По воле ветра. Два удивительных путешествия к Северному полюсу: героя нашего времени и романтика викторианской эпохи - Дэвид Хемплеман-Адамс

спазмы, а через два дня он упал в воду, что также не пошло ему на пользу. У Стриндберга уже болела вся ступня, а Андре, как и Френкель, испытал несколько приступов диареи. Тем не менее каждый день они проходили около 6,5 км, возможно благодаря тому, что Стриндберг увеличил пайки и стал давать каждому более 1,4 кг медвежатины в сутки на следующий день после того, как путешественники заметили новые медвежьи следы.

– Такое впечатление, что вокруг нас бродит целая мясная лавка, – пошутил Андре.

В последующие дни, когда на смену августу пришел гораздо более холодный сентябрь и солнце впервые коснулось горизонта, здоровье мужчин становилось все хуже. Андре и Френкель принимали морфий, глуша боль в желудке, и глотали опиум, чтобы справляться с диареей. Температура опустилась до –20 °C, а при порывах ветра, скорость которого достигала 30 км в час, казалось, что мороз вдвое сильнее. По ночам путешественники прижимались друг к другу в палатке. «Температура падает. С каждым градусом мы залезаем все глубже в спальный мешок», – написал Андре. Днем у них с трудом получалось тащить сани по прямой, поскольку на морозе лед и снег превращались в твердые, как сталь, глыбы. Даже непоколебимый Андре упал духом.

Ночью 29 августа он с тоской написал о том, как скучает по комфорту и безопасности Швеции. «Сегодня вечером я впервые подумал о домашних радостях, – отметил он, с трудом держа карандаш в дрожащей руке, не снимая варежки и представляя, как Гурли Линдер лежит в теплой постели, а рядом с его фотографией на прикроватной тумбочке в ее спальне в вазе стоит неизменная африканская фиалка. – Стриндберг и Френкель, напротив, уже давно о них говорят. Палатка изнутри обледенела, а двойная подстилка стала твердой и потому с трудом сворачивается. Я каждое утро и каждый вечер подметаю ее до и после приготовления еды».

Хотя Стриндберг перестал писать Анне, в мыслях он снова и снова возвращался к возлюбленной всякий раз, когда у него возникала свободная минутка в той суровой реальности, в которой он пытался выжить. Постепенно он свыкался со страхом, который оставался невысказанным с момента помолвки. С каждым днем Стриндберг все отчетливее осознавал, что мрачные мысли, о которых они с Анной не смели говорить вслух – «вдовой остаться тяжело, но потерять любимого еще до свадьбы, возможно, даже хуже», – вероятно, найдут воплощение.

На следующий день, пока Андре подметал в палатке вскоре после того, как путешественники разбили лагерь, Стриндберг крикнул:

– У нас тут медведь!

В десяти шагах от них стоял огромный самец белого медведя. Френкель схватил ружье и, не раздумывая, выстрелил. Раненый зверь побежал прочь, и Френкель бросился за ним. Раздалось еще три выстрела. Френкель убил медведя, но тот упал в воду. Андре подбежал к кромке воды и крюком подтащил тушу ко льдине. Затем он накинул лассо на шею и переднюю лапу животного. Стриндберг зацепил тушу багром, и Френкель с Андре вытащили добычу на лед. Ободренный охотой, Андре сфотографировал, как Стриндберг и Френкель, словно заправские охотники на крупного зверя, стоят возле убитого медведя. Они срезали с туши 30 кг мяса, которое привязали к своим телам, чтобы оно не замерзло. Решив съедать по 2,15 кг медвежатины в сутки, они пришли к выводу, что смогут продержаться еще две недели.

3 сентября путешественники столкнулись с новой проблемой. Они оказались на полуострове из тонкого льда, с трех сторон окруженном водой. Андре решил, что теперь им остается лишь выйти в море на лодке. Из дневника Андре:

Мы погрузили все на лодку и три часа в хорошем темпе шли на веслах к Семи островам. Осознавая важность момента, мы опробовали новый способ передвижения в 13:50, когда начали медленно скользить по зеркальной поверхности воды между крупными льдинами, на которых лежали гигантские глыбы льда. Тишину нарушали лишь крики белых чаек, плеск тюленей, ныряющих в воду, да короткие приказы нашего рулевого.

Они наконец двигались с солидной скоростью, гораздо быстрее, чем по льду. Было чудесно. Дрейфуя по извилистым разводьям, они мечтали добраться таким удобным способом до самых Семи островов. Они измучились тащить сани по льду, и мысль о том, что можно преодолевать большие расстояния, затрачивая меньше сил, была очень соблазнительной.

Однако к пяти вечера их радости пришел конец. Путешественники оказались в ловушке, которая захлопнулась, когда позади них сдвинулась большая льдина, вытащили лодку на лед, переложили вещи на сани и продолжили свой трудный путь на запад.

4 сентября началось с празднования, поводом к которому стал двадцать пятый день рождения Стриндберга.

Андре разбудил друга и передал ему целую пачку писем от Анны и родных и приказал приготовить всем по дополнительной порции еды в ознаменование радостного дня. Затем он вручил Стриндбергу золотой медальон, который Анна передала ему накануне их отъезда из Гётеборга. Внутри были ее фотография и локон ее прекрасных волос.

Со слезами на глазах Стриндберг молча рассматривал медальон. Почти четыре месяца Нильс не видел Анну и не слышал ее ласкового голоса. Знай он, что ее портрет и локон все время были так близко, его тоска, возможно, стала бы чуть менее острой. Он провел пальцем по волосам любимой и осторожно вдохнул их аромат. Уловив легкий запах Анны и ощутив шелковистую гладкость золотистого завитка, Стриндберг тотчас вспомнил о драгоценных последних неделях, проведенных вместе, когда он гладил Анну по волосам, придерживая рукой ее затылок, пока они целовались.

Ему не нужно было показывать свою радость Андре и Френкелю, ведь они и так ее видели. Впервые за несколько недель Стриндберг не говорил о том, как сильно скучает по Анне и дому. Вместо этого он так и светился от удовольствия.

«Было очень приятно видеть его таким счастливым, – написал Андре тем вечером, но остаток дня оказался для Стриндберга не столь удачным. – Нильс отметил день рождения, вместе с санями искупавшись в жиже». Одежда быстро примерзла к телу, и на Стриндберга стало больно смотреть. Его спутникам пришлось поставить палатку, высушить его и помочь переодеться, что, как отметил Андре, оказалось «весьма проблематично и заняло немало времени». Хуже всего, что погибла большая часть хлеба и галет, а также весь сахар, лежавший на санях. Стриндберг попытался спасти подпорченные продукты, добавив растаявший сахар в кофе и шоколад и сделав смесь для шоколадных блинчиков из промокших галет, но все было тщетно.

Не позволив инциденту омрачить праздник, исследователи отметили день рождения Стриндберга самым роскошным торжественным ужином, который только смогли приготовить в стесненных обстоятельствах. После ужина Стриндберг сказал речь и снова поблагодарил Андре