Упразднение смерти. Миф о спасении в русской литературе ХХ века - Айрин Масинг-Делич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сколь бы ни были многообразны в трилогии формы борьбы со смертью, главная дорога к будущему бессмертию все же лежит через возвышенную эротическую любовь. Преображение человека-животного в андрогина-пневматика с помощью сублимированной эротической энергии — это процесс, который следует рассматривать как своего рода химическую трансформацию. В статье «Смысл любви» Соловьев говорит, что только в химическом соединении двух существ, однородных и равнозначительных, но всесторонне различных по форме, создается «новый человек» — не бесполый ребенок, а духовно «двуполый» Андрогин. Подобный процесс происходит в церкви во время таинства пресуществления, когда, пользуясь описанием, данным Сологубом, «холодная материя» преобразуется в «истинное Тело» и «в истинную Кровь» (3: 89). В церкви это таинство так и остается символическим актом, но пневматики Нового мира должны воплотить его в жизнь.
Задача истинно и взаимно любящих — превратить этот символический ритуал в действительность, наполнив реальным содержанием слова об «истинном Теле» и «истинной Крови». По опыту собственного любовного союза Триродов знает, что таинство может быть превращено в высокую реальность. Его возлюбленная Елисавета не «веточка» (ср. 1: 211), как другие женщины, а сама «таинственная роза» (3: 169) бессмертного совершенства, по крайней мере в зачатке. Именно Елисавета, а не тихие дети совершенное живое и бессмертное произведение искусства, созданное Триродовым — и природой. Их любовь — «творимая красота» (1: 235) и «высокая мечта о красоте», то есть творческий акт создания Андрогина, подлинного образа Божия в человеке, совершенного подобия божества. Елисавета и Триродов, в отличие от Ортруды и Танкреда, полностью понимают и теперь реализуют на практике соловьевский «смысл любви». Союз их «воистину» создан для бессмертия. Король Георгий I и его королева Елисавета, которые совместно будут править Островами, могут стать и духовными прародителями новой породы бессмертных людей, существующих в мире, где утопии уже не только стремятся к осуществлению, а стали реальностью. Во всяком случае, дело начато, порог пройден.
Еще раз сравнивая Триродова с Леонардо да Винчи из второй части трилогии Мережковского «Воскресшие боги», мы можем сказать, что Триродов завершит свое и живое и бессмертное произведение искусства — Елисавету, между тем как Леонардо лишь создал великолепную картину «Мона Лиза». Эта картина осталась незавершенной не только потому, что модель умерла до того, как ее портрет был закончен, но и потому, что итальянский художник любил свое искусство больше, чем его реальную модель, живую женщину. Вспомним королеву Ортруду, которая, подобно Леонардо, не умела доводить до конца свои картины, потому что недостаточно сильно верила в жизнетворчество. Триродов завершит свое произведение искусства за них обоих, осуществив переход от искусства к созданию бессмертной жизни.
Союз Триродова и Елисаветы и их слияние в совершенном образе Андрогина — это не только их заслуга: он основан на предшествовавшем и одновременно протекающем синтезе. Так, Елисавета, как мы уже видели, достигает высшей женственности, соединив свою земную натуру Евы с лирической сущностью Лилит-Ортруды. Вероятно, она позаимствовала что-то и от несчастной Альдонсы, повешенной по вине Танкреда, — ее готовность жертвовать собой и «за други своя», и за возлюбленного. Триродову также требуются дополнительные качества, и он получает их в синтезе с другими персонажами, включая своего антипода — фривольного Танкреда. Они противостоят друг другу как типы плотского и духовного человека, но в чем-то и соприкасаются. Оба так или иначе воздействуют на окружающий мир благодаря своей созидательной воле, и хотя обольщение невинных — низкая форма теургии, «празднично прекрасный» принц Танкред может кое-чему научить и Триродова, а именно как раз «праздничности»; тому нужна хоть капля этого качества. Триродов и Елисавета должны не свести к нулю свое земное начало, а слить воедино реальное и идеальное. «Пифагоров треугольник» над домом Триродова (см. [Силард, Барта 1989: 78]) с цифрами 3,2,1 (1:18), возможно, символизирует его концепцию «Новой Троицы» и переход от разобщающего многообразия к возрастающей гармонии и высшему единству в человеке, к совершенному Андрогину. Ева, Ортруда и Альдонса становятся Елисаветой-Дульсинеей: все они, вместе взятые, и есть высшее Единство. Юноша Астольф, страстный поклонник Ортруды Карл Реймерс и вероломный Танкред сливаются в Триродове — Дон Кихоте, который сражается не с ветряными мельницами, а с подлинным Драконом. Каждая синтезированная триада, в свою очередь, сливается с дополнительной триадой, что позволяет, например, Триродову слиться с одним из своих женских дополнений — Ортрудой (Ортруда и Триродов фонетически связаны, так же как Триродов и Танкред; см. [Силард, Барта 1989:79]). Поступательное движение вверх, к Красоте, — это движение от многообразия к гармоническому единству в многообразии, единству, кульминационной точкой которого станет новое человечество, демонстрирующее общую объединенную волю, на которой зиждется Вселенная («Единая миродержавная Воля», 3: 16).
Возможно, сменятся еще несколько родов, прежде чем будет достигнута эта окончательная гармония. Фамилия Триродов может (помимо всего прочего) означать несколько смен поколений, необходимых для завершения общего дела создания бессмертной красоты. Эта фамилия может также подразумевать многие поколения, которые уже ушли из жизни и когда-нибудь будут воскрешены совместными усилиями единого рода человеческого, стремящегося утвердить родство каждого с каждым. И чувство родства растет, несмотря на все вышеописанные беды и трагические события. Как бы ни обманывались в своих ожиданиях юные скородожские революционеры и сколь бы превратно ни понимали истинные цели настоящего революционного дела, их действия выражают стремление к единству. Несмотря на все свидетельства обратного, будущую гармонию можно, по меньшей мере на мгновение, увидеть уже в настоящее время. Одно такое мгновение уже упоминалось — миг пламенного энтузиазма в скородожском лесу, когда личная и общественная любовь сливались в одну мощную силу. Нечто подобное происходит и во время политических волнений в Скородоже, когда юные энтузиасты революции, слитые в «одну великую семью», на миг заставляют всех поверить, что «нет пределов дерзающей воле» (3: 194). Однажды, когда юные бунтари поймут, что их цель — создание совершенной и вечной красоты, а не эфемерных политических партий, когда не станет больше ограничений для их «дерзостной воли» и энергии, тогда мир и станет легендой.
Пока, к сожалению, большая часть человечества не доверяет подобным утопиям. У Триродова множество врагов, и они действуют, как велит им их склад ума: разрушают его имение, этот прекрасный оазис посреди скородожской пыльной пустыни. Но даже если Триродов не сумел осуществить свой план спасения в собственном городе (нет пророка в своем отечестве), он, вероятно, сумеет сделать это в Королевстве Соединенных Островов, принадлежавшем раньше Ортруде. Здесь легенды еще совсем
