сначала в Германию, а затем во Францию. Он покупает квартиру в доме 25 rue Marignan, недалеко от Елисейских Полей и решает превратить ее в музей Пушкина: собрать как можно больше вещей, принадлежавших поэту, рукописей и т. д., которые в дальнейшем он хотел передать России. Павел Жуковский и И. С. Тургенев одобряют его замысел и обещают поддержку, последний ввел Александра в литературные и артистические круги Парижа. Многие стали передавать или продавать Александру будущие экспонаты: сам Тургенев передал рукописи и книги, Ольга Николаевна Смирнова, фрейлина, крестница Императрицы Александры Федоровны, писательница, дочь Александры Осиповны Смирновой, урожденной Россет, фрейлины, друга и собеседника Пушкина — альбом, подаренный ее матери Пушкиным с его автографом. Павел Жуковский передает в коллекцию большой пакет с рукописями Пушкина из отцовского архива, материалы, относящиеся к дуэли с Дантесом и смерти поэта, к опеке над детьми и имуществом Пушкина, ещё некоторые документы, картину братьев Чернецовых «Пушкин в Бахчисарайском дворце». Собираясь продать отцовскую библиотеку, Павел предоставляет Онегину возможность отобрать то, что представляет наибольший интерес. Парижские букинисты хорошо знали коллекционера и все новые поступления русских книг показывали ему прежде всего. Коллекция быстро росла и уже полностью занимала три комнаты в его квартире. «Пушкинский музей» Онегина приобрел большую известность. Говорят, что один из посетителей, войдя в квартиру коллекционера, спросил: «А где начинается музей?» Хозяин ответил: «Здесь все музейное, кроме моей кровати».
В этом доме находился «Музей Пушкина» А. Ф. Онегина. Фотография автора
С 1901 года Онегин стал беспокоиться за судьбу коллекции и пытается связаться с русскими властями. Но только в 1907 году Онегина посетил министра финансов Российской Империи граф В. Н. Коковцев, он был поражен размерами коллекции и качеством экспонатов. По возвращении в Россию он поехал со специальным докладом к Императору, который поручил Великому Князю Константину Константиновичу, президенту Императорской Академии наук, известному поэту К. Р., направить в Париж специалиста, чтобы определить ценность и коллекции. Эта миссия была возложена на литературоведа-пушкиниста Бориса Львовича Модзалевского. По результатам этой поездки 30 апреля 1909 года Русским послом А. И. Нелидовым был подписан договор, по которому:
1. Музей остаётся пожизненно на попечении А. Ф. Онегина, который будет хранить и по возможности пополнять его.
2. Наблюдение за сохранностью возлагается на Русское посольство во Франции.
3. А. Ф. Онегину выдаётся единовременно 10 000 рублей и назначается ежегодная пенсия в 6000 рублей. Музей становится собственностью Пушкинского Дома.
После революции 1917 года деньги из России перестают приходить. Вновь обеспокоенный судьбой своего собрания Онегин составляет завещание, по которому вся коллекция, а также денежные средства должны быть переданы Пушкинскому дому.
В этот время музей посещают известные эмигранты. В 19 главе воспоминаний балерины Тамары Карсавиной есть такие слова об Онегине:
«Политический эмигрант, суровый и неприветливый старик, представлял собой весьма примечательную личность. Я привезла с собой адресованное ему рекомендательное письмо от одного из своих родственников, но в суматохе первых дней совсем о нем забыла. Предупрежденный о моем приезде старик сам пришел в „Шатле“, чтобы разыскать меня.
Он не имел ничего общего с тем образом „симпатичного старичка“, который я себе нарисовала. Довольно раздражительный, всегда готовый на уничтожающие замечания — таково было мое первое впечатление. После первой же встречи он предъявил на меня свои права. Он каждый день приходил в „Шатле“, провожал меня в отель и садился поболтать.
— Твой поклонник пришел, Тата, — поддразнивал меня Дягилев.
Я привыкла к Онегину, как к собственной тени. Так началась наша странная дружба с его едкими замечаниями и моими дерзкими ответами. Все, что бы я ни делала, было неправильно; и все же за его сарказмом таилась тщательно скрываемая симпатия ко мне, вызванная, по-видимому, присущим мне в те дни простодушием.
— Спрячьте же свою штопку, идет горничная, несет вам шоколад.
— А что плохого в том, что я штопаю чулки?
— Вы звезда, и вам не подобает заниматься подобной ерундой. — И тут он мягко добавил: — Как вам удается оставаться настолько неизбалованной?
Онегин жил в крошечной квартирке нижнего этажа на рю де Мариньан.
— Здесь ничего нельзя трогать, — такими словами встретил он меня у порога и стал показывать мне свою пушкиниану: портреты, посмертную маску поэта; великолепные издания его произведений, портрет Смирновой, которой поэт посвятил одно из своих прекраснейших стихотворений. Радуясь представившейся возможности блеснуть своими познаниями, я поспешно протараторила сонет, Онегин вежливо кивал в такт звучному ритму стихов.
— Умница! Никогда бы не подумал, что вы знаете его наизусть.
Мрачный, жалкий, одинокий, пользующийся репутацией скряги, он позволял себе есть только раз в день. В любое время года и в любую погоду Онегин ходил обедать в „Кафе де Пари“, он всегда оставлял несколько кусочков сахара, подаваемых к кофе, и кормил ими лошадей. Все остальное время в окне его квартиры виднелся его склоненный над столом силуэт — он постоянно ждал посетителей, которые придут посмотреть его
