Гении и злодейство. Новое мнение о нашей литературе - Алексей Щербаков

В виде анекдота расскажу одну историю. В начале девяностых мы, двое журналистов, отправились из любопытства на идеологический шабаш околокоммунистической интеллигенции. Тон задавали бывшие преподаватели марксизма-ленинизма, не сумевшие вовремя перестроиться и потому с горя подавшиеся в оппозицию. Тон заупокойных речей был таков: проклятый Запад нас разложил своей идеологией. «СССР погубили битлы» – так заявил один из этих товарищей. Когда нам все это надоело, мой друг, пожалуй, лучший в Питере журналист национал-патриотический ориентации, плюнув от досады, полез на трибуну и заявил:

– Вот вы жалуетесь, что Запад выиграл идеологическую войну. Но вам-то советская власть за что платила неплохие деньги? За то, чтобы вы с западной идеологией боролись! И как вы боролись? Кто виноват, что молодежь стала слушать «Битлз», которые, кстати, пели антикапиталистические песни? Так уж молчите теперь!

Так вот, дубовость советской идеологической машины использовали все кому не лень. Вышли, к примеру, художники на пустырь со своими картинами – а их бульдозером! Оставили бы тружеников кисти в покое – самим бы надоело, они бы и разошлись – зима ведь была на дворе. Вы в самом деле думаете, что туда сбежались толпы народа? Ага. Кроме богемной тусовки, никого и не было. А тут многочисленные иностранные корреспонденты такое шоу сняли! Кстати, художники-то были в большинстве так себе. Но прославились! А вот где они теперь? О них говорят с придыханием – «участник бульдозерной выставки». Но ведь любого творческого человека нормальные люди оценивают по результатам его творчества, а не по тому, за что и как он от кого-то пострадал. Книга или картина, к которой необходимо многословное пояснение, почему она является великой, – это, извините, дерьмо.

То же произошло и с «Метрополем» – как по нотам.

«Аксенов свалил за бугор, Ерофеева (и Евгения Попова) исключили из Союза писателей. В знак протеста вышли из Союза Семен Липкин и Инна Лиснянская. Вознесенский улетел на Северный полюс и получил кличку Сдрейфившая Льдина. Рассыпали набор поэтической книги Рейна[47], и ему пришлось возвращаться в придворные шуты к Евтушенко» (В. Топоров).

Вообще-то, по слухам, у метропольцев была договоренность, что, если хоть кого-то начинают прищучивать, все члены ССП выходят из Союза. Но мало ли о чем договаривались!

«Некоторые из авторов «Метрополя» вышли из Союза писателей – например, Семен Липкин и Инна Лиснянская. Я же не стала этого делать потому, что мне казалось – это проблема начальства. Хотят – пусть исключают. Я им помогать не намерена» (Б. Ахмадулина).

Но главное-то получилось! Вот мнение «с той стороны».

«...«Метрополь», даже если задумывался иначе, стал ослепительно успешной рекламной акцией, где роль public relations исполнила зубодробительная советская печать, после чего весь цивилизованный мир зашелся в бурных и продолжительных аплодисментах» (М. Берг).

Все понятно? То есть мы, которые этих деятелей пера кормили, – «нецивилизованные». А вот Запад сказал свое веское слово...

В общем, в компании записных «борцов за свободу слова в СССР» прибыло. Кое-кто эксплуатирует эту славу до сих пор. Некоторые и сегодня рассказывают, как их якобы потом преследовали злобные органы, грозились убить по телефону, пытались сбить машиной и вообще – травили не по-детски. Хорошо хоть, что не облучали «психотронным оружием». Но я ведь тоже любую свою драку могу истолковывать как нападение каких-то врагов.

«Альманах «Метрополь» был сразу же издан на Западе, но в самиздат не пошел. Думаю, на пятьдесят процентов из-за громоздкости (хотя читали мы в те дни, допустим, «Зияющие высоты», еще более объемные), на пятьдесят – из-за низкого, очень низкого и чрезвычайно низкого литературного качества. В годы перестройки «Метрополь» издали у нас едва ли не в первую очередь – и провалился он в тартарары, как не было» (В. Топоров).

Кстати, Юрий Андропов, на которого вешают сейчас всех собак, став главой страны, попытался изменить ситуацию. Будучи умным и образованным человеком, он прекрасно понимал: существующая система откровенно подыгрывает противнику по холодной войне. Именно при Андропове в Питере был создан «Клуб-81», объединивший модернистских литераторов, выпустивших вскоре сборник «Круг». «Нестандартные» художники вошли в Товарищество экспериментального изобразительного искусства, которые получили, пусть и ограниченную, возможность выставляться. А по всей Руси великой приказом сверху были созданы в крупных городах рок-клубы. Именно так. Но было уже поздно.

Миф самиздата

Как можем, так множим

«Эрика»[48] берет четыре копии.

Вот и все. Но этого достаточно.

Так Александр Галич[49] сформулировал самиздатовский миф, который был подхвачен и растиражирован. Согласно ему, непризнанные официозом авторы отдавали знакомым несколько рукописей, те их перепечатывали – и произведения широко распространялись в народе. На самом деле все обстояло сложнее.

Что такое самиздат? Это самостоятельное распространение подручными средствами текстов, недоступных в нормальном виде. Самиздат возник, наверное, сразу же после появления печатного станка – потому что возле печатника тут же возник цензор. Который, кстати, в том или ином виде до сих пор присутствует всюду.

Так, в пушкинские времена в «списках» массово ходила книга Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», стихи Рылеева, да и самого Пушкина. Не только те, что против царя, но и вещи, по тем временам неприличные. Ходил Барков – «виртуальный» автор, которому приписывалась вся тогдашняя стихотворная похабщина.

Так и шло всю дорогу. Самиздат был даже при Сталине. Но настоящее его развитие началось в шестидесятых, а в семидесятых он расцвел пышным цветом.

Я начну от обратного – как его изготавливали. Самым распространенным инструментом была печатная машинка. Но довольно быстро додумались и до более совершенных способов. Например, пересъемка. Благо с фототехникой и фотоматериалами в магазинах было все хорошо. А штатив для пересъемки печатных документов изготовить – раз плюнуть. Чертежи для этого нехитрого устройства публиковались в журнале «Юный техник». Не говоря уже о том, что в научных институтах была пропасть более совершенных устройств для фотокопирования.

Потом, с появлением копиров и другой множительной техники в дело пошли и они. Считалось, что доступ к этим аппаратам бдительно контролировали те, кому положено. Но особенность нашей страны – в ней неизбежно действует принцип: если нельзя, но очень хочется, значит, можно.