Сколько стоит ваше сердце? - Татьяна Матуш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А как "у нас" делается? — добродушно передразнила его женщина.
— Про такие дела мужчины договариваются, а бабы помалкивают, да слушают, что им умные люди скажут. Уразумела?
— Да уж где мне, — посмеиваясь, Тамире быстро чистила крупу на похлебку, поглядывая на воду — не собирается ли закипеть. Приправы были уже приготовлены и порезаны.
— Вот ты, — Катиаш обернулся к Маркизу, безошибочно найдя его в темноте, не иначе — по дыханию, — как старший мужчина в семье, отдашь мне свою мать в жены?
Маркиз вздрогнул, и чуть не уронил нож, который вертел в пальцах. Безобидная шутка приняла какое-то странное направление. Он поднял голову. Катиаш молчал, щурил глаза и никак не проявлял нетерпения.
Мать склонилась над котелком, пряча лицо.
Он обвел глазами убогую лачугу, откуда удрали даже мыши и набрал в легкие воздуха, чтобы сказать что-то резкое. Но неожиданно на его запястье легли легкие пальцы Эшери.
— Выйдем на пару слов?
Маркиз с облегчением подскочил. Катиаш посторонился.
После полутьмы домика, солнце показалось особенно ярким. Оно безо всякой жадности и жалости поливало склоны гор, превращая свою щедрость в наказание, как в сказке о золотоносной козе.
Драконье седло темнело на фоне слишком яркого неба, но тени не давало. Было еще не время.
— Что ответишь-то?
— Да спятил он! — взорвался Маркиз. Впрочем, помня о небывало остром слухе хозяина, взорвался шепотом, — С мозгами у него еще хуже, чем с глазами. Чтобы я свою мать в этом убожестве оставил!?
— А у нее самой спросить не хочешь?
Соображал Маркиз всегда быстро, этого у него было не отнять.
— Я чего-то не видел? Или чего-то не знаю?
— Не видел, — подтвердил Эшери и почти одними губами предложил, — посмотри сейчас. Только не шевелись, голову поверни потихоньку. И дыши ровно, диверсант из тебя — как из коня дворецкий.
Маркиз с любопытством чуть повернул голову. Скосил глаза туда, куда показывал Эшери. И опешил. Хорошо — с ног не упал.
Его мама, нежная красавица Тамире, жемчужина столицы и вечный камень раздора между тремя, а то и пятью богатыми купцами, а то и баронами… Гибкая Лоза Севера — вся, целиком, льнула к старому медведю и целовала его так, будто не было кроме них никого во вселенной.
А медведь, чтоб ему икалось, облапил ее по хозяйски и гладил по спине, словно уже приобрел все права!
— Мне это снится, — пробормотал Маркиз, — ну, хозяин, ну, зараза…
Серой молнией свистнул нож и вонзился в сухую землю в ладони от ноги Маркиза. Тот в обалдении посмотрел на "рыбку", на Катиаша, который продолжал лапать его мать, как ни в чем не бывало… И на Эшери, который беззвучно хохотал, не разжимая губ.
— А не подглядывай! — в сторону буркнул Катиаш, — нехорошо это.
— Пойдем отсюда, старший мужчина в семье, — фыркнул Эшери, — они и без нас договорятся. Глядишь, еще братик у тебя будет. Или сестричка.
Выходя со двора в полнейшем шоке, Маркиз чуть не споткнулся о пса, который опять улегся точно поперек тропы.
— Не понимаю! — громко заговорил он, когда деревня почти скрылась из вида, — зачем ей это! Я же уже вырос, я заработаю и на кусок хлеба, и на крышу над головой. Ей больше не нужно…
— Да влюбилась она. Чего тут понимать?
— В этого?!!
— А чем он плох?
— Эшери, он слепой нищий старик, а она — красивая молодая женщина. Это все — не для нее. Да если б он мог ее разглядеть по-настоящему, он бы сам близко к ней не подошел, издали любовался и облизывался!!!
— А она думает по-другому. Ты посмотри внимательнее, вспомни, какой мы ее привели в эту деревню. Она же расцвела тут. Еще аргументы есть? Только не "мне это не нравится", а по существу? Если нет — то пойдем.
— Куда? — пробормотал совершенно дезориентированный Маркиз.
— За вином, естественно. Свадьбу праздновать будем. Или ты хочешь родную и любимую маму на брачное ложе водой проводить?
— Убью, — тихо высказался Маркиз, — не знаю кого, но кого-нибудь убью обязательно.
— Да полно их будет, рука колоть устанет, — Эшери пожал плечами, и первый направился по тропинке вниз, ступая так ловко словно в предках у него были легкокрылые воздушные духи… Или хотя бы местные горные козлы.
— О, не извольте беспокоиться, господин генерал, — худой шатен, не смотря на жару, облаченный в шикарный костюм и даже с галстуком, прыгал вокруг нового наместника, как мамаша перезрелой дочки, к которой вдруг заглянули сваты. — Никто сюда не заходил, посторонних мы не пускаем. У нас хорошая охрана, и амулеты магические кругом, наместник приказал, аж по два золотых эра за них отдали.
— Не трещи, — оборвал генерал Рино, — ты говоришь, никто из посторонних на шахте не появлялся. А из своих?
— Из работников? — по-своему понял его управляющий, — так ведь праздники же. Святого Древнего Йохана празднуем, покровителя пастухов. У нас тут, видите ли, так исторически сложилось, что пастухи — самые уважаемые люди Кайоры.
— Пастухи — уважаемые люди? — изумился генерал, — Вы имеете в виду, которые коров пасут?
— И коз, господин генерал, — закивал управляющий.
— Что за глупость? Ну, да эта глупость нам на руку. Сейчас ты запустишь подъемник и поможешь нескольким моим бойцам спуститься в шахту. Думаю, двух десятков хватит. Они там одни не заплутают?
— Как есть заплутают, господин генерал, нельзя без проводника. Да еще вдруг на харгов наткнутся.
— Кто такие харги? — презрительно спросил новый наместник.
— Коты, господин генерал. Горные коты.
— Святые Древние! Пастухи у них уважаемые люди, а коты
