Тропой мужества - Стрелков Владислав Валентинович

Не успели пройти и пары метров, как позади послышался звук падения и вскрик:

– Oh!

– Что там? – обернулся капитан.

– Фриц упал, командир, – ответил боец. – Трава ему ноги сплела.

– Я нет Фриц, – зло ответил немец, с трудом поднимаясь и снова падая. – Я звать Йохан.

– Да хоть Адольф! – гоготнул боец и вместе с сержантом рывком поднял пленного на ноги.

– Вперед! – скомандовал капитан. – У нас мало времени. Под ноги смотрите и по сторонам!

Четверо цепочкой двигались по самому краю поля. Впереди капитан, следом пленный и красноармеец Ковальчук. Сержант Гаврилин замыкает. Скоро условленное место, где должны встретиться две группы. Даже если лейтенант Головатый никаких разведданных не добыл, то у них они есть. Целый оберст-лейтенант! Командир пехотного батальона должен достаточно знать для прояснения обстановки. Кроме того – имеется карта.

На гул сначала не обратили внимания. Летят и пусть себе летят. Сейчас только и летают одни немцы. «Мессеры» и «лаптежники» обнаглели настолько, что самолетами чуть не фуражки задевают. Последнее время бойцы, слыша гул – прячутся, матеря наши доблестные ВВС. Им и невдомек, что остатки истребительных и бомбардировочных полков, что уцелели в первые дни войны, сейчас работают на износ. И их мало. Не прикрыть им все дивизии Красной Армии.

Гул усилился, и впереди показались пикировщики. Девятка «юнкерсов» шла плотной группой. И за ними угадывалось еще группа самолетов. Шли без истребительного прикрытия. А чего им бояться? Славных сталинских соколов с начала войны бойцы батальона видели только раз. Правда, тогда был бой. Жаркий. Наши летчики спустили с небес пять самолетов противника – четыре штурмовика и истребитель, но и сами погибли, никто из боя не вышел.

Эти «лаптежники» летели навстречу, точнее немного под углом, и как раз должны были пройти над ними.

– Сворачиваем, – скомандовал капитан, обернувшись, и перехватил торжествующий взгляд пленного.

– Йа предлагаю вам сдаться.

– Заткнись, фриц! – зло сказал сержант.

– Йа нет Фриц, – возмутился немец, – я говорил – мой имя Йохан!

– А мне по хрен! – рыкнул Гаврилин, толкая пленного к лесу.

Немец на ногах не устоял и рухнул в траву. Тогда Гаврилин и Ковальчук подхватили немца под руки и потащили в чащу. Группа успела немного углубиться, как вверху послышался надсадный многоголосый рев и интенсивная пулеметная стрельба. Все сразу подняли лица вверх. Меж крон мелькнул маленький узнаваемый силуэт советского истребителя.

– А-а-а! – завопил восторженно Ковальчук. – Это же наши!

– Всыпьте им, ребята! – поддержал Гаврилин. – Давай, вали их!

Капитан промолчал, но был рад, что наконец дали укорот этим воющим и летающим тварям.

Подробностей боя не видно, но по интенсивности стрельбы и мельканию меж крон звезднокрылых истребителей стало ясно – пикировщиков атаковало минимум звено И-16. А может, и больше.

Вверху что-то бумкнуло, следом послышался рев падающего самолета. Группа замерла, напряженно вглядываясь в небо. Вдруг среди крон промелькнул силуэт горящего пикировщика, за которым тянулся черный дым. Разведгруппа восторженно взревела. Гаврилин и Ковальчук от радости начали выплясывать и хлопать друг друга по плечам. Дружеский тумак достался и хмурому немцу. Бой уже шел практически над ними. Еще одного немца сбили, и на опушке уже восторженно выплясывали трое. Как тут сдержишься, если творится такое!

Внезапно к грохоту воздушного боя добавился еще один звук. Надсадный, знакомый, множественный. Что-то летело сверху…

– Твою ж мать! – выругался капитан, поняв. – Ложи-и-ись!

Наши летчики заставили сбросить груз бомб. И эти бомбы теперь сыпались в лес. Аккурат туда, где находилась разведгруппа.

Бойцы как раз стояли у сосны с углублением меж корнями. Они рухнули в выстланную мхом яму, и немца дернули к себе, а капитану в этом укрытии места не осталось. Он оглянулся, в трех метрах имелся выворотень, туда и сиганул.

Первые несколько бомб упали довольно далеко, но ревом разрывов оглушило. До тошноты. Не успел капитан прийти в себя, как ухнуло рядом, следом еще несколько раз. С каждым разрывом тело сначала будто пинали снизу, потом воздушным молотом вдавливало вниз.

А вокруг…

Это было страшно – тридцатиметровые сосны расшвыривало будто спички, они ломались разлетаясь. И падали с треском. И так с каждым разрывом. Под такой бомбежкой находиться еще не приходилось. Что-то большое пролетело впритирку, задев выворотень. Корневище подкинуло так, что капитану показалось, выворотень сейчас вернется на место и похоронит под собой человека. Обошлось. Ухнуло где-то в стороне четыре раза. И вдруг совсем рядом вспышка, сосна падает прямо на капитана, он пытается вжаться в сухие корни, но обломок вершины накрывает укрытие. Удар…

Темно. Ничего не болит. Не двинуться. Я умер? Так, спокойно! Слышен гул. Где-то в отдалении. Или близко, не разобрать. Еще бухает что-то… размеренно так… похоже на биение сердца. Почему-то в голове оно стучит. Значит, жив. Ага, чувствую, что-то в ребра снизу справа давит. Не больно. И на грудь давит, прямо в солнечное. И не пошевелиться. Вот рук и ног не чувствую вообще.

Внезапно прошиб холодный пот. Отчетливо вспомнился последний взрыв. Или не последний. Но вспышка была почти рядом. Сознание, видать, вышибло, а потом яму от выворотня вдобавок накрыло. Сосной ее или обломками. Сучковатыми. Позвоночник повредило, раз конечностей не чую?

– Гаврилин! Ковальчук! – попытался позвать бойцов капитан. Слабо вышло, с хрипом. Что-то в рот попало и в гортань провалилось. Сергей закашлялся, сплевывая иголки. С лица посыпался мусор. Ага, присыпало, значит. Удалось повернуть голову набок и не только проплеваться, но и часть мусора с лица стряхнуть. Даже проморгаться удалось. И тут накатила тошнота. В голове забухало громче. Последним разрывом, видимо, еще контузило. Капитан замер, пережидая приступ тошноты и боли. Неожиданно удалось эту напасть унять. Тошнота немного отступила, и «канонада» в голове стала тише, зато изнутри будто что-то вылезло. Это что-то зашептало, занудело, и что удивительно – вполне осмысленно возник вопрос: ты кто?

Озадаченный капитан покрутил головой. Осторожно, чтобы вновь не замутило. Вопрос в голове словно висел. И что-то чужое и настырное было там же. Внутри, в голове. Попытка подавить эти мысли не получилась. Только нудение стало чуть тише. Ладно, пусть. Контузия же, пройдет, только перетерпеть…

Виднелось небо. Чуть-чуть. Но где-то далеко, сквозь ветви. Слишком много их накидало поверх.

«Как медведь в берлоге…»

– Сержант! – вновь позвал капитан. – Гаврилин! Ковальчук! Отзовитесь!

Тишина. И не руками не пошевелить, и ногами тоже. Стало обидно. Сильно обидно. Похоронен тут…

И самое обидное не безвестие, а то, что важные разведданные не донес…

«Что за разведданные?»

Что за глупые мысли? Имеется пленный и карта. А на карте обозначения. Кто-то отчетливо хмыкнул. Капитан поморщился – хреново дело, голоса в голове это не к добру. Головная боль, звон в голове – это понятно, но голоса…

Вдруг удалось шевельнуть пальцами, а следом и поерзать. Пришла боль от впившегося в бок то ли сучка, то ли камня. Сергей воспрянул – не все так плохо. Вот посмотреть, что так на грудь давит – не удается, толстая ветка подбородок подперла. И тут руки и ноги начать ныть. Еще голова загудела и пришла боль. Сергей поморщился, но стало почему-то легче.

«С позвоночником все в порядке, а ноги-руки банально затекли – их ветками прижало».

Этим «сторонним» мыслям Сергей даже не удивился. Он поерзал и почувствовал, что конечности начали отходить, появилась чувствительность. Еще чуть поерзал, и даже сдвинуться удалось. Голос начал подбадривать: вылезай из этой берлоги. Сергей буркнул, чтобы он заткнулся, и высвободил правую руку, правда, пришлось попотеть. Попытка оттолкнуть ветку от головы провалилась, зато сумел еще сдвинуться, заодно высвободил левую руку. Дальше продвинуться не удалось, что-то держало за ремень. Скосил глаза, сдвинув хвою, – ага, все ясно. Сосновые ветви, на счастье, при падении не сломались, а спружинили. И хорошо не сломались, а то проткнули бы Сергея насквозь. Зато к земле прижимали сильно. И портупея за сучок зацепилась. Правой рукой отцепил ремень и начал протискиваться между ветвей. Еще та задачка. Сколько же сюда сосен навалило? Одна, две? Разлапистые ветви слоями лежат. Колючие. Точно берлога!