Пьер-Жан Беранже. Песни. Огюст Барбье. Стихотворения. Пьер Дюпон. Песни - Пьер-Жан Беранже
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шахтеры Ньюкасла
Перевод Е. Витковского
Иные с высоты прекрасных плоскогорийВпивают соль ветров, несущихся в просторе,И обращают взор в высокий небосвод;Иные, поклонясь восходу утром рано,Выводят корабли на волны океанаИ гордо бороздят лазурь бескрайних вод;
Иные, трепетом проникнуты глубоко,Восторженно следят, когда сверкнет с востокаЛучей живительных широкая струя;Иные, не томясь в плену забот нетрудных,Весь день работают в долинах изумрудных,Чтоб вечером заснуть под песню соловья:
Как радостны они! Им выпал добрый жребий,Счастливая звезда для них сверкает в небе,И солнце светит им, и полная луна;Рукой Всевышнего, в чьей власти судьбы наши,Избавлены они от самой горькой чаши, —Благая участь им вовеки суждена.
А мы, чей тяжкий путь безвыходен и темен,Во всем подобные рабам каменоломенНе потому, что мы осуждены судом, —Нет выбора у нас и нет свободной воли,Мы — дети нищеты, страдания и боли,И шахта черная для нас — родимый дом.
Мы — слуги Англии, мы — бедные шахтеры,Мы роемся в земле, мы в ней копаем норы,За шестипенсовик шагаем в шахту мы,Мы рубим уголь там, усталости не зная,И дышим сыростью, а смерть, сова ночная,Над нами кружится среди кромешной тьмы.
И горе юноше, который в день весельяПридет, не протрезвясь, — страшнее нет похмелья:В глубинах пропасти он смерть свою найдет.И горе старику, который в темном штрекеЗамедлит шаг — волна зальет его навеки,И погребет его обрушившийся свод.
Тебе, о дерзостный, не взявший лампы, — горе!Свое безумие ты осознаешь вскоре:Уж если ты шахтер — не расставайся с ней!Злой дух во мраке ждет — и сгинешь ты задаром:Он тихо подползет голубоватым паром,И, бездыханный, ты замрешь среди камней.
О, горе, горе всем! С усердьем небывалымМы трудимся во тьме, но нам грозит обваломВсего один удар тяжелого кайла —И не один из нас с тоскою вспомнит нынеО ласковой жене, о дочери, о сынеВ тот краткий миг, когда обрушится скала.
Но все же это мы, затерянные в штреках,Даем энергию судам в морях и реках,Чтобы до гавани доплыть они могли, —Ты солнца свет от нас навеки заслонила,Цивилизация, — для твоего горнилаМы рубим черное сокровище земли.
Мы рубим уголь здесь, питая пламя в домнах,Для паровых котлов, для поездов огромных,Для устрашения неведомых племен, —Мы рубим уголь здесь, чтоб все на свете людиСмогли почувствовать могущество орудий,Что против них пошлет туманный Альбион.
Мы отданы служить безжалостной маммоне,Мы в тягостном труде даруем блеск коронеИ умножать должны ее сиянье впредь,Чтоб жили радостней, счастливей, беззаботней,Влиятельных господ едва четыре сотни,Всегда готовых нам позволить умереть.
О Всеблагой Господь! Поверь, себе в угодуНе просим мы, чтоб ты перевернул природуИ обратил дворцы земные в прах и тлен,Чтоб ты сполна отмстил ученым и богатымИ наши пригоршни чужим наполнил златом, —Нет, мы не требуем подобных перемен;
Нет, лишь одну мольбу мы обращаем к небу:Смири сердца владык, о Господи, потребуйОт них внимания хоть небольшого к нам,Пусть низойдут до нас они по доброй воле, —Ведь если червь точить фундамент станет доле,То, всех и вся губя, на землю рухнет храм.
Вестминстер
Перевод Д. Бродского
{201}
Аббатство мрачное — гигантский мавзолей,Омытый Темзою и в глубине своейСкрывающий гранит, седой и отсырелый!Гордиться вправе ты блистательной капеллой,И строем башенным, и входом, где в пылиТяжелый пурпур свой влачили короли.Ты вправе с гордостью являть пришельцам плиты,Под коими сыны Британии зарыты —От повелителей в их каменных гробахДо граждан доблестных, чей знаменитый прахОтчизна бережет с почтеньем и любовью;Хоть и не счесть в тебе достойных славословья,Хоть испокон веков и весь заполоненИх изваяньями твой дивный пантеон,Хоть лики светлые Ньютона и ШекспираСияют посреди божественного клира,О скорбный памятник, о саван роковойВеличья гордого и славы вековой!И все же: сонмы душ, краса и цвет народа,Стучатся в пыльные и сумрачные сводыИ молят, чтобы их в кругу святых могилТы средь соперников великих приютил!Они тебя клянут настойчиво и страстноИ хлещут мощными крылами — но напрасно!И потрясает мир, и длится без концаИх исступленный крик, терзающий сердца!
Вестминстер! Навсегда ль останусь я мишеньюДля воплей яростных слепого возмущенья,И, прежде чем решил верховный судия,В глазах сородичей всегда ли буду яДостоин адских мук? Ах, на чужом погостеЛежат, скорбя, мои заброшенные кости,{202}И шквалы южные, свирепости полны,Заоблачных высот беспутные сыны,Когда-нибудь взревут над голою равнинойИ прах мой выметут, как прах простолюдина.
Вестминстер! Возмужав, сурова и горда,Душа моя к страстям остыла навсегда,Познал я клевету: походкой воровскоюОна вошла в мой дом, его лишив покоя,На ложе брачное пустила скользких змей,И, славой осенен, между детьми своейФантазии живой, я видел руку злую,Что въяве, надо мной победу торжествуя,На лоб повесила мне прозвище, какимМы сумасшедшего, введя в Бедлам, клеймим.
Потом подрыли дуб, стоявший в полной силе,Ствол от божественных побегов отлучили,Отца от дочери; за дух мятежный мстя,Отторгли от меня любимое дитя,{203}Крича, что сызмала растление вселю яВ природу чистую его; что поцелуиМои кощунственны; итак, умчали прочь,От сердца оторвав, единственную дочь,И неоглядные легли меж ней и мноюПространства горьких вод, затянутые мглою.
Ах, не было и нет мучительней обидДля тех, в чьих жилах кровь высокая бежит.О, злых ударов град! О, тот клинок ужасный,Входящий в глубь души, разящий безучастноЛюбовь нездешнюю, основу из основПорыва пылкого поэтов и отцов!О, пламени укус, неукротимо-ярый!О, плети Эвменид!{204} Неслыханные карыВеков язычества, из вас хотя б однаПохожа ли на боль, что мною снесена?
Вот перечень скорбей, которым вплоть до гробаУпрямо обрекла меня людская злоба;Вот раны на боках, — они еще свежи, —То проложили след священные ножи;Неумолимая стихия буреваяНад головой моей металась, завывая,И сердце высохло, став горше и чернейТравы, таящейся среди морских камней,И пенистой волны, какою изначалаПрирода мрачная Британию объяла.
Вестминстер! Мне досель успокоенья нет!Иль мало вынес я лютейших зол и бед?Зачем же должно мне страдать и за могилой,Прослывши дьяволом, враждебной людям силой?А угрызения с отравой тонкой их,А реки слез, в полях изгнанья пролитых,А бесконечное томленье агонии?Ах, я ль не искупил ошибки роковые?Вестминстер! Или впрямь навек в твой мирный храмЗаказан вход моим сгнивающим костям?
О призрак сумрачный, отвергнутый в отчизне!Бездонна скорбь твоя! Ты по короткой жизниПромчался, словно лев, затравленный в лесах;Гонимый по пятам, летел с грозой в глазахСредь улюлюканья, и посвиста, и лая,Сквозь заросли кустов, повсюду оставляяОтодранную шерсть! Ты в бегстве изнемог,Все тяжелей гудел могущественный скок,И кровь с твоих боков, израненных жестоко,Бежала на песок, как два густых потока.
Но попусту ль дышал враждою свет большойК тебе, поэт-боец с кипящею душой;Не твой ли стих стальной, отточенный на диво,Со смехом горьким в грудь Британии чванливой,Как меч карающий, вонзился, рьян и смел,И в сердце у нее так глубоко засел,Что раною она томилась беспредельно,И крик ее всегда звучал тоской смертельной.И открывалась вновь при имени твоемТа рана страшная, горящая огнем?
О Байрон, юный бог, ты вызов одинокийШвырнул сородичам враждебным; их порокиТы миру обнажил с бесстрашной прямотой;Но постеснялся ты сорвать покров святой,Столетья долгие как будто пригвожденныйК челу великого спесивца Альбиона —Плотнее чем из мглы и копоти покров,Который в наши дни, недвижен и суров,Раскидывается от края и до края,Род человеческий как в саван облекая.
Завесы ханжества ниспали под твоимУдаром гибельным, растаяли, как дым;Но после стольких зол, неслыханных гонений,Несправедливых кар, которые твой генийНапрасным ропотом встречал издалека,Все так же ненависть, как прежде, велика, —И над могилою ее пылают взгляды;Как страшен суд людской! Не знает он пощады.Ничем, о господи, не искупить виныСтрадальцам, кто молвой людской осуждены.
О сладостный певец тоски неодолимойСтолетья нашего; о, бездною любимый,Поэт горчайших мук, чья страсть, хлеща, как плеть,Неблагодарное отечество краснетьИ опускать глаза заставила немало;Бок о бок с именем твоей страны блисталоНам имя славное твое, а между темБыл свет большой к твоим страданьям глух и нем,Поторопился он сокрыть тебя во мраке,Не дав тебе лежать в великолепной раке.
То — вечная судьба героев, для когоДороже истины нет в мире ничего!Да, испокон веков несчастье исступленноГрызет горящего отвагой Аполлона,Кто твердо предстает пороку на пути,С драконом гибельным дерзает бой вести:О, горе! Кольцами чудовищного гадаСвирепо стиснутый, облит струями яда,Ты поздно ль, рано ли был должен пасть в боюИ, всеми брошенный, истлеть в чужом краю.
А общество, немой свидетель агонии,Непримиримостью дыша, как в дни былые,Не пошевелится, чтоб вырвать наконецПитомцев гения из роковых колец!О, благо, если тот палач высокородныйТела отдаст червям и в ярости холоднойЛютей, чем смерть сама, являть не станет власть,Чтоб местью длительной насытить душу всластьИ, жертву новую свалив рукой всесильной,Не будет прах ее тревожить в тьме могильной!
Аббатство мрачное, — гигантский мавзолей,Омытый Темзою и в глубине своейСкрывающий гранит, седой и отсырелый!Гордиться вправе ты блистательной капеллой,И строем башенным, и входом, где в пылиТяжелый пурпур свой влачили короли.Ты вправе с гордостью являть пришельцам плиты,Под коими сыны Британии зарыты —От повелителей в их каменных гробахДо граждан доблестных, чей знаменитый прахОтчизна бережет с почтеньем и любовью;Хоть и не счесть в тебе достойных славословья,Хоть испокон веков и весь заполоненИх изваяньями твой дивный пантеон,Хоть лики светлые Ньютона и ШекспираСияют посреди божественного клира,О скорбный памятник, о саван роковой,Величья гордого и славы вековой!И все же: сонмы душ, краса и цвет народа,Стучатся в пыльные и сумрачные сводыИ молят, чтобы их в кругу святых могилТы средь соперников великих приютил!Они тебя клянут настойчиво и страстноИ хлещут мощными крылами. Но напрасно!И потрясает мир и длится без концаИх исступленный крик, терзающий сердца!
Кормчий