Берег. Территория любви - Юлия Крынская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Доктор Ангел, — Юля пожала его руку, взглянула на Роберта и облизнула пересохшие губы. — Привет, львенок!
— Привет, принцесса! — он прижал ее ладонь к своей щеке.
— Ребята живы?
— Да.
Юля вздохнула с облегчением и прикрыла веки.
— А Сергей? — Она поморщилась, и ее рука судорожно заскользила по простыне.
— Как и ты, в больнице, но в другой, — снова встрял в разговор Эдвард, — И ни слова об этом негодяе. Тебе столько пришлось пережить, постарайся не думать о плохом. Пора поправляться. И, как всегда, любовь — лучшее лекарство. В разумных пределах.
Он строго взглянул на сына.
— А так бывает? — Роберт светился от счастья.
Эдвард рассмеялся.
— Джулия, — кашлянул он в кулак, — у меня к тебе просьба: отправь, пожалуйста, этого молодого человека погулять на часок. Меня он просто пошлет.
Юля подмигнула Роберту и указала пальцем на дверь.
— Слушаю и повинуюсь? — Фаррелл-младший подхватил ее ослабевшую руку и поцеловал каждый пальчик.
— Я соскучилась, — шепнула она.
Он наклонился к Юлиным губам, сорвал поцелуй и, сияя как начищенный канделябр, удалился.
Эдвард дождался, пока за сыном закроется дверь, наладил капельницу и присел на стул около Юли. Светлые тени пробежали по ее бледному лицу, когда их взгляды встретились. Она слегка смутилась, повела плечами, но глаз не отвела. Сердце его сжалось и тяжелый вздох вырвался из его груди: «Как ты была растеряна, когда первый раз мы остались одни. А теперь я сижу как мальчишка и не знаю с чего начать разговор, утопая в твоих глазах. Как же я боялся потерять тебя. С Робертом ты всегда будешь в опасности… Но что значат твои взгляды? Неужели любишь меня, и лишь из гордости принимаешь ухаживания моего сына? Господи, прочь, прочь эти мысли».
— Ты сердишься? — Юля протянула ему руку, и он ухватился за ее тонкие пальцы как за спасательный круг. — Прости меня.
Эдвард удивленно поднял брови.
— Джулия, я не понимаю, о чем ты?
— О ком. Сердишься из-за Роберта? Ему пришлось здорово рисковать, — доверчивая ласка прозвучала в ее чуть охрипшем голосе.
Эдвард с трудом собрался с мыслями:
— Мне казалось, ты уже поняла. Жизнь Роберта и без твоего участия не была спокойной. Он же военный репортер. Его вечно куда-то несет, и я уже давно махнул на это рукой. Тебе тоже придется привыкнуть, раз приняла его предложение.
— Я ненавижу мужчин и поклялась, что не подпущу к себе даже близко вашего брата.
— Моего брата? — встрепенулся Эдвард.
— Это выражение такое… Замуж чуть не выскочила без любви, просто потому что так положено в моем возрасте, — Юля взглянула в окно, и в ее глазах блеснули слезы. — Всю жизнь на меня смотрели как на вещь, и я платила тем же. Роберт ворвался в мою жизнь будто весенний ветер, подарил мне веру в себя. Я готова во всем следовать за ним.
— Это твой выбор, — Эдвард погладил Юлины пальцы и нехотя поднялся. Вспыхнувшая в нем надежда, что все теперь будет иначе, погасла. — Я рад, что с ним рядом будет такая женщина, как ты.
— Какая? — улыбнулась Юля.
«Какую я пожелал бы иметь рядом с собой», — Эдвард взглянул на капельницу. Лекарство перекочевало из флакона в Юлину вену, и он ловко воткнул иглу в следующую бутыль.
— Какая? — повторила Юля.
— Нарываешься на комплимент, принцесса? — кровь прилила к щекам Эдварда.
— Да! — она подняла к нему руки в синяках. — А что мне еще остается? Я как Феникс из пепла возрождаюсь под твоим чутким присмотром уже не первый раз, и мне интересно, способна ли я еще вызывать трепетные чувства у молодых людей.
— Способна, и не только у молодых, — не сдержался он, пустив шар в лузу.
Юля с интересом взглянула на него, но Эдвард досадливо закусил губу и отвернулся к кардиографу. За его спиной послышался прерывистый вздох. «Куда ты лезешь, старый конь?» — пожурил он себя.
Эдвард пожурил себя и заговорил с Юлей отеческим тоном:
— Джулия, мне неудобно тебя об этом спрашивать, но в последнее время ты часто подвергалась… стрессам, а клиническая смерть, которую ты пережила — вообще нечто из ряда вон выходящее. Тебе нужна помощь психолога? Или я мог бы сам работать с тобой.
— Работать со мной? — Смешинки больше не прыгали в ее глазах, уступив место усталости. Она отвернула голову. — Роберт лучше любого психолога.
— Отлично! Но помни, я врач, и даже с очень интимным вопросом ты можешь обратиться ко мне.
— Сергей… он не успел сделать со мной это, — на Юлиных бледных щеках выступил легкий румянец.
Эдвард побоялся вновь смутить ее своими, в прямом смысле глубокими познаниями в этом вопросе и просто кивнул.
— Синяки заживут, а вот шрамы — не уверена, — посетовала Юля, изучая свои руки, и расстроенно спросила: — Эдвард, я очень плохо выгляжу?
— Твое лицо прекрасно, как и раньше, — улыбнувшись, он не смог избежать искушения, взял ее руку и поцеловал, — а швы я накладывал сам, старался, как для себя, честное слово. Так что будь спокойна: через некоторое время, при соответствующем уходе от них не останется и следа. Равно, как и от ударов плетью.
— Здесь есть зеркало?
— Нет, — Эдвард достал из кармана ее помолвочное кольцо, снятое им во время операции, и надел Юле на палец.
— Спасибо, — благодарно прошептала она. — Поправь мне, пожалуйста, подушку.
Эдвард склонился над ней, задержав от волнения дыхание. Юлины губы приоткрылись, и взгляд его снова утонул в зеленых глазах.
— Что ты делаешь? — улыбнулся он, нависнув над ней.
— Сегодня вечером? — изогнула Юля бровь дугой.
— Например, — ступил Эдвард на скользкий лед.
— Мой процедурный лист в ваших руках, доктор.
Его бросило в жар, но Юля рассмеялась и, поудобнее устроившись на подушке, спросила:
— Интересно, Роберт скоро придет?
— Он уже топчется за дверью, не переживай, — Эдвард ретировался к столику и, ощущая в пальцах дрожь, набрал лекарства в шприцы. — Ничего, Джулия, скоро будешь как новая. Разберемся с делами и полетим в Лондон. Неприятности забудутся как страшный сон. Не передумала работать со мной?
— Нет, конечно. Так ты берешь меня в ученицы?
Эдвард обернулся.
— Мне нужна помощь в административных делах. Это очень серьезно, и тебе придется отдаться мне целиком, если хочешь стать впоследствии моей правой рукой. Отгуляешь медовый месяц и за труды праведные.
— Дожить бы до свадьбы.
— Доберись живой хотя бы до Лондона, — Эдвард
