Призраки - Чак Паланик

— Животные, — говорит Недостающее Звено, — это наше мерило для определения человека.

Если не станет животных, не будет уже никакой человечности.

В мире, где есть только люди, люди не будут значить вообще ничего…

— Может, они только поэтому и не поубивали друг друга, эти люди на вилле Диодати, в дождливые дни, когда им приходилось безвылазно сидеть в доме, — говорит Недостающее Звено

У них были собаки, кошки, лошади и обезьяны, и поэтому они и вели себя по-человечески.

Глядя на Мисс Америку, с ее воспаленными красными глазами и разгоряченным, мокрым от пота лицом, Недостающее Звено говорит о том, что в будущем люди станут устраивать демонстрации протеста под окнами больниц — с плакатами, на которых будут изображены улыбающиеся младенцы, эти люди, они станут ругаться и плевать в будущих матерей — в этом жалком, презренном, перенаселенном мире, говорит Звено.

— Эти люди будут с остервенением ругать тех немногих эгоистичных женщин, которым все еще хочется рожать детей…

В этом мире будущего, в мире, который снаружи, животные останутся лишь в зоопарках и в кино. Все, что не есть человек, превратится во вкусовые добавки к пище: курица, говядина, свинина, баранина или рыба.

Мисс Америка держится за живот и говорит:

— Но мне надо нормально питаться

— Если не станет животных, — говорит Недостающее Звено, — люди останутся, да. Но человечности уже не будет.

Глядя на свое кольцо, подаренное женихом в честь помолвки, на огромный бриллиант Леди Бомж, который сверкает теперь на ее тонком пальце, Мать-Природа говорит:

— То, что ты говорил о выступлениях против детей… это так мерзко. В духе Товарища Злыдни. Четвертого призрака этого места.

— Согласен, — говорит Святой Без-Кишок, глядя на Мать-Природу. — Дети это… прекрасно.

Мать-Природа и Святой — наша любовная линия сюжета.

Недостающее Звено поднимает руки, встряхивает рукава.

Прижимает к вискам указательные пальцы и говорит:

— Тогда я выхожу с ней на связь.

На потустороннюю связь с Товарищем Злыдней. И с мистером Уиттиером, который вещает устами Недостающего Звена и говорит, что людям необходимо признать и принять дикую, животную сторону своей натуры. Нам нужны выходы для рефлексов: бежать и драться. Надо как-то реализовывать эти умения, которым мы научились за тысячу поколений. Если мы подавляем в себе потребность делать больно и испытывать боль, если мы отрицаем ее и позволяем всей этой нереализованной боли копиться в себе, вот тогда и начинаются войны. Серийные убийства. Стрельба в школьных классах.

— Ты хочешь сказать, мы воюем, — уточняет Святой Без-Кишок, — из-за того, что у нас низкая сопротивляемость к скуке?

И Недостающее Звено говорит:

— Мы воюем из-за того, что отрицаем эту низкую сопротивляемость.

Агент Краснобай снимает на камеру Графа Клеветника, который записывает на диктофон Недостающее Звено, мы все пытаемся отыскать какие-то выразительные детали, чтобы потом передать их актеру, на съемочной площадке, когда-нибудь. Детали, благодаря которым наша версия правды станет более реальной.

Мисс Америка лезет рукой под юбки, ее невидящий взгляд устремлен в одну точку, вниз, на ковер. Она шарит рукой под слоями юбок, и на мгновение ее дыхание замирает.

Когда она вынимает руку, ее пальцы влажно блестят. Они испачканы чем-то прозрачным. Не кровью. Мисс Америка нюхает свою руку и хмурится. Кожа на лбу собирается глубокими морщинками.

Бедная Директриса Отказ уже не плачет. Слезы кончились давным-давно. С той минуты она просто сидит и смотрит на Мисс Америку. Ходит за ней повсюду, из комнаты в комнату. Ждет.

— У тебя заражение, бактериальная инфекция, — говорит Недостающее Звено, глядя на царапины на руках Мисс Америки. — Bartonella bacterium, бартонелла, воспаление лимфатических узлов. — Он делает паузу, чтобы люди успели записать. Он произносит по буквам: — Б-А-Р-Т-О… — пока Граф Клеветник чиркает ручкой у себя в блокноте.

— И если я не ошибаюсь, — говорит Звено, принюхиваясь, — у тебя только что отошли воды.

Мисс Апчхи кашляет в кулачок, после чего настает тишина, в которой скрип ручки, пишущей по бумаге, кажется громким, как грохот грома.

Директриса Отказ смотрит на мокрую руку Мисс Америки. Каждый из нас: камера, скрытая за камерой, скрытой за камерой.

Стряхивая кошачью шерсть с рукавов, не поднимая глаз. Недостающее Звено говорит:

— В народе эту болезнь называют «кошачьи царапки».

— У меня мигрень, — говорит Мисс Америка и вытирает мокрые пальцы о шаль. Сгребает в охапку свои многочисленные юбки и встает с кресла, вернее, почти падает. Зябко кутается в шаль, прикрывая исцарапанную шею. Уже на пути к лестнице Мисс Америка говорит: — Я иду к себе.

Все сиденье ее кресла потемнело. Намокло. От воды, не от крови.

Когда Мисс Америка исчезает из виду, спустившись по лестнице, только тогда Директриса Отказ сдвигается с места.

Едва Мисс Америка исчезает из виду, Директриса Отказ идет следом за ней.

А мы все наблюдаем, записываем. Как Директриса идет, приподняв длинную юбку своего форменного наряда а-ля Клара Бартон, с белым фартуком, красным крестом на груди и складчатой шапочкой медсестры, пришпиленной к парику. Ее руки так крепко вцепились в ткань юбки, что кажутся синеватыми. Подбородок прижат к груди. Хмурый взгляд исподлобья.

Губы сжаты так плотно, что на стиснутых челюстях образовались заметные желваки. Директриса Отказ направляется следом за Мисс Америкой, почти беззвучно. Не громче, чем скрип наших ручек, пишущих по бумаге.

Мы все сидим, ждем истошного вопля.

Нужно, чтобы что-то случилось.

Что-то смачное, что-то мерзкое.

Мифология нас — только минус один претендент на гонорар.

Агент Краснобай, весь мокрый от пота, тяжело опускается на пол, ложится на бок, дышит неровно и сбивчиво. У него под кафтаном — широкие гаремные шаровары. Парик надвинут низко на лоб — для тепла. Он говорит, обращаясь к Недостающему Звену:

— В плане проверки твоей теории… — Агент Краснобай говорит: — Что ты натворил, кого убил?

Эволюция

— Чем ты займешься сегодня? — спрашивает Недостающее Звено. — Что ты сделаешь, чтобы оправдать свое существование?

Чтобы оправдать эту гору из мертвых животных и предков, на вершине которой — ты.

Недостающее Звено на сцене: злобный взгляд исподлобья, желтые глаза глядят из глубокой тени под нависающим лбом.

Глаза и нос словно вытеснены на маленькую полянку, небольшую открытую местность между кустистыми зарослями бровей и чащобой его бороды.

Руки свисают почти до колен, на костяшках пальцев — черный каракуль щетины.

На сцене вместо луча прожектора — фрагменты из фильма:

Проекция любительской киносъемки, в которой чудовище, покрытое рыжим мехом, ростом с всадника в седле, с вытянутой, заостренной макушкой, убегает из кадра.

Берег реки в ясный, солнечный день, на заднем плане — сосновый лес.

Это чудовище из киносъемки перекрывает фигуру Недостающего Звена, рыжие мохнатые груди болтаются на бегу, она оборачивается и смотрит.

Недостающее Звено говорит там, на сцене:

— Ты живешь лишь потому, что умер кто-то другой.

Кто-то жил, а потом умер, чтобы ты мог родиться и жить.

Эта гора мертвецов, они возносят тебя к свету солнца.

Недостающее Звено говорит:

— Все их стремления, вся их энергия, вся сила, которую они накопили…

Как ты ими распорядишься?

Как воспользуешься этим даром?

Кожаные ботинки, жареные цыплята, воины, павшие в битвах, будут лишь бесполезной трагедией, если ты не воспользуешься этим даром и бесцельно растратишь его, тупо пялясь в телевизор. За рулем в уличной пробке. В ожидании авиарейса.

— Как ты воспользуешься этим даром? — спрашивает Недостающее Звено.

Как ты докажешь, им, всем существам, которые были здесь до тебя, что их рождение, их труды и их смерть были все-таки не напрасны?

Диссертация

Как оказалось, это было не настоящее свидание.

Ну да, было пиво. И вполне симпатичная девушка. И бильярд в баре. И музыка в музыкальном автомате. Пара гамбургеров с яичницей, жареная картошка. Самая «свиданческая» еда.

Рановато, конечно, после смерти Лайзы. Но было приятно. Куда-нибудь выйти.

И все же эта новая девушка — она вообще не отводит взгляд. Ни разу не посмотрела на телевизор над баром, где идет футбол. Не забила ни одного шара, потому что не смотрит на шар, по которому надо бить. Ее глаза, они как будто пишут под диктовку. Стенографируют. Фотографируют.