Сердечные струны - Ребекка Пейсли

Его плоть, словно огонь, обжигала ее кожу, и тогда она поняла, какой ценой достигнуто ее удовлетворение.

— Ты остался в крайне возбужденном состоянии, Роман.

Затаив дыхание, он гадал, не предпримет ли она что-нибудь, но в следующую секунду отбросил эту идею, подозревая, что она откликнется на любую его просьбу, однако все инстинкты предупреждали — девушка сегодня не готова ни к чему другому. Он нежно прижался в поцелуе к ее лбу.

— Быть в таком состоянии не ново для меня, Теодосия. «Особенно с тех пор, как встретил тебя», — про себя добавил он.

— Я могла бы… хотя и не уверена, как это возможно, если бы ты показал мне…

— Нет. — Он прижал ее крепче, раздумывая над ее милым предложением. Другие женщины, которых он знал, только требовали и брали у него, никогда и ничего не предлагая взамен.

Теодосия оказалась первой, он снова поцеловал ее в лоб.

Нежный поцелуй усилил ее привязанность к нему, снова вернув желание пройти с ним полный круг. Их союз был бы великолепен — она знала.

Девушка зажмурилась, вспомнив собственное заключение: Роман не может быть ее любовником, только другом и никем другим; и если забыть об этом, то никогда не увидит Лилиан, держащую ребенка.

Пытаясь совладать с нахлынувшей печалью, внезапно омрачившей ее настроение, открыла глаза.

— Роман, когда мы были на лугу, — прошептала она, — я задала тебе вопрос, был ли у тебя когда-либо друг. Ты так и не ответил.

Подозревая, что его снова подвергают психологическому анализу, он ждал, появится ли раздражение, но его не было, наоборот, появилось искреннее желание быть таким же честным с ней, как она с ним.

— Нет, Теодосия, — произнес он, проводя пальцами вверх-вниз по ее руке. — Я знал многих людей, но никогда не задерживался на одном месте, чтобы с кем-либо по-настоящему подружиться. А как ты?

Она помассировала мускул под его соском, продолжая бороться с расстройством и меланхолией.

— Как и ты, знакома со множеством людей: учусь с ними, дискутирую. До встречи с тобой считала их друзьями. Теперь, однако, понимаю, что ошибалась. Общество друга — самое приятное, хотя мне было хорошо в компании людей, которые остались в Бостоне, твоя компания — это совсем другое. Мне хочется быть с тобой.

Ее признание вызвало в нем ощущение неописуемого счастья.

— Роман? — Она зарылась лицом в густой черный атлас его волос. — Как бы ты отнесся… Хочу сказать, что… — Она секунду помолчала, размышляя над особыми чувствами к нему. — Считаю тебя своим другом, и хотела быть и твоим другом тоже. Дружба обычно существует без словесного провозглашения, но, в общем, принимая во внимание твои — негативные чувства по отношению к женщинам, ощущаю необходимость удостовериться в реальности такой нежной близости.

Он не стал отвечать, притворившись спящим, неверие нахлынуло на него, стоило лишь закрыть глаза.

Первым в его жизни настоящим другом оказалась женщина.

Управляя повозкой, Теодосия еще раз просмотрела письмо Мелвина Пристли.

«Мисс Уорт, Пожалуйста, простите меня за неудобство, которое я вам причинил: не смогу встретиться с вами за завтраком этим утром; более того, очевидно, сниму свою кандидатуру на зачатие ребенка.

Искренне ваш,

Она в замешательстве нахмурилась.

— Не представляю, почему Мелвин передумал, — обронила она в спину Романа. — В записке не приводится никакой причины.

Роман ехал впереди, радуясь, что ей не видно его улыбки.

— Как новая лошадь?

Теодосия взглянула на небольшую лошадку, купленную взамен той, что забрал Маманте.

— Прекрасно, — рассеянно ответила она, все еще размышляя над странностью внезапного решения Мелвина.

Другая ее часть, где-то глубоко запрятанная в груди, испытывала облегчение, что Мелвин не появился. Она убеждала себя, что ее состояние объясняется просто — еще не готова лечь в постель с мужчиной, нужно еще немного времени, чтобы ясно представить, что делать с ним, во всем похожим на Аптона.

Но та, другая, часть подсказывала: ее чувства к Роману есть главная причина ее нежелания улечься с другим мужчиной, хотя и понимала, что в конце концов придется решиться на это, иначе никогда не осуществится запланированное, если вдруг отыщется копия Аптона, хотя и превратится в самое трудное из всего, что уже испытано.

— Роман, что, по-твоему, случилось с Мелвином? — решилась она задать вопрос.

Не сдерживая усмешку, подумал — нашел ли вообще кто-нибудь к этому времени Мелвина Пристли? Встретив его у входа в гостиницу, он заставил его написать записку, которую не понимала Теодосия, а затем, связав и сунув в рот кляп, закрыл в сарае позади здания школы.

— Роман?

— Что? Возможно, решил жениться. Не волнуйся. К вечеру приедем в Энчантид Хилл (Энчантид Хилл — от англ. enchanted hill — волшебная гора). Там полно мужчин.

И снова ухмыльнулся. В Энчантид Хилл, конечно же, жили мужчины, но их большинство составля-, ли необразованные фермеры, которые наведывались в город только затем, чтобы закупить провизию. Роман встречался со многими и знал, что никто из них не соответствует требованиям Теодосии, а школьным учителем работала пожилая женщина, для которой он однажды сделал письменный стол.

— Обязательно осмотрим Волшебную гору, когда приедем в город, — крикнул он. Замедлив шаг жеребца, подождал, пока не догонит повозка. — Легенда гласит, что гора обладает силой исполнять желания.

Девушка взглянула на его, удивляясь, что его глаза намного голубее неба.

— Я уже говорила тебе, что думаю о загадывании желаний.

Он резко осадил Секрета, задумав изменить мнение Теодосии.

— Ты действительно торопишься в Энчантид Хилл? А если приедем туда попозже? Сегодня воскресенье, и ты не сможешь напечатать свои объявления — почтовая контора закрыта. Она остановила повозку.

— Для чего тебе хочется отложить прибытие? Он не ответил, но нескрываемый блеск озорства в его глазах совершенно ослепил ее.

Держась за ствол дерева, Теодосия проглотила последний кусок бутерброда с изюмом и глянула вниз, на свои болтающиеся в воздухе босые ноги — земля осталась, по крайней мере, в двадцати футах внизу; ей не доводилось раньше сидеть на дереве, и уж, конечно, никогда в одной сорочке и нижних юбках.

Она улыбнулась, вспомнив, как очутилась на дереве: Роман, словно большой самец-горилла, посадив ее на спину, взобрался наверх, прихватив и клетку Иоанна Крестителя, заявив, что птице иногда нужно возвращаться в свою естественную среду.

Мужчина был явно в ребяческом настроении.